— Не понимаю, какое это имеет отношение ко мне.
— Пожалуйста, не говори так!
Обнял меня, прошептал:
— Рене, не надо.
Нахмурился, насторожился. Коснулся губами моего лба, недовольно проговорил:
— Ледяная совсем!
Споткнулся из-за Чуфи. Подхватил меня на руки.
— Ты что — все это время просидела на улице?
— Повторяю! — начала я. — То, что происходит…
— Где ключ от дома?
— Я его не взяла с собой.
— Понятно…Сейчас.
— Никуда я не пойду с вами!
— Рене, перестань. Поругаемся лучше в тепле. После того, как найдем в твоем саквояже лекарство от простуды.
Чуфи, похоже, не имела ничего против такого плана. Она ловко запрыгнула мне на руки — и герцог Моран шагнул в портал.
Очутились мы в моей квартире. Мужчина усадил меня в кресло.
— Быстро, где ваш саквояж? Что там есть от простуды? — спросил он требовательно.
Я выпустила Чуфи из рук. И направилась к камину — растопить.
— Рене.
— Пожалуйста, уходите.
— Да пойми ты, я говорю правду!
— И именно поэтому вы провели с вашей невестой целый день, а потом уже — по непонятным мне соображениям, отправились искать меня.
— Пошли, — он схватил меня за руку.
— Немедленно отпустите!
— Чуть позже, — ответил он.
Снова портал.
— Герцог Моран? — услышала я голос императора Тигверда. — Вы вернулись? Да еще и с миледи Агриппой? Я же вас отпустил? Что-то случилось?
— Господа, — поклонился герцог Моран, не выпуская, впрочем, моей руки. — Окажите мне любезность — сообщите миледи Агриппе, в какое время я был вызван на экстренное совещание?
— В одиннадцать двадцать, — ответил ему император.
— Благодарю, — снова невозмутимо поклонился мужчина. — Вы позволите вас покинуть?
— Конечно.
Мы покидали совет под внимательными взглядами высокопоставленных лиц, приближенных к самому императору. Ужас просто…Стыд какой.
— Будете ужинать? — спросил у меня герцог Моран.
— Вы… не помолвлены? — тихо спросила я у него.
— Берите ваши настойки — и пейте их, — приказали мне.
— Хорошо, — ответила.
И тут поняла, насколько замерзла.
Герцог Моран притянул меня к себе, усадил на колени.
Я почувствовала тепло, которое шло от него. Мужчина целовал мои руки, шептал на ухо:
— Рене, я никогда не солгу вам. Никогда.
Я пришла в себя. Напилась настоек из своего саквояжа. Потом… Он поцеловал мне руку, пожелал спокойной ночи — и ушел.
Я хотела пойти спать, но с Чуфи творилось что-то странное. Лисица бегала из угла в угол, крутилась на одном месте, опять бегала…
— Чуф, что?
— Тяф! Тяф! Фырррррр…
Я пошла за ней. Мне казалось, я знаю свою новую квартиру. Оказывается, не совсем. Чуфи нашла выход на чердак, но он был закрыт. Хорошо, что бытовики, когда помогали мне с кладовкой, в благодарность за варенье подарили артефакт, открывающий все замки. Маленькая дверца со скрипом отворилась, и мы поднялись по узкой, но довольно крепкой лестнице на крышу. Я сразу поняла, что не давало Чуфи покоя. Закат! Кровавый, он вновь предвещал беду…
24
Следующим утром, улыбаясь золотым лучам в яркой листве, я отправилась принимать зачет у студентов непрофильных, то есть не целительских факультетов.
Я шла, радуясь хорошему настроению, стараясь не думать о вчерашнем закате. Что бы ни случилось, самое страшное уже позади! Потому что у герцога Морана нет невесты…
Студенты, увидев меня, попытались слиться со стенами. Интересно, чего они так испугались? Моего хорошего настроения?
— Доброе утро! — улыбнулась я им. — Рада вас видеть. Прошу! — распахнула двери свободной аудитории.
Сзади раздался тяжелый вздох.
Усадила всех по одному — радовало то, что большей части первого курса здесь не было. Следовательно, историки и искусствоведы, которых я обучала, участвовали в ликвидации эпидемии — и получили сессию автоматом. Итого — четыре человека из потока историков и одиннадцать — из потока искусствоведов. А вот и дипломаты — факультет международных отношений. Все, кому я не поставила зачет летом. Ну что ж. Начнем, пожалуй.
— Итак, — оглядела я двадцать шесть человек, жаждущих получить свой зачет. — Сейчас по одному подходите ко мне, берите листочек, на котором задание с чрезвычайной ситуацией. Ситуации те же самые, что мы отрабатывали на семинарах. Пятнадцать минут готовитесь — потом вместе с тетрадью, где записаны лекции, контрольным и рефератом — ко мне. Вопросы?
— А почему мы должны догадываться, какие темы рефератов? — поднялся один из студентов факультета международных отношений. — Тем не было. Значит, мы не обязаны приносить рефераты.
— Ну конечно же, вы не обязаны, — подняла я ладони. — Вы не обязаны учиться. Я не обязана ставить вам зачет. Следовательно, вас отчислят — и на этом все.
— Какой последний срок сдачи рефератов? — пискнула девица.
