Мы шли молча, но это не мешало, наоборот. Бывает такое хорошее молчание, когда понимаешь, что молчишь вместе. Практически хором. Не потому, что не о чем говорить, а потому, что слова как-то не нужны, и без того славно. Хотелось идти и идти, но бульвар быстро кончился. Впереди появились огни Пушкинской площади. Я свернула с главной аллеи налево, к переходу.
– Пойдем лучше справа перейдем, – остановил меня Саша.
– Почему?
– Потому что вдоль бульвара движение одностороннее.
– Ну и что? – не поняла я.
– Так слева – встречка, – пояснил он.
Я все равно не поняла.
– Машина там не проедет, по встречке-то.
– Да какая машина? Ты о чем?
Он подвел меня к краю бульвара. Там, на проезжей части, метрах в пяти от нас, прижавшись почти вплотную к левой кромке, то есть к самой бульварной ограде, стоял здоровенный джип.
– Что это? Он что, за нами едет?
– Ну да. Это моя машина, там ребята. Куда я – туда и они. А ты их хочешь на встречку загнать.
– Извини, я не знала... Давай, я дальше уж сама. А то неудобно. Я гуляю по ночному бульвару, а за мной таскается сто человек.
– Ну, не сто. Водитель и два охранника.
– И еще ты. Ты такая крутая шишка, да?
– Ну, не такая уж и крутая. Просто порядок такой.
За время этой беседы мы дошли до самой площади. Впереди ясно горела красная буква М. Джип перебрался от левого края дороги к правому и медленно крался в пяти метрах за нами. Я чувствовала себя, как под прицелом. Все очарование ночной прогулки рассеялось. Уже не хотелось никуда идти, хотелось нырнуть в метро и избавиться от этого хвоста. Я ускорила шаг.
– Все. Я пришла. Вот метро.
– Может, все-таки подвезти?
– Да нет, спасибо. Тут две остановки, я быстрее доеду.
– А от метро?
– И там два шага.
– Лиз, знаешь что? Если ты такая самостоятельная, возьми зонтик. У тебя своего нет, чтобы ты там не намокла.
– Ну спасибо. А как я тебе его отдам?
– А ты мне позвони, и мы договоримся. И вообще не теряйся. Я страшно рад, что мы с тобой встретились.
– Я, в общем, тоже. Спасибо за зонтик. Ну, я пошла.
Я повернулась и толкнула тяжелую стеклянную дверь. Обернувшись, я еще успела увидеть, как Александр захлопывал за собой дверцу огромной черной машины. Спускаясь по эскалатору, я внутренне улыбалась сама себе. Хорошо.
Все это происходило в пятницу. А позвонила я ему в воскресенье – не на следующий день, чтобы не мельтешить, а через один, чтобы повод совсем уж не смылился. Мне же нужно было вернуть зонтик, а как же? Нам чужого не надо.
Выждала время, чтоб не с утра, чтоб наверняка не разбудить, не мешаться. Три часа дня – вполне по любым меркам прилично для умеренно-делового звонка.
– Саша? Привет, не помешала? Это Лиза Новинская.
– Лиза! Привет. Рад тебя слышать. – Голос слегка заспанный, хотя довольно бодрый.
– Я тебя, похоже, разбудила?
– Нет-нет. Все нормально. Ты позвонила через три минуты после будильника. Просто военная точность.
– Все равно извини. Я как-то не рассчитала. А почему у тебя будильник? Сегодня же выходной.
– Вот чтобы весь его не проспать, потому и будильник.
– Понятно. То есть непонятно, но все равно здорово. Я, собственно, что звоню-то? Я должна вернуть тебе зонт.
– Зонт. Точно. Без зонта мне никуда. Давай так – я сейчас тут встану-умоюсь, и через пару часов тебя подхвачу. Придумаем что-нибудь. Ты где живешь?
– «Аэропорт». Который не «Шереметьево», а станция метро. На Ленинградке.
– Классно. Значит, где-то в районе пяти. Я, как буду выезжать, тебе звякну. Созвон?
– Созвон.
И действительно, через два часа, как и было задумано, я села к нему в машину на Ленинградском шоссе. Машина в этот раз была другая – узкая серебристая двухместная сосиска, сидеть в которой, прямо скажем, не очень удобно. Зато отсутствовали шофер с охранниками, и это радовало. Я начала с того, что вручила пресловутый зонт владельцу.
– Вот. Возвращаю в целости и сохранности.
– Класс. Спасибо. Особенно Витек как рад будет... – Саша, не глядя, кинул зонт на заднее сиденье.
– Какой Витек?
– Да шофер мой. Это ж его зонт. То есть представительский, но он его блюдет, как родной.
– Ах вот оно что. Ты, значит, передо мной чужими зонтами выпендривался. Знала бы – не взяла б.
Ответом мне был непонимающий взгляд. Значит, надо тоньше.
– Ну, или вернула бы прямо завтра, то есть вчера еще. Тебе хиханьки, а человек над казенным имуществом убивается. Он, может, ночь не спал, твой Витек...
На этот раз подействовало. Засмеялся.
– Н-да. Витек, не спящий над зонтом... Трагический образ. Куда поедем?
– Откуда ж я знаю. Я тут, можно сказать, гость столицы. Погулять куда-нибудь... А знаешь что, – посетила меня идея, – поедем храм Христа Спасителя посмотрим. Который вместо бассейна «Москва». Я его и не видала толком еще.
– Нет, поедем, конечно, – голос звучал как-то озадаченно. – Но я, вообще-то, имел в виду покушать...
– Ну, съедим там чего-нибудь по дороге, если надо.
