Люди все еще увлеченно распевали песню кто во что горазд, но Даре все это надоело, и она решила уйти. Вдруг чья-то рука опустилась на ее плечо. Обернувшись, она увидела Грига.
— Побеседуем?
— Сейчас? — недоброжелательно возразила она. — А не будет ли удобнее завтра?
— Нет, уж лучше прямо теперь. Поколебавшись, она сдалась.
— Ну ладно…
Чувствуя потребность занять чем-нибудь руки, Дара машинально прихватила свой бокал и направилась за Григом. Они вышли из зала и направились по ковровой дорожке в кинозал, который был в это время совершенно пуст.
Дара села в кресло и вопросительно посмотрела на своего спутника.
— Итак, что ты хотел мне сказать?
— Сегодня утром я был прав, не так ли? Ты жаждешь вырваться отсюда только ради того, чтобы отделаться от меня. — Это был не вопрос, а утверждение, поэтому Даре ничего не оставалось, как неохотно кивнуть. — Я знаю, что сделал твое пребывание здесь не особенно легким, но не мог и предположить, что…
— Все было предопределено еще до моего приезда сюда, — перебила Дара, отворачиваясь. — Когда за мной приехала полиция, я сперва отказывалась ехать. Я пыталась уговорить их отвезти меня в какое-нибудь другое место. Но надвигались праздники, и они уже не могли ничего изменить.
Григ помолчал, потом сел рядом с Дарой и тихо спросил:
— Неужели я вызываю в тебе такое отвращение?
Дара резко повернулась к нему.
— А чего ты, собственно, ожидал? Если помнишь, мы расстались не самыми лучшими друзьями. Ты вышвырнул меня на улицу! Говорил, что так презираешь меня, что не можешь терпеть рядом с собой! Смотрел на меня как на мерзкое насекомое! И ты еще смеешь удивляться, что сейчас я не горю желанием находиться в твоем обществе? — Ее голос задрожал, и она поспешно поднесла свой бокал ко рту.
— Мне и самому не больно-то хотелось отправляться сюда, — уныло протянул Григ. — Меня тоже мучило сознание того, что здесь я должен встретить тебя… — Она дернулась, как ужаленная, и на короткое мгновение их глаза встретились. Дара побелела как полотно, почувствовав, что сейчас ей станет дурно. Словно издалека до нее доносились слова Грига: — Я не мог поверить, что ты решилась на аборт, не обсудив этот вопрос со мной. Пойми, я был в бешенстве! Мне показалось, что ты плюнула мне в душу. Но только после нашей разлуки я понял, что такое настоящая боль.
— Выскажись яснее, — через силу попросила Дара. — Ты хочешь сказать, что страдал, когда мы расстались?
— Да, страдал, я мучился из-за того, что понял, насколько глубоко заблуждался на твой счет. Мои надежды, помыслы, чувства — все было напрасно. Ты оказалась не такой, как я себе представлял. — Он отвернулся. Его пальцы судорожно сжали спинку стула. Дара машинально вертела в руках свой бокал, не говоря ни слова. Каким-то шестым чувством она угадывала, что Григ произнесет сейчас очень важные для нее слова. Он горько усмехнулся. — Сначала я полагал, что значу для тебя хоть немного больше, чем твоя замечательная работа. — Дара хотела, было ответить, но удержалась, и через мгновение поняла, что правильно сделала, так как он запальчиво произнес: — Только не говори мне, что это неправда! Поверь, теперь я понимаю все достаточно хорошо. Если бы ты любила меня, то не с какой-то там Лорен советовалась по поводу своей беременности, а со мной. Если бы ты любила меня, то наш ребенок был бы для тебя желанным. Мы не поженились, и это оказалось ошибкой, но ведь ребенок не был виноват в этом. Разве для тебя он ничего не значил? — Он замолчал, словно ему трудно было говорить. Через секунду, показавшуюся вечностью, Григ сам ответил на свой же вопрос: — Конечно, ничего не значил. Бессчетное количество раз я спрашивал себя, и каждый раз выходило одно и то же. Ты решила уничтожить зародившуюся жизнь, потому что ребенок помешал бы тебе сделать карьеру.
— Неправда! — вырвалось у Дары, хотя понимала, что не сможет его переубедить.
Григ посмотрел на нее с таким видом, словно собирался разразиться ругательствами, но он сдержался.
— А что тогда, правда?
Луч надежды неожиданно сверкнул в ее отчаявшейся душе. Может, и впрямь попробовать открыться ему? Нет, не так-то все просто. Сначала надо выяснить некоторые вещи.
Дара медленно заговорила, тщательно взвешивая каждое слово:
— Тебя не было рядом со мной, Григ, когда я обнаружила свою беременность. Мне необходимо было излить свою душу — естественно, женщине, а Лорен в тот момент была единственным близким другом. С матерью, ты знаешь, у меня никогда не существовало доверительных отношений. Я была в шоке, узнав о положительных результатах теста на беременность — ведь я считала, что этого не могло произойти. Я еще толком не разобралась в своих чувствах, а уж тем более в твоих… Чтобы привести в порядок свои мысли, надо было их кому-то проговорить, но тебя-то не было рядом! Только с Лорен и можно было посоветоваться. Теперь-то ясно, что это была роковая ошибка, но в то время я же ничего не знала о ее коварстве! Она считалась моей подругой, она была старше, у нее имелся опыт…
— Держу пари, она посоветовала ничего не говорить мне, — коротко заметил он.