— Вообще-то он был сегодня. Но исключительно моей доброй волей я могу отложить нашу встречу еще на два-три дня. Я все равно в университете — почему бы нам не встретиться чуть позже. Я выясню у администрации, насколько это возможно. Итак. Все, у кого есть тетради, рефераты и контрольные, прошу за заданиями. Остальные — на выход. И ждите меня в коридоре. Когда я освобожусь — займусь вами.
Кто бы сомневался. Мои любимые дипломаты потянулись к выходу.
Остальные пошли ко мне.
— Вы нарушили наши права! Тем рефератов и заданий по контрольным не было на кафедре!
— Вы знаете, — ответила я упрямому борцу за права угнетенных студентов, — я бы могла обратить ваше внимание на то, что у вас есть лишь одно право — учиться. Но…если вы, проведя в этих стенах год, до сих пор этого не осознали… То возникает вопрос: а что вы тут делаете?
— Да как вы смеете?
— Это вы как смеете приходить неподготовленными? — холодно и спокойно спросила я. Все-таки тесное общение с аристократами идет во благо. Раньше бы я разволновалась, сорвала бы голос, а сейчас лишь высокомерно цедила слова — точь-в-точь наш ректор в гневе. — Как вы смеете повышать голос на преподавателя?
— Можно подумать, преподаватель, — скривился молодой человек. — Все знают, как ты тут оказалась. И как свою правоту перед императором доказывала.
— Остановитесь, милорд. Это уже не просто дерзость. Это неуважение к императорскому суду, — тихо проговорила я. — И вам прекрасно известно, что в аудиториях во время проведения экзамена идет запись.
Тут я поняла, что студентов возле молодого человека нет. Все они исчезли в неизвестном направлении. Понял это и он. Замер.
— Рекомендую вам успокоиться, — посоветовала я. — И подумать вот над чем: в университете у вас нет врагов. Ни у кого из преподавателей нет задачи вас унизить или оскорбить. Есть задача выучить. Но вот вопрос — почему вы упорно сражаетесь с преподавателями, чтобы этого избежать?
Выбралась я к своим любимым змеям лишь во второй половине дня. Увлеклась, пытаясь выделить вещество, что улучшает яд и блокирует магию целителей. Ясно было одно — и со змеями, и с изумрудными клещами — работали с помощью магии. Но хотя бы след вещества должен был остаться!
«Надо бы проконсультироваться с милордом Швангау», — подумала я.
И тут ко мне в лабораторию постучали.
На пороге я обнаружила секретаршу нашего ректора.
— Пойдемте, скорее! — сказала она.
Мне стало не по себе. Что-то такое уже было.
— Не переживайте. Это хорошие новости, — обнадежила меня госпожа Миррова и улыбнулась, ободряя.
Поскольку мне было сказано — спешить, я отправилась к милорду Швангау как есть — в брючном костюме целительницы из мира принцессы Тигверд. Кстати, надо будет попросить еще один…
В кабинете ректора выяснилось, что у нас с секретарем было абсолютно разное представление о «хороших новостях».
Мужчину и женщину, сидящих рядом с герцогом Мораном, я уже видела. Правда, было это всего один раз. Через несколько дней после гибели моих родителей. Но я запомнила. На всю жизнь запомнила…
Мои бабушка и дедушка — родители мамы. Миледи и милорд Брайс. Они отреклись от собственной дочери, когда та вышла замуж за человека, не подходящего ей по статусу.
— Добрый день, Рене, — поздоровался со мной милорд Брайс, оставаясь, впрочем, сидеть. Миледи Брайс, увидев, что на мне надето — и вовсе поджала губы.
Довольная улыбка на губах нашего ректора, с которой он поднялся, чтобы поприветствовать меня, как-то завяла.
— Миледи, милорды, — склонила я голову в приветствии.
— Миледи Агриппа. Прошу вас, — милорд Швангау подошел ко мне и подал руку.
Ректор проводил меня к столу. Усадил в кресло.
Родственники молчали.
Они точно так же молчали тогда, много лет назад, когда к ним привезли осиротевшую внучку. Сослуживцы отца посчитали, что мне лучше всего будет с родными людьми. Что бабушка и дедушка, оплакивая дочь, найдут утешение в заботе о родной кровиночке.
Как же, как же…
Милорд Швангау уселся на свое место и стал наблюдать — как обычно — прикрыв глаза.
— Простите за бестактность, — начала я. — Но… Чем обязана?
— Действительно, дурно воспитана… — протянула миледи Брайс. — Не зря мы ей отказали от дома.
— Дорогая, успокойтесь, — заявил ее супруг. — Необходимо снисходительно относится к чужим слабостям.
Потом он повернулся ко мне, осмотрел меня внимательно и торжественно заявил:
— Мы готовы принять вас в семью, Рене. Конечно, над вашим поведением и манерами придется много и тщательно работать, но… Думаю, мы сможем. Все вместе. И ты, и мы. Будем очень, очень стараться. Не так ли?
— Наше участие в твоей судьбе простирается так далеко, что мы нашли тебе жениха, — продолжила миледи Брайс. — И он согласен заключить с тобой законный брак. И это — несмотря на отсутствие хоть мало-мальски приличной репутации. Надеюсь, ты сможешь это оценить в полной мере…
— Как же я понимаю маму, — пробормотала я.
— Сдержанность и приличие, — торжественно провозгласила моя родственница.