Храм Христа Спасителя, возле которого мы запарковали машину с такой легкостью, как будто это было не в самом центре мегаполиса, меня поразил. Нет, подавил. Собственно, мельком и издали я видела его и раньше, и впечатление было примерно тем же – подавляющим, но когда вот так, вблизи... Огромный. На язык навязчиво просилось слово «монструозный», но про храм так говорить нельзя. Очень значительный. Из-за этой его величины даже нельзя было понять, красивый ли он. Почтительно задирая голову и глядя снизу вверх, мы обошли его по периметру. Это заняло у нас минут пятнадцать, потому что с задранной головой быстро ходить не получается. Завершив круг почета, я, потирая шею, решительно направилась к переходу, на Гоголевский бульвар.
– Ты куда? – остановил меня Саша. – Мы же покушать хотели...
– Да? Я вроде не хотела, но даже если и так? Я хотела по Гоголевскому пройти. Это противоречит?
– Нет, нисколько. Просто вон там, – он махнул рукой в сторону Остоженки, – ресторанчик есть неплохой.
– Да ну. Опять эту вашу фуа-гра перемороженную за бешеные деньги жрать? Пойдем, дойдем до Арбата, там чего-нибудь перекусим. А если не найдем, вернемся сюда. Машину-то ты все равно тут оставил.
– Ну пойдем, пойдем, – вздохнул он сокрушенно. – Я уже понял: ты любишь гулять по бульварам. Пойдем.
– Я просто гулять люблю, – возразила я. – Хотя по бульварам – тоже. А Гоголевский – вообще мой почти самый любимый.
– Почему почти?
– Потому что самый – Тверской. И еще Никитский.
– Я же и говорю – любительница гулять по бульварам.
– Ну и что – мне теперь взять вот так и признать, что ты прав?
– А почему нет? Кроме того, я всегда прав.
– Глупости, – фыркнула я. – Так не бывает. А если вдруг, то тебе же хуже.
– Почему? – искренне поразился он.
– Потому что хуже нет человека, который всегда прав. «Бойтесь того, кто скажет: я знаю, как надо!»
– Почему – бойтесь? Кого я должен бояться?
– Никого. Это цитата. Но если ты всегда прав, бояться тебе надо себя самого.
Он озадаченно замолчал. Потом вдруг спросил:
– Лиз, а ты кем работаешь?
– Я? Никем. Я домохозяйка. А чего вдруг?
– Ну, я просто подумал – если что, тебя же никакой начальник не вынесет.
– Видишь, как всем повезло? У меня нет начальников.
– А муж? В смысле, он разве тебе не начальник?
Мне не хотелось вдаваться в подробности этой скользкой темы. Лучший способ перевести разговор – увести мяч на поле собеседника. Все так любят говорить о себе, что могут и не заметить неловкого перевода.
– Ну, а сам-то ты? Судя по всему, большой начальник? И кем ты командуешь?
Саша внезапно смутился. Совсем слегка, но тем не менее.
– Ну, я так... Ерунда... Небольшой заводик...
– А! – несколько преувеличенно обрадовалась я. – Ты не начальник! Ты у нас владелец заводов, газет, пароходов! Давай подробности!
Собственно, я просто молола всякую ритмичную чушь, чтобы сбить его с темы моей семейной жизни, но неожиданно задела какую-то важную точку. Он весь подобрался и враз из расслабленного стал закрытым и колючим. Почти как тогда, в ресторане, когда Вася нас познакомил.
– Откуда ты знаешь?
– Что? Что я такого знаю?
Господи, как же трудно с этими... Новыми русскими... Слова уже не скажи.
Он смотрел на меня с подозрением, сквозь прищур.
– Про пароход? Откуда? Я только в пятницу контракт подписал, еще и сделка-то не объявлена.
Я заржала в голос.
– Сашка, может, у тебя и есть пароход, но ты все равно балда! Это стихи! Детский стишок, Маршак написал, не помнишь, что ли? Их еще в школе учили.
И я процитировала:
Мистер Твистер, бывший министр,
Мистер Твистер, миллионер,
Владелец заводов, газет, пароходов,
Едет туристом в СССР.
Он заметно расслабился уже на фамилии Маршака, а к концу четверостишия тоже смеялся.
– Надо же. Действительно забыл. Забавно. Тогда казалось – буржуйская жизнь такая, а теперь слушаешь – как прямо про нас он писал.
– Почему про нас?
– Ну как же? Я – владелец, а ты вот – турист.
– Ну, если так... Может, у тебя еще и газета есть для полного сходства?
Спросила, чтобы поддержать шутку, и опять попала. Он снова слегка застеснялся, как с заводиком.
– Ну есть. Небольшая.
– Как заводик?
– Типа.
– Газетка, заводик, и теперь еще – пароходик? А министром ты, случайно, не был?
– Лизка! Перестань издеваться! Может, я сейчас копну поглубже, и окажется, что это ты – никакой не турист, а бывший министр.
– Нет, – ляпнула я в запале. – Я не министр, тем более бывший, я просто миллионер.
И сразу осеклась. Потому что – ой, не надо было. Ой, нельзя.
Но он, к счастью, принял это за удачное продолжение шутки. Обошлось.
Потом мы еще долго гуляли по Арбату, и Сашка, очевидно, вдохновленный моими литературными реминисценциями, зачем-то рассказывал мне историю своей жизни. Вернее, не всей жизни, а ее части, связанной с трудовыми подвигами. Как он, закончив физтех, сразу решил забросить науку и пошел заниматься только-только зарождающимся в стране бизнесом. В то время как мы с Ником поступали в аспирантуру и уезжали в Америку, Сашка стал хозяином небольшой фирмы, занимающейся всем на свете, но в основном, конечно, так называемым «купи-продай». Потом ему пришло в голову организ