Я бродила по широким проспектам и узеньким переулочкам, заходила в роскошные бутики и крохотные магазинчики с полуслепыми стеклами, ела в дорогих ресторанах и покупала чебуреки у теток на улице... Москва просто жила. А я пыталась жить в ней. Я пока не понимала ее до конца, не чувствовала, удается ли мне раствориться в ней, или же я так и останусь отторгнутым чужеродным телом. Для всего нужно время.
Но мое время наконец пришло. Вечером в четверг мы с Мишкой поехали водворять меня во владения. Во дворе Мишка долго искал место, чтобы приткнуть машину, а я, не в силах дольше сдерживать нетерпение, выскочила чуть ли не на ходу и побежала к подъезду. Это же мой дом. Я тут с самого детства жила, каждый камушек знаю, каждую выщербинку на асфальте. И вот я сюда вернулась. Спустя...
Забавно... На самом деле я оставила этот дом не тогда, когда уезжала в Америку, а выйдя замуж за Ника. Поскольку, как я уже говорила, родители его не одобряли, речи о том, чтобы жить с ним в их доме, идти не могло. Ситуация с его стороны была симметричной. А так как учились мы оба на физтехе, где всем дают общежитие, вопрос места для семейного гнезда решился автоматически. Там мы и прожили все годы нашей учебы, там и Женьку родили. А потом, закончив и устроившись на работу, уже могли позволить себе снимать квартиру, что и делали вплоть до самого отъезда.
Так что с домом мы попрощались больше двадцати лет назад. И то, что, потеряв Ника, я снова вернулась сюда, наверное, было по-своему символично. Впрочем, искать символы и знаки в каждом своем движении – унылое занятие для старых дев и безнадежно влюбленных дурочек. Я же, какая ни есть, все же не отношусь ни к тем, ни к другим, хотя бы потому что...
Мишка нашел, наконец, парковку и уже вез мой чемодан в сторону подъезда. Оставив праздные рассуждения, я поскакала вперед, чтобы открыть ему дверь.
Оп-па! На двери оказался кодовый замок. Я растерянно замерла. Вот так, стоит ненадолго отлучиться, уже и домой не войдешь. Подошедший Мишка подмигнул мне, вытащил из кармана связку ключей, приложил к замку магнитную пимпочку – дверь распахнулась.
А пахло в подъезде точно так же, как и всегда, – летней пылью и старым деревом. И желтый фанерный шкаф неизвестно с чем стоял на том же месте, и решетка лифта выкрашена мутно-зеленой масляной краской, и те же самые буквы так же стерты на жестяном плакатике о противопожарной безопасности. Все на месте. Вот и я вернулась.
Квартира на первый взгляд тоже показалась мне совершенно не изменившейся. Та же самая знакомая с детства мебель на тех же местах. Ну, или почти на тех же. Обои... Нет, обои, кажется, все же были другие.
– Я здесь ремонт делал! – гордо сказал мне Мишка. – Да не один. С последнего раза двух лет еще не прошло. И кухню поставил новую, под итальянский орех.
По мне, так мамин старый буфет был в двадцать раз лучше этих его орехов, которые уже начали облупливаться по уголкам, но вслух я ничего говорить не стала. То есть стала, конечно, – какой он молодец и как замечательно за всем следил. Большое-большое спасибо.
– Да что спасибо-то, – отмахивался Мишка. – Не за что тут спасибо. Это ж все для сдачи нужно – и кухня, и ремонт. Оно все в момент окупается. Вот еще бы мебель сюда новую купить в «Икее», так вообще раза в два можно было б цену поднять, руки только все не доходили. И книжки ваши Лена строго-настрого просила не выбрасывать.
Книжки! Действительно, вот же они, все наши книжки, настоящая библиотека, которая должна быть у каждого. Как я скучала по ним в Америке, как радовалась, особенно в первые годы, когда любыми правдами-неправдами удавалось купить или выпросить у кого-нибудь для Женьки русскую книжку, правильную, из детства. В последние годы с этим, конечно, стало гораздо лучше, пооткрывалось много русских книжных, да только Женьке они уже... Впрочем, грех жаловаться, русский язык у него отлично сохранился, он и читает, и писать умеет, и даже курс какой-то взял по славистике, как хвастался мне недавно.
Я зарылась в книжный шкаф, как в сундук с сокровищами, трогала корешки, перечитывала названия. Ой, и это. И это. Мишка кашлянул у меня за спиной.
– Лиз, я пойду уже. А то пока доеду. Смотри, вот я тебе на стол ключи положил, а вот тут документы твои. Ты с паспортом не тяни, с этим лучше сразу разобраться.
Я оторвалась от книг, закивала, пообещала немедленно со всем разобраться, еще раз за все поблагодарила и проводила Мишку до двери.
Закрыв за ним, сбросила в прихожей туфли и прошлась еще раз по всей квартире. Да, многое изменилось, конечно. И на всем есть какой-то налет... Не то чтоб нежилости, как бывает в совсем уж заброшенных домах, а какой-то бесхозности, что ли. Ненужности и неприкаянности. Вроде даже и чисто, а все равно как-то не так. Но с этим-то я поборюсь.
