— Чуть-чуть, — слабой улыбкой ответила Шер и вздохнула прерывисто, стараясь утихомирить теперь и своё сердце, трепыхающееся, как маленькая птичка. — Но "чуть" — не в счёт… А мы теперь — кто? Хранители кристаллов? — чуть помедлив, спросила она, осторожно держа на ладони камень. — И их нельзя выпускать из рук? Никогда?
— Ходить, держа их в руках? — усомнился штурман. — Хатт, я переживал, чтобы сюда не пролезли грабители. А мы только что ограбили этот храм!.. Нет, маленькая. Не думаю, что есть необходимость все время держать на виду нашу добычу.
Он спрятал кристалл в нагрудный карман разгрузки. Ничего не произошло.
— Ну вот, мир снова не рухнул…
Шер с явным облегчением запрятала камень в карманчик на кожанке, слева, где сердце. И прислушалась. Никаких изменений, все было так, словно она еще держала камень в ладони. Обретя живых хозяев, кристаллы успокоились.
Шер оглянулась на статую, на её протянутые руки, на странный, нечеловеческий лик, отступила на шаг и поклонилась. Божеству, духу этого храма, древней цивилизации и её седой истории? Шер не могла бы этого объяснить, но ощутила потребность хоть как-то выразить своё уважение и признательность этой чужеродной, непонятной, но давно исчезнувшей культуре. Потом её пальцы нашли руку штурмана.
— Пойдём куда-нибудь… Отсюда…
Благодарность Ника была безмолвной и невидимой. Сила позволяла ему это. Коснувшись древнего изваяния, он взял Шер за руку.
— Пойдём, малыш… Нам нужно найти выход.
В очередной аллее Рик услышал сверху знакомый голос:
— Стой, стрелять буду!
В дорожку перед капитаном ударилась фруктовая косточка.
— Промахнёшься, — остановившись констатировал факт Рик, с грустью изучая косточку, — только намусоришь.
Он повернул голову к источнику звука.
Над ним в развилке дерева висел Лес. Выглядел подросток немногим лучше ветки — кости так и выпирали сквозь прозрачную кожу.
— Птицы быстро подметут, — хмыкнул Лес. — Сливу хочешь? Есть ещё абрикосы, но они немного зелёные.
— Ты себя в зеркало видел, шкет? — полюбопытствовал Рик, сощурившись. — Мясо надо есть. Мясо, бульоны. А не сливы. А мне можно. Кидай.
— И чего я в том зеркале не видел? — подхватил философский настрой подросток. — Бульон у меня уже в ушах булькает, мясо чуть позже — прошлую порцию переварить надо. Разминаюсь фруктами. Лезь сюда, тут много.
Выбрав ветку потолще, Рик в прыжке ухватился за неё и, подтянувшись залез.
— А как местные относятся к такого рода хулиганствам, как порча деревьев? — поинтересовался он у фионца, — хотя вокруг Фьючера исчезающе мало ботанов.
— А кто портит деревья? — удивился Лес. — Ты хоть одну сломанную ветку видел? Сливы всё равно никто не собирает, кроме птиц… Кстати, бери те, которые наклюнуты. Птицы самые вкусные выбирают, я уже проверил… Половина персонала — ботаны, насколько я видел. Ты тоже отдохнуть решил наконец?
— Угу, отдохнёшь с вами, — вздохнул капитан, — только разработал схему, думал скатаюсь, свежим воздухом на разборке подышу… А не дают.
Сказано это было с явными нотками иронии.
— Вэйми на операции, — пояснил он, сорвав сливу, — хожу, жду результатов.
— Заболела? — Лес перестал жевать. — Или подстрелили?
— Или удаляют рабский чип, — пояснил Рик, — не нужно мне больше ни заболевших, ни подстреленных, тем более.
— О как, — подросток поспешил наверстать упущенное. Выплюнув подряд две косточки, он потянулся за новой веткой. — Тогда, пожалуй, моя совесть спокойна.
— А при чём тут вообще твоя совесть? — поинтересовался Рик, разорвав сливу на две части и вытряхнув из неё косточку.
— Тебе заболевших не надо, — пояснил Лес. — Значит, я со спокойной совестью могу остаться.
— А ты не больной, — вздохнув, произнёс Рик, — ты недокормленный. Или недобитый. Под категории больных, подстреленных — не подходишь. Поэтому и совесть твоя тут ни при чём. Ищешь обоснование того решения, которое принял. Оправдание.
— Любите вы выводы делать… — Лес запустил косточкой в крону, оттуда с возмущённым криком вылетела птица. — Что Шер, что ты… Остаться в экипаже я могу. Тут мне делать нечего, я кроме этого заведения и не видел ничего. Но если я останусь в экипаже, то довольно быстро стану больным. Или даже подстреленным. А если сильно не повезёт — то и застреленным. Что ты тогда будешь делать? Искать оправдания тому, кто это сделает?
— При чём тут Шер? — похоже, придётся задавать много вопросов, чтобы разобраться в ситуации.
— А она тоже вывод сделала… Что я боюсь взрослеть, отвечать за последствия своих поступков, и бегу от ответственности, — подросток дёрнул плечом. — Знаешь, трупы уже ни за что не отвечают. Бежал бы — мы бы сейчас с тобой не разговаривали.
— А теперь давай последнюю фразу, но на бэйсике, — почесав затылок, предложил Рик.
— А что я непонятного сказал? — удивился Лес.
— Что ты понятного сказал? — поправил его Рик. — Что за трупы? Почему по твоему мнению бежать от ответственности можно только физически?
