— Всё нормально, Ник, всё нормально… Всё хорошо, — как заведённая, повторила она, не глядя на них, — и извините, я должна… к кэпу, — она отступила и закрыла дверь. Её шаги по палубе отдавались в тишине часто и быстро, будто она бежала бегом.
Несколько секунд штурман смотрел на закрывшуюся дверь. Он никак не мог понять, что тут сейчас произошло, и почему Шер так отреагировала. Потом словно взглянул её глазами: вот она входит и видит…
В Силе что-то дрогнуло. Айрен отчётливо ощутила, как нарастает гнев этого человека, как вместе с гневом нечеловеческая мощь готовится обрушиться на неё — и за ней, за этой мощью, было что-то ещё… Что-то незнакомое, непонятное, странное.
И страшное.
Штурман не двигался, стоял, молчал и смотрел в жёлтые глаза, как ещё ни разу никто не решался посмотреть.
Этот человек мог убить за одно только огорчение, причинённое его женщине… И ему до судорог в пальцах хотелось сейчас эти пальцы запустить в хрупкое горло ящерицы, сжать, ощутить, как хрустят, сминаясь, позвонки…
И всё это было здесь — и только здесь. Нависшая угроза не распространялась за пределы кают-компании. Для этого требовался невероятный контроль…
— Тебе понравилось? — очень тихо спросил Ник, нарушив наконец гнетущую тишину. — Она спасла тебе жизнь. А ты причинила ей такую боль… Надеюсь, проверка моего терпения действительно этого стоила…
Ещё одна бесконечно долгая секунда взгляда глаза в глаза.
Потом он отвернулся и вышел, очень аккуратно прикрыв за собой дверь.
Первой реакцией было удивление. Отлетевшая пуговица ни в какие планы не входила, полезший её доставать Ник — тоже. И само собой — никто не должен был мешать их беседе.
Особенно так.
А второй — был гнев. Инстинктивное, доведённое до автоматизма действие — Сила должна была вспыхнуть яростной Тьмой, поднимающей щиты и в любой момент готовой сорваться в атаку.
Словно разъярённый черный фелинкс, выгнувший спину, выпустивший когти и шипящий на того, кто посмел ему угрожать.
Как этот человек вообще посмел угрожать и обвинять в чем-то её?!
Да и в чём? В случайности, которая могла произойти где угодно и с кем угодно?
Или в игре, которая даже не началась толком? Его терпение не то что не проверяли по-настоящему, по нему так, слегка коготком стукнули, чтобы послушать звук.
И всё.
Да и не собиралась Айрен устраивать сейчас настоящие игры двух Темных, которые разбираются в личной иерархии, но не готовы ещё сходу вцепиться друг другу в глотку.
Всего лишь посмотреть, кто какие маски носит, и как хорошо они прилегают к лицу.
Обрушившегося на неё гнева фалиенка не заслуживала.
Вот только почему ей было так мучительно стыдно?
Хорошо, что Ник ушёл. Без него было проще разобраться, что случилось. Айрен физически требовалось понять, почему всё пошло не так.
Она усилием воли заставила себя откинуться на спинку дивана и закрыть глаза.
Что увидела Шер? Её, сидящую. Мужа на колене перед ней. Разговор она при этом не слушала — это было видно по тому, как она зашла. Значит, перед ней всего одна картинка.
Был ли в ней сексуальный подтекст? Был, но не больше, чем если бы они просто сидели друг против друга.
Вновь появилось ощущение стыда, но его ящерица задавила в зародыше. Сначала анализ — потом эмоции.
Был там подтекст. Но не для Шер, а для Ника. Часть игры, да. Проверка терпения и границ.
Одна из слабых точек у любого мужчины. То, что проверяется в первую очередь.
Злился ли штурман на это? Конечно же. Он влюблён, недавно женат, верен. Неудивительно, что давление сработало, просто сорвав маску и показывая, сколько за ней Тьмы.
Но это всё для него, не для Шер.
Подумалось, что, если бы за пуговицей полезла сама Айрен — поводов для расстройства у дока было бы больше. Маячащая перед глазами твоего мужа женская задница — явный повод для того, чтобы беспокоиться о моральном облике всех участников этой пантомимы.
Значит, всё дело в преклонённом колене.
Знак полного подчинения и принятия власти Мастера. Добровольного подчинения.
Этого они тут боятся? Что она получит контроль над ними всеми?
Или что в жизни любимого мужчины может появиться кто-то ещё, требующий его времени и внимания. Очень много времени и внимания.
Шер боялась потерять Ника. И не важно как. С другой ли женщиной, с интересной работой, с появившимся хобби. Даже интересно, сместится ли её фокус внимания, когда у них появятся дети?
Но сейчас, она совершенно зря боялась. Ник был готов убивать, лишь бы не дать кому-то причинить ей боль.
Айрен, всё так же не открывая глаз, потёрла точку на лбу между бровей.
Ладно, здесь было все понятно.
А вот почему было стыдно ей? С точки зрения игры — ситуация однозначно выигрышная. Ник только что показал свою самую слабую точку, мягкое брюшко, куда можно бить максимально эффективно.
Угроза любимой женщине — это мог бы быть прекрасный поводок и ошейник.
А ведь он тоже это знал.