— Ты прав. А мне казалось, что ты уверен в том, что ее первоочередным советом было ни в коем случае не бросать работу и продолжать карьеру.
— Разве об этом не было речи?
— Разумеется, она говорила и это, но только мимоходом. Она постоянно твердила о необходимости аборта из-за того, что в противном случае я тебя потеряю. — Григ поднял на нее удивленный взгляд. — Она все время твердила это, говорила, что если бы ты на самом деле хотел от меня ребенка, то давно уже сделал бы мне предложение. А так ты никогда не простил бы мне беременность и то, что я связываю тебя ребенком на всю жизнь. Она убеждала, что через какое-то время ты бы начал меня ненавидеть за это.
Григ возмущенно качал головой.
— И ты осмелилась поверить в эту чушь?
— Да, потому что некоторые вещи в ее рассуждениях были правдой.
— Например?
Она замолчала, собираясь с силами.
— Хотя бы тот факт, что ты предложил мне переехать к тебе лишь после того, как Лорен попросила меня съехать с ее квартиры. А еще то, что ты так и не предложил мне выйти за тебя замуж. — Она бесстрашно выдержала его взгляд. — И ты ни разу не сказал мне, что… что любишь меня.
Григ опустил голову, попытался что-то сказать, но слова явно не шли с его языка. Наконец он нарушил затянувшуюся паузу:
— Конечно, я любил тебя. Любил с того самого момента, как увидел впервые.
— А почему молчал?
— Я считал, что это и так очевидно. Я думал, что наше чувство настолько глубоко, что не нуждается в подтверждении.
— Ты не прав. Женщине как можно чаще надо слышать признания в любви, иначе она перестает быть уверенной в чувствах мужчины. Я так боялась тебя потерять! Надо было на что-то решиться, чтобы ты остался со мной… — Она осеклась, чувствуя, что ее слова значат совсем не то, что она хотела в них вложить. Теперь невозможно сказать, что она в действительности не делала аборт. Теперь-то как раз он ей и не поверит. Злясь на себя, она продолжила: — Но не только поэтому я ничего не рассказывала тебе. Ведь ты дал мне ясно понять, что думаешь о работающих матерях. А по этому вопросу я придерживаюсь противоположной точки зрения. Я считаю, что женщина вполне может совмещать карьеру и семейную жизнь. И я чувствовала себя очень неуверенно от твоей категоричности. Я мучительно ждала твоего возвращения, гадая, придется ли мне жить по твоим правилам, или ты все же согласишься пойти на компромисс.
— Но, тем не менее, ты разрешила ситуацию самым легким для себя способом!
— Ты просил меня рассказать правду, и я пытаюсь объяснить. Если бы ты только выслушал…
— Так я слушаю. Итак, какова твоя версия событий?
В его голосе сквозила такая неподдельная обида и злость, что Дара растерялась.
— Но я… я ведь говорю тебе…
— Ерунда! Ты сама себя убедила, что ни в чем не виновата. Но ни один человек — ни Лорен, ни кто-то другой — не смогли бы тебя заставить делать аборт против воли. Ты должна была захотеть это сама.
Дара в отчаянии прикусила губу и отвернулась, борясь с внезапно нахлынувшими слезами. Он высказал то, в чем она боялась себе признаться. Она ведь действительно всерьез думала об аборте и после того несчастного случая испытывала не только горечь, но и чувство огромного облегчения.
Дара судорожно стиснула бокал, и он лопнул у нее в руках. Остатки красного вина потекли по ее пальцам, смешиваясь с кровью.
Боль отрезвила ее. Не оборачиваясь, она тихо охнула, глядя на кровь.
— Наверное, ты прав, Григ. Но неужели это имеет сейчас значение?
— Имеет, черт побери!
Она покачала головой и встала, чтобы пройти в дамскую комнату, так как у нее не было носового платка.
— Нет, не имеет. Ты не веришь мне и не поверишь никогда. Ты себя убедил в моей виновности и ничего не хочешь слушать. А раз так, то есть ли смысл продолжать наш разговор? — Она решительно пошла к выходу.
— Ты не женщина, у тебя нет сердца! Она вздрогнула, но ответила всего-навсего:
— Конечно, а что тебе еще сказать? Закрой дверь, когда я выйду, а то испачкаю ручку кровью.
— Постой!
Дара остановилась и повернулась к нему.
— Мы еще не говорили о твоем отъезде. В нем нет необходимости.
— Ты обещаешь больше не вспоминать о прошлом? Ты не станешь больше бросать мне в лицо упреки при каждой встрече?
Глубоко вздохнув, он ответил:
— Нет, не стану.
Дара нервно рассмеялась.
— Лжец! Ты не в состоянии владеть собой. Ты ходишь за мной по пятам, тебе доставляет удовольствие постоянно мучить меня!
— Не уезжай, Дара! — Рука ее тем временем начинала болеть все сильнее. Она крепко стиснула зубы, чтобы не застонать, и ничего не ответила. — Не делай глупости. Обещай, что останешься здесь.
— Уходи, Григ.
— Нет, пока ты не дашь слово остаться, я не отстану от тебя.
— Ну, хорошо. Хорошо! — почти в истерике выкрикнула она. — Обещаю! Только оставь меня в покое!