— Потому что это самый простой способ, — пояснил Лес, словно речь шла о чем-то совершенно очевидном. — Не хочешь отвечать — умирай. Останешься жить — всё равно ответишь, так или иначе. Для меня сейчас улететь с вами — именно что уйти от ответственности. Самым надёжным способом. Да ещё и реализацию на других переложить, типа это не моё решение было, это они сами, а я весь в белом и холодный.
— Да нерфопас ты стукнутый, — капитан зыркнул на паренька глазами, — кто тебя убивать на корабле собрался?
— Пока никто, — подросток сорвал очередную сливу. — Но соберётся. Потому что управлять своими чувствами я не умею. Я могу только от них бежать. Чтобы за меня потом не отвечали другие.
— Тааак… — от Леса ничего не добиться, нету у этого индивидуума такой привычки, как говорить прямо и по делу. Свести бы их с Бонга, вот бы набуанец похмурился на ответы паренька. Если уж на его недомолвки брови пилота ползли к переносице… А если ничего не добиться от Леса, то придётся домысливать. Его убьют, он убегает от чувств, именно от чувств, а не эмоций. Какие чувства могут быть у фионца? А что ещё из подсказок? Он вспоминал Шер.
В голове щёлкнул тумблер, мимолётом прокрутив информацию о том, что Шер практически не отходила от своего пациента, а ещё всё то, что он узнал о жизни парня до встречи с ним на станции. Выходило… Глупо.
— Тааааак… — и всё сводилось к одной банальной фразе, которую Рик только и мог сказать. Сорвав с ветки плод, он, вздохнув, надкусил его и, прожевав, произнёс: — Дурак ты, юноша.
— Дурак так дурак, — Лес снова дёрнул плечом. — Но лучше уж я буду живым дураком, а у Шер все будет в порядке. Это тоже — принятие ответственности. Пусть и не в том виде, к которому ты, может быть, привык.
— Дурак ты, потому что опыта нету, — пояснил Рик, — что в жизни видел? Интернат? Агрессию, соперничество. А как проявили заботу, открыто и безвозмездно, сразу влюбился. Она тебя на десять лет старше. И она тебя тоже любит. Как и меня. Как братьев. По-настоящему она любит только Ника. И тот бы должен это всё понимать, да… Мало кто может управлять сильными эмоциями. Хотя… Ты всё равно это пусть и услышишь, но понять не сможешь. Дак вот. К чему я клоню. Пройдёт немного времени, год. Может быть десять. Для тебя это не срок. И ты поймёшь, почему я так тебя назвал. Может быть, встретишь настоящую любовь. Я не знаю, я не предсказатель, обратись за этим к шаманам.
Он замолчал на пару секунд, разделываясь со сливой.
— Я же… Дал тебе информацию для размышлений. Сказал тебе, что ты делаешь не так, с моей точки зрения. Ты знаешь, на что можешь рассчитывать у меня на борту. Какой бы выбор ты ни сделал, какое бы решение ты ни принял, оно будет верным. Потому что будет твоим. Прошу я тебя только об одном, — парень вздохнул. — Если Шер или Дэй спросят, почему, скажи, что нашёл тут хорошее место, решил остаться. Не неси эту фигню про ответственность, смерть и совесть. Ни к чему это.
— Сдурел? — Лес снова перестал жевать. — Если я дольше вас живу — для меня время по-другому, что ли, идёт? Или отношения с людьми иначе воспринимаются? Год, десять… И день, и час значение имеют. Или я, по-твоему, за то время, что в большом мире живу, женщин не видел, и все меня только били и пинали? Мне вообще у вас влюбляться нельзя! Ни в кого — ни в Шер, ни в Вэйми, ни в забрака лысого! Потому что кровь передаётся только по женской линии. Влюбись я тут, женись — мои дети будут людьми. Смотреть, как старятся и умирают жена, потом дети и внуки — офигеть радость от такой любви… А с женщинами я вообще объясняться не собираюсь. Им что ни скажи — поймут всё по-своему, и будешь кругом дураком. Так что я лучше буду невоспитанным и неблагодарным нахалом. Как сегодня с Дэй. Очень хотела знать, за что меня убить хотели…
— За что-то подобное и хотели, я думаю, — Рик уничтожал ещё один плод, — за несдержанность. И, судя по твоему поведению, тебя именно что били и пинали. Иначе бы ты не огрызался по поводу и без.
Лес пожал плечами.
— Говорю же, любите вы выводы делать… Знаешь, что один из моих наставников любил повторять? Сделать вывод и потом пинками подгонять под него действительность — признак отсутствия жизненного опыта. Опыт сначала наблюдает за действительностью — и только потом делает выводы. У меня опыта мало. Но у меня было за чем понаблюдать. И выводы я делал, исходя из наблюдений.
— Знаешь, что такое двухмерное пространство?
— Меня учили стереометрии, — подросток выплюнул косточку.
— А теперь представь, что кто-то родом оттуда наблюдает за нашим миром. Представь, каких выводов он наделает, исходя из своих наблюдений, — пояснил Рик, — то, что ты принимаешь за мои выводы, всего лишь сарказм, ирония. Для вывода у меня недостаточно информации. А тебе… Нужен напарник, который сможет помочь перевести некоторые твои наблюдения.
— Хорошо, — Лес подтянулся повыше в развилке, перебираясь к ещё не общипанным веткам. — Допустим. Тогда скажи мне — с твоей трёхмерной позиции — ты своему штурману хоть раз в глаза смотрел по-настоящему? И не тогда, когда он тебе о вахте отчёт даёт, а когда он собирается размазать тебя по стенке?