– Ну и вот, – закончила я. – Вот я и приехала домой. Отдышусь, осмотрюсь... А там видно будет.
– Ну и дурак же он! – выпалил Сашка.
– Кто?
– Да мужик этот твой! То есть так-то он, может, и умный, я не знаю, но тут – дурак.
– Почему же это? – скептически спросила я. – Я – старая, он со мной двадцать лет прожил, привычка, то-се, а там – молодая, да еще, знаешь, китаянка. Экзотика. Трофей, опять же.
– Ну и что он будет делать с этой экзотикой? Любая экзотика через год знаешь, где сидеть будет? Да раньше даже. Он еще пожалеет, приползет к тебе.
– С чего бы? – Я всем своим видом выражала сомнение. Надо сказать, почти искреннее. Хотя, конечно, этот звонок...
– Да потому что ты... Ты... В общем, если б ты была моей женой, я б тебя ни за что не отпустил.
– Ты, Сань, только так говоришь, потому что тебе здесь и сейчас меня жалко, а на самом деле... Что-то мне сомнительно... То есть полгода назад я, может быть, в такое бы и поверила. Да что там – полгода назад, меньше даже, у меня и мыслей никаких не было. А теперь... Нет, вам, мужикам, только жопа гладкая нужна, ноги да морда двадцатилетняя.
– Лиз, ты, конечно, в чем-то права. Мужик всегда будет смотреть и на ноги, и на, как ты говоришь, жопу. Тут ничего не поделать. Но жить-то, жить потом ведь с человеком хочется...
– Особенно если это человек с модельной фигурой... Не уговаривай меня! Все равно моя жизнь бесплатная! Я себе даже операцию на морде сделать не смогла!
Он, конечно, не перестал меня уговаривать. И утешать тоже отнюдь не перестал. И это, надо заметить, было отрадно. Подо все эти душеспасительные беседы уровень водки в бутылке заметно снизился, и Сашка начал вполне прозрачно намекать, что в таком состоянии он просто не в состоянии садиться за руль, а потому из соображений гуманности и человеколюбия я просто обязана оставить его ночевать... Но тут я была, как скала.
– Сашечка. Ты, конечно, да. И я, конечно, тоже. Но ночевать ты поедешь домой. Не хочешь садиться за руль – могу вызвать тебе такси.
Весь этот диалог происходил уже более-менее в прихожей, куда мы плавно переместились спустя какое-то время после того, как я решила, что вечер должен двигаться к завершению.
– Лиза, ну что ты, как я не знаю... Как маленькая прям, честное слово. Ну какое, к чертям, такси? Мы же взрослые люди...
– Вот именно. Именно что не маленькая. Мы взрослые люди. Ответственные. Так я звоню?
– Куда?
– В такси.
Он, кажется, даже слегка протрезвел от изумления.
– Лиза, ну ты... Ты уж вообще. Не надо мне никакого такси. Если уж ты такая взрослая, то вот я тебе прямо говорю – я хочу ночевать у тебя.
– А я не хочу, чтобы ты тут ночевал.
– Я тебе не нравлюсь? – Глаза такие круглые, обиженные.
– Санечка, ты мне очень нравишься. Но это еще не повод. Мы взрослые люди. Взрослые люди не ночуют, где попало, а возвращаются домой и спят там, как порядочные. Тебя жена ждет.
Он глупо присвистнул.
– Тю-ю! Вот еще тоже придумала! При чем тут моя жена? Ее и самой дома нет. Это по пятницам-то! Она не заметит, даже если я и завтра весь день не приду.
Тут я разозлилась, причем всерьез и совершенно по-честному.
– Знаешь что? Твои отношения с твоей женой – это твоя проблема. Но я к этому отношения иметь не буду. Не хочу. И ночевать не оставлю, и вообще. Я в эти ваши игры не играю, мне и так хватит. Собирайся и поезжай. И кстати... – Я выбежала в комнату и вытащила там из вазы принесенный им букетище роз. Потом подумала – и отделила от него половину. – Вот. Отвези жене. Можешь не говорить, что от меня. Можешь вообще ничего не говорить. Но, поверь мне, так будет правильно.
Это потрясло его настолько, что он оставил все дальнейшие попытки напроситься ко мне на ночлег. Взял цветы, со стеблей которых ему на брюки капала вода, тряхнул головой, повернулся и направился к двери. Я, прислонившись к косяку, стояла в проеме, дожидаясь, пока придет лифт. Сашка, словно вспомнив что-то, обернулся ко мне.
– Лиза! Ты... – Он сделал паузу, подбирая нужные слова, но тут пришел лифт, и он, так и не договорив, шагнул в его коробку, закрыл за собой дверцу и ухнул в шахту. Но я его примерно поняла. Вернулась в квартиру, выдохнула и, борясь с подступившим неизвестно откуда дурацким счастьем, приступила к мытью посуды.
Следующий раз Сашка пришел ко мне в гости снова в пятницу, через неделю. На неделе мы несколько раз созванивались и пытались как-то повстречаться, но не получалось. То у него были какие-то дела, то у меня. У меня, строго говоря, никаких специальных дел не было, но не признаваться же... И потом, я все равно не скучала. Встретилась наконец с Дашкой, сходила с ней в ее любимое кафе. Дашка немного дулась за мое молчание и внезапный отъезд на море, но тот факт, что из знакомства с банкиром Редькиным у меня ничего не вышло, ее вполне утешил. Она каким-то образом проглядела, что я познакомилась с Сашкой, и поэтому была совершенно не в курсе моих новых жизненных реалий. Ну, я и не стала ее вводить.