И оставался рядом с ней, подвергая опасности и её, и себя. Верил, что его сил хватит, чтобы защитить обоих?
Вряд ли, иначе он был не боялся её саму, особенно сейчас, когда она в состоянии только шипеть, а не царапаться.
Почему ей было стыдно?
Глава 311
Фалиенка никогда не врала самой себе. И всегда старалась понять, что именно вызывает определенные чувства и почему. Это помогало бороться с манипуляциями, которыми была пропитана вся ее жизнь. Играть с другими, но не позволять играть так же с собой.
Суть была в том, что Ник был прав.
Она причинила боль тому, кто её спас. И кому она никакой боли причинять не планировала.
Шер не должна была стать частью игры. Не должна была этого всего видеть…
Айрен прикусила губу, неожиданно поняв ещё одну вещь, от которой стыдно стало так, что захотелось перекрыть это ощущение физической болью.
Ник тоже не должен был быть частью игры. Он мог не доверять, проверять, пугать и угрожать. Но — он тоже её спас. И теперь она осознанно делает ему больно.
А кому она ещё успела так навредить? Просто по инерции, по привычке.
Ящерица тихо взвыла, пряча лицо в ладонях. Неблагодарная дура, неспособная просто оценить ситуацию и действовать соответствующе. И хотя бы просто не вредить своим спасителям.
Она так и сидела, потому что ей было всё равно где находиться. И совершенно не хотелось шевелиться, чтобы перебраться в свою каюту.
Пока не услышала, как кто-то вошёл.
Шаги были очень лёгкими и быстрыми. Кто-то просеменил через кают-компанию и вспрыгнул к ней на колени.
— Всё так плохо? — прозвучал участливый голос.
Айрен убрала от лица руки. Стоило бы, наверное, удивиться такому неожиданному гостю. Но сил на это не было совсем.
— Да, — просто призналась она, — всё так плохо.
Старпом шевельнул ушами. Когда он появился на камбузе, его шерсть была белоснежной. Сейчас она казалась зеленоватой, словно подсвеченная солнцем молодая листва. И такое же ощущение разливалось от него по кают-компании: словно Айрен сейчас находилась не на борту корабля в гиперпрыжке, а сидела где-то на берегу ручья в весенних зарослях. Даже услышала плеск воды на какое-то мгновение… Потом наваждение схлынуло, унося с собой самое горькое.
— У меня пока не получается, как нужно, — вздохнул кушибанин. — Амнезия поганая штука, оставляет всякую чепуху, а нужное и важное приходится порой учить заново. Я даже расклад сделать ещё не могу, а совсем недавно у меня отлично получалось…
— Коллега, значит, по несчастью, — Айрен закрыла глаза, стараясь удержать это ощущение. Свет, тепло, спокойствие. Настоящий подарок.
— Спасибо… помогло, — по самому краешку её сознания скользнула мысль, что вот это существо её не боится.
— Коллега, — согласился Бус. — И не только по несчастью… Вэйми немного рассказала мне, что ты вспомнила о своём детстве. Я помню не всё, но… Там была клетка. Ошейник и цепь. Меня пытались стравливать с животными… Никто не считал меня разумным, я ведь не знал языка… Это должно бы меня ужасать, но воспоминания — как голофильм, как будто это было не со мной, а я просто посмотрел кино. И тот я, который сидел на цепи, совсем не тот же самый я, который теперь здесь, летит куда-то к забраку на рога. И этот я совсем не должен быть таким, как тот, прошлый. Я могу быть таким, каким захочу. Знаешь, это прекрасно.
Айрен слушала не перебивая. Бус был прав — они были очень похожи. Только вот она была ещё в самом начале того пути, по которому он ушёл уже далеко.
— Ты прав. Но это сложно. Я вот сейчас сделала всё точно так же, как и всегда, а оказалось, что я в итоге строю вокруг себя всё ту же привычную клетку.
— Но ты уже поняла, что именно ты делаешь не так, — кушибанин повернул голову, посмотрел ей в лицо. — И ты можешь теперь выбирать, что тебе строить: привычную клетку или дом, которого у тебя никогда не было. Настоящий дом. Это такое место, где тебя любят, ждут и примут любым… На Ботавуи осталась Лариус. Она нашла там свой дом… Когда-то она выкупила меня, сняла ошейник и научила чему могла. Мы долго были командой, и я слишком привык полагаться на неё: она старше, она всё знает, она подскажет… Я мог бы остаться с ней. Но я хочу научиться жить так, чтобы уметь то, чему она меня не научила. Быть старшим. Знать, решать, подсказывать, если нужно… Мы все тут учимся, Айрен. Каждый своему. Такой уж нам выдался счастливый случай. Не упускай его.
— А я ещё думаю, что же меня так тянет на этот кораблик, — фалиенка усмехнулась.
А ей ведь даже на мгновение хотелось начать спорить. Какой такой дом? Какое такое любить? Да и кого? Её? Быть того не может.
Но ведь, собственно говоря, почему?
Перед ней чистейший белый лист. На котором можно написать всё что угодно. И не оглядываться на собственное прошлое.
Почему бы не попробовать как-то по-другому? В конце концов, она догадывается, что получится, если жить не меняясь. А ведь она сама тоже боится отступить от привычных сценариев.