Шипохвостая мумамба! Чем их начальственная милость не довольна на этот раз? И что за манера меня — дочь простого солдата — именовать миледи?
Вслух я возмущаться не стала, вместо этого поставила сумку и саквояж на землю и обернулась:
— Что-то случилось, милорд Швангау?
— Почему надо было уходить, никому ничего не сказав? И потом… У вас тяжелые сумки.
Синие глаза. Сверкают! И голос такой… Грозный. Однажды мне пришлось лечить одного государственного обвинителя — воспаление внутреннего уха — так вот он вел себя приблизительно так же.
Я пошевелила плечами — все-таки сумка и саквояж были тяжелыми — и вопросительно посмотрела на милорда Швангау. Дескать, я прониклась, справедливый гнев начальства осознала, чувством собственного несовершенства преисполнилась — можно говорить, в чем дело.
— Не стоило самой тащить такую тяжесть. И потом — я думал, что… — он замолчал.
— Да, милорд?
— До разбирательства вы живете у меня.
— Простите. Забыла совсем. Так устала, что захотелось побыть одной. В привычной обстановке.
— Вас подождать?
— Мне неловко вас беспокоить.
— Ничего, — улыбнулся он.
Вот как ему объяснить, что принимать ванну и переодеваться, когда он будет сидеть и ждать меня в кабинете — гостиная в моей квартире не предусмотрена — мне будет…
Щеки заполыхали.
— Я отнесу ваши сумки и зайду за вами через пару часов, — принял решение милорд Швангау. — Что вы хотите на ужин?
— Знаете… Очень хочется мороженого, — улыбнулась я.
— Договорились. И что-нибудь из баклажанов.
— Вы запомнили…
— Мясо?
— Все равно.
— Договорились.
Милорд Швангау подхватил мои пожитки, и мы с ним чинно отправились по дубовой аллее к жилым корпусам преподавателей.
— Вы заметили, как у нас на территории тихо и спокойно? — спросил у меня ректор.
— Кстати, а почему так?
— Еще на днях издал приказ по университету — все студенты, участвовавшие в борьбе с эпидемией, получают зачеты и экзамены без сдачи их преподавателям. Сразу высшие баллы, между прочим. И отправляются на каникулы.
— А те, кто не участвовал?
— Таких, на самом деле, немного. И они прибудут сдавать сессию за две недели до начала учебного года. Все равно преподаватели уже на местах — из отпусков вернуться.
— Мудрое решение. Все вымотались…
Тут я вспомнила, что меня отстранили от преподавания — и замолчала.
Мы уже подошли к дому и поднимались по лестнице на второй этаж. Я достала из саквояжа ключи, повернула ключ в замке и потянула на себя дверь.
— Прошу вас, — обернулась к ректору.
Пропустила его вперед. Зашла в квартирку сама, блаженно прищурилась.
Поняла, что милорд Швангау стоит, замерев. На лице застыла маска тревоги.
— Что слу…
Мужчина прыгнул на меня, выталкивая в коридор и падая сверху. Я упала навзничь. Боль в спине. Грохот. Я перестала слышать, перед глазами поплыли черные круги.
Милорд Швангау откатился в сторону, я поняла — по шевелению его губ, что он что-то спрашивает. Смогла лишь отрицательно покачать головой.
Он подхватил меня на руки и понес вниз. Поставил на ноги. Что-то опять спросил. Погладил по щеке. Я опустилась на траву — стоять сил не было.
Его синие глаза стали совсем безумными. В них был пожар — тот, что иной год проносится диким вихрем над лесами северных границ, поднимая пламя до небес и сметая все на своем пути.
Вокруг собирались перепуганные и недоумевающие преподаватели. Все открывали рты. И все это без звука. Было о-о-очень забавно.
Я хихикнула. Потом еще и еще. А потом поняла, что в квартирке осталось все, что мне было дорого. Акварели. Игрушка-лиса. Бабушка вязала на мой день рождения… А Чуфи? Чуфи…
Поднялась — и тяжело побрела в подъезд — может, хоть что-то удастся спасти?
Меня перехватили.
— Держите ее, она ничего не соображает! — сквозь пелену прорвался голос учителя Ирвина.
–..Контузило? — это говорил ректор университета. — Или я ее головой приложил?
— Главное — жива, — жестко ответил Ирвин Лидс. — Вы сами как?
— Нормально. И щит прикрыл, и падаю я лучше, и пугаюсь меньше, — невесело усмехнулся милорд Швангау.
Я мотала головой, и все пыталась им объяснить, что мне нужно туда, в свою квартиру… но они меня и не слушали, и не давали пройти.
Тут вспомнила, что милорд Швангау успел занести мой саквояж с драгоценнейшими склянками… Там даже противоядие от токсина, выделяемого кружевными медузами было…
И тихонько завыла, опустившись на газон. Милорд Швангау уселся рядом и крепко обнял. Через какое-то время спросил у учителя:
— Может, отнести ее в больничную палату?
— Всех все равно вывели на улицу. Территорию университета обследуют армейские розыскники — принц Тигверд вызвал, — ответили ему.
— Хорошо, что все у нас уже могут ходить. Если бы такое случилось неделю назад — было бы совсем интересно.
— Вы правы, — кивнул милорд Швангау.