Еще я получила деньги от Ника. Вернее, Ник перевел их на мой специальный алиментный счет, а написала мне об этом Марсия, мой адвокат. Еще она писала, что процесс идет успешно, противная сторона (в смысле Ник) никаких препятствий не выдвигает, и она надеется на успешный исход. Было немного странно читать этот отчет, который был настолько далек от моей сегодняшней жизни, как будто пришел не из другого полушария, а с того света. Я задумалась, обрадовали меня эти известия или огорчили. Радостно было то, что все получается, а огорчительно – что Ник не сопротивляется нашему разделению, как будто ему безразлично. Но на самом деле по-настоящему я не испытала ни того, ни другого. Мне было все равно. Вернее, не то чтобы совсем все равно – я механически отметила в себе и радость, и огорчение, но именно отметила, зарегистрировала, совершенно вчуже, без эмоций, как будто все это не имело ко мне прямого отношения. Прочитала, отметила, подумала, выключила компьютер и пошла в магазин за продуктами.
Потому что мне на самом деле нужно было много чего купить. К следующему Сашкиному приходу я решила выступить более торжественно, чем в первый раз, и испечь пироги. Я считаю, это очень правильно – печь пироги. Во-первых, они чертовски вкусны в моем исполнении, а во-вторых, когда в доме пекут пироги, весь дом начинает как будто дышать и пахнуть свежим живым тестом, выпечкой и уютом.
В общем, когда Сашка в пятницу вечером позвонил в мою дверь, я как раз только что вытащила из духовки один противень пирожков (с капустой), засунула на его место другой (с мясом) и занималась разделкой яблочного пирога. Поэтому руки у меня были в тесте, а сама я – по уши в муке.
– Что это с тобой?
Оценив мой вид, он было засмеялся, но почти тут же перестал, начав напряженно втягивать в себя воздух.
– Что это? – повторил он. – Чем это таким пахнет? Я еще с лестницы чуял чертовски вкусный запах, а я голодный, как волк. Это у тебя? Не может быть!
– Ну почему не может? Это я пироги пеку.
– Пироги? Сама печешь пироги? Да ладно, не свисти. Так не бывает.
Вместо ответа я просто ушла на кухню, взмахом руки предложив ему следовать за мной.
Уже позже, убедившись в моей правоте, для чего ему потребовалось срубить половину капустных пирожков и утащить прямо с противня пару слегка недопеченных мясных, Сашка признался.
– Ты знаешь, это было чудо. Ну вот, знаешь, бывает так, что идешь где-нибудь, и там чем-нибудь вкусно пахнет... И засада в том, что это всегда у чужих. То есть ты сам, может, и вкуснее где-то поешь, но пахнет всегда у других. Завидно страшно. А сегодня я иду, нюхаю, завидую – а потом выясняется, что это как раз у тебя. То есть там, куда я иду. Кайф.
Я засмеялась.
– Ну, это несложное чудо. Невелика хитрость – пирогов напечь.
– Ну, я не знаю, – не согласился он. – Я, если честно, вообще не помню, когда последний раз домашние пироги видел. В детстве, когда еще бабушка была жива, она, бывало, пекла...
– А я часто пекла. Дома... – Мне вдруг стало грустно.
– А я тебе и говорю, что ты – нечто! Кстати, – сказал он мне каким-то вдруг заговорщическим голосом. – Моя жена вчера улетела. На курорт. На Лазурный берег.
– Ну и что? – довольно резко спросила я. Как-то мало меня волновала его жена, разве что она бы улетела вообще на фиг. Да и момент был неподходящий.
– Ну и то! – торжествующе ответил он. – Не будет у тебя в этот раз повода выпереть меня домой одного! Не отболтаешься. Я остаюсь здесь!
Прозвучало это так гордо, что я не выдержала и заржала.
– Это мы еще посмотрим.
– На что это мы будем смотреть?
– На твое поведение. Будешь хорошо себя вести, может, и оставлю.
– Я буду. Буду очень хорошо, – сказал он и цапнул с противня очередной пирожок.
Он сдержал слово, и, когда дело подошло к вечеру, то есть собственно к делу, я в ответ на невысказанный вопрос – да, собственно, даже вопроса тут почти никакого не было, так, формальность – только кивнула.
– Ладно, так и быть. Оставайся. Комнат у меня две, в большой диван раскладывается, я тебе там постелю. Ночуй.
Сашка попытался было что-то такое мне возражать, дескать, зачем же такие ненужные хлопоты, но я снова была сурова и непреклонна, как скала.
– Знаешь, не нравится – не оставайся. Я это даже обсуждать не буду.
Он сдался, ворча себе под нос что-то вроде: «Глупости, все равно только возня лишняя», и явно не веря до конца в мою решимость. Так, с недоверием в глазах, он и ходил за мной по квартире, наблюдая весь процесс – как я убирала на кухне, как раскладывала в гостиной тяжелый диван, как рылась в шкафу в поисках постельного белья, расстилала простынь и натягивала наволочку на подушку, доставала полотенце...
Закончив, я обернулась к нему.
– Вот. Вроде все. Только зубной щетки у меня лишней нет. Но ты можешь воспользоваться моей, я ее с мылом помою.
Он недовольно пожал плечами.