Следующие несколько дней прошли в составлении списков необходимых закупок, освоения близлежащих торговых точек, доставки промышленного количества моющих средств и уборки, уборки, уборки. Окна, полы, шкафчики на кухне, потолки влажной тряпкой, пока не закружится голова. А, ну и еще был визит в паспортный стол.
Об этом стоит вспомнить отдельно. Вместе с ключами Мишка отдал мне кучу разной нужности документов, первым среди которых был, конечно же, мой советский паспорт. За время моего отсутствия страна не только поменяла название, но и провела всеобщую паспортную реформу. Так что мой главный документ советского, то есть российского гражданина, был безнадежно просрочен и имел теперь разве что историческое значение. Мишка настоятельно советовал мне пойти в паспортный стол и добиться там обмена на более современную версию.
– Они, конечно, поорут на тебя, но обменять должны, куда денутся, – напутствовал он меня. – В крайнем случае, дашь им денег.
– Как это?
– Да так. Даже лучше с этого прямо начать. Дашь паспортистке, она тебе все и сделает.
– А сколько?
– Долларов пятьдесят. Я думаю, нормально будет.
Все это казалось мне крайне сомнительным, да и вообще лишним, но Мишка упорно настаивал, что без паспорта в Москве жить нельзя даже две недели. Поскольку я пока не знала, как долго мне придется это делать, я решила послушать его советов.
Паспортный стол меня, прямо скажем, не вдохновил. Не знаю, чего я от него ожидала, но то, что мне там открылось, превосходило любые ожидания. Для начала, там была очередь. Огромная и злая. Прямо как в лучшие годы моей юности.
Стоять мне совсем не хотелось, поэтому я, немного пораскинув мозгами, списала на бумажку расписание работы стола и перечень документов, необходимых для получения паспорта. К счастью, половину из них выдавали тут же в столе. Не задаваясь вопросом, зачем органам власти нужно выдавать бумажки самим себе, я собрала остальное, и на другой день пришла сильно заблаговременно, оказавшись в очереди первой.
В тесненькой комнатке за канцелярским столом восседала тетенька неопределенного возраста и вида. Увидев мой раритетный паспорт, она долго проводила со мной воспитательную работу. Я не могла постичь всего смысла ее проникновенной речи, да и не сильно старалась, потому что была занята внутренней борьбой на тему: давать деньги или нет. И если давать, то когда? И как именно? И что со мной будет, если Мишка все же не прав? Это ведь будет взятка лицу при исполнении служебных обязанностей, а у меня даже паспорта нет. В конце концов, когда в тетенькиной речи стали явно прослеживаться тенденции выгнать меня из кабинета раз и навсегда, с тем чтобы таким, как я, вообще паспортов никогда не давать, я решилась. Выудила из сумки заготовленные пятьдесят долларов одной бумажкой и распластала их перед тетенькой на столе.
– Что это? – сурово спросила она, не делая никакой попытки их взять.
Так я и знала!
– Это... Ну, я... Мне казалось... – залепетала было я, не зная, куда деваться.
– Вы меня прямо обижаете! Да за такие деньги я вам только половину обложки могу сделать! – тетенька была явно возмущена до глубины души.
Выдохнув и буквально не веря своим ушам, я вытащила вторую такую же бумажку и положила на первую.
– Другое дело, – проворчала тетка, ловко утягивая бумажки куда-то к себе на колени. – Давайте фотографию и что там у вас еще... Через три дня после обеда зайдете ко мне за паспортом. Да в очереди не стойте, просто заходите, и все.
Через обещанный срок я была полностью восстановлена в своих гражданских правах, о чем свидетельствовал новенький бордовенький документ с российским гербом, моей фотографией и надписью черным по белому: «Новинская Елизавета Дмитриевна, Россия, Москва, дата рождения, дата выдачи, ж». Графы о замужестве и наличии детей сияли девственной чистотой. Я была вновь пригодна к употреблению.
Довольно странно было смотреть на свою девичью фамилию в официальном документе. Строго говоря, она не совсем девичья, в браке я официально фамилию не меняла, но потом, в Америке, я как-то сама собой утратила свою автономность, став для всех «миссис Будберг». Собственно, началось все с того, что еще при отъезде мой загранпаспорт был то ли случайно, то ли по каким-то высшим соображениям выписан на фамилию мужа. Мы все выезжали по его приглашению, и я в целях экономии времени и уменьшения бумажной суеты не стала настаивать на исправлении ошибки. В Америке это постепенно перебралось в другие документы, сперва в малозначимые, потом в более существенные, вроде кредиток и водительских прав, потом на эту фамилию я оформила себе грин-карту и все страховые бумаги... В общем, когда дело дошло до получения гражданства, вопроса, какая у меня фамилия, как-то не возникало. И, естественно, все загранпаспорта при обмене оформлялись на нее же, чтобы не нарушать единообразия в документах.
А тут – все, как положено. Новинская, будьте любезны. И никаких гвоздей. Что, впрочем, тоже очень своевременно и символично. Девичья фамилия. Родительский дом. Новая жизнь. Все, что в промежутке, – зачеркнуть. А можно и так – единственная своя фамилия, свой законный дом... И жизнь – она тоже одна. Какая уж есть.