К нам подошли люди, одетые в черную форму имперских вооруженных сил.
— Все чисто, — сказал один из них, обращаясь к моему начальству. — На всей территории университета. Тот магический заряд, что был в квартире у миледи, был установлен давно — дней восемь-девять назад. Срабатывал на закрытие двери изнутри. Секунд десять — чтобы ваша сотрудница вглубь квартиры зашла. С гарантией, так сказать.
Милорд Швангау вздрогнул всем телом.
— Посмотрите потом сами — магия какая-то странная, — добавил военный — и они удалились.
— В палату? — спросил ректор.
— Не хочу, — вырвалось у меня.
— Тогда ко мне.
Мужчина легко поднял меня на руки и распорядился, обращаясь к коменданту:
— В дом, где был взрыв, не входить!
И милорд Швангау удалился, унося меня с собой.
Я поймала взгляды нашего дружного преподавательского коллектива. От крайнего одобрения в глазах одних, до полного негодования в других. Оценила степень зависти во взорах молодых коллег женского пола. Ненависть, исходящую от Генри, моего бывшего жениха.
— Мамба шипохвостая! — выругалась я, оценивая ситуацию.
— Что? — не понял он.
— Вы представляете, что о нас подумали?
— Похоже, вы пришли в себя, — хмыкнул он.
— Отпустите.
— Нет, — улыбнулся он.
..Все-таки не зря ректором столичного университета был назначен милорд Швангау. Организовать — причем в кратчайшие сроки, мгновенно подметив все детали, этим удивительным даром он обладал в полной мере.
Пока я страдала в кресле, куда меня аккуратно сгрузили, милорд Швангау развернул кипучую деятельность.
Я этого и не заметила — до тех пор, пока не поднялась по лестнице на второй этаж. Решила для себя, что взрыв взрывом, окончательное уничтожение репутации… но вымыться надо. В результате обнаружила не только набранную ванну приятной температуры, но и разнообразные пузырьки с запахом грейпфрута, выстроившиеся на полочках. Пенка для умывания, гель для душа, шампунь и прочее, и прочее. Все как я любила. Только мануфактура была…подороже.
На вешалке висел уютный халат вкусного шоколадного цвета.
А когда я вышла из ванной, то обнаружила в гардеробной — в квартире у милорда Швангау было и такое — служанку. Она развешивала одежду.
— Добрый вечер, миледи, — поклонилась мне Жаннин.
— Добрый, — проворчала я.
— Какое платье вы наденете к ужину?
— А откуда они тут вообще взялись?
— Его милость приказал принести ему ваше, как только вы разденетесь — и отправился в магазин. Он сказал, что все ваши вещи погибли.
Я кивнула. Умом я понимала, что могла погибнуть, что кто-то заложил магическую бомбу мне в квартиру. Но поверить в то, что все происходящее — не дурной сон — не могла.
— Миледи… — оказывается, служанка ко мне обращалась — а я ее и не слышала.
— Слушаю.
— Может, вот это? — служанка показывала мне вешалку с потрясающей красоты бледно-бирюзовым платьем.
— Не слишком ли… торжественно?
— Так ужин все-таки. И его милости будет приятно, можете мне поверить.
Кивнула — мне было все равно.
— Только давайте волосы подсушим и уложим.
— Я сама, — поморщилась. Не люблю, когда посторонний к волосам притрагивается.
Высушила волосы расческой — опять же, новой и дорогой. Привычно закрутила простой узел на затылке — служанка подала мне шпильки. Пришла очередь платья.
— Вы — красавица! — восхищенно выдохнула служанка. — Как солнышко!
Я только грустно улыбнулась своему отражению в зеркале. Рыжеволосая девушка в богатом наряде, подчеркивающем все достоинства худощавой фигуры — надо же — даже грудь нашли — выглядела…симпатично. Только зеленые глаза… грустили. Бабушке бы точно понравилось — она всегда ворчала на меня за то, что я мало уделяю внимания своей внешности.
— Девочка должна быть де-воч-кой, — отчитывала она меня за синяки и ссадины, щедро смазывая их заживляющей мазью.
Бабушка вечно ворчала из-за того, что мы иногда дрались с Филом. Фил… Главный забияка нашей улицы. Мы и правда дрались, но…с ним было весело. Интересно, как он там сейчас?
Потом, когда я уже училась в университете, бабушка отчитывала уже за то, что я не ухаживаю должным образом за своими волосами и руками, что мотаюсь в компании не только девочек, но и парней, по всей империи. При этом она подкладывала мне лучшие кусочки, когда я приезжала к ней на каникулы, раз в неделю передавала мне корзинку с домашним вареньем, а еще зачитывала мои письма всей нашей улице вечерами.
— Я никогда не встречал человека, который бы так гордился своим ребенком, — сказал мне на похоронах бабушки Фил. Тот самый, драки с которым были неотъемлемой частью моего детства.
Вспомнила, как в тот момент меня обнял Генри. Любимый. Жених… Как прижалась к нему — и смогла, наконец, заплакать.
Было это полгода назад.
..Я спустилась вниз.
Милорд Швангау — а он уже был в столовой — поднялся при моем появлении.
— Добрый вечер, — как-то странно произнес он. — Вы прекрасны.