– А как же «мы не обсираем своих товарищей»? – рычит он, ощерившись.
– Ты мне не товарищ. Ты никогда не будешь достоин этого звания или места в этой команде. Будь моя воля, ты никогда не попал бы в состав других команд.
Ему не требуется много времени, чтобы замахнуться и неожиданно сильно ударить меня. Когда его кулак врезается мне в лицо, я улыбаюсь. Боль мгновенная, и кожа над бровью лопается. Теплая кровь струится по лицу и капает на лед.
Вокруг раздаются крики, но я продолжаю смотреть на Дэвида, наслаждаясь тем, как его желваки ходят от слепой ярости.
– Спасибо, – говорю я ему тихо.
Мэтт вмешивается и начинает отталкивать Дэвида от меня.
– За что? – кричит тот.
– За доказательство того, что мусор действительно способен вынести себя сам.
Через час я заштопан и сижу на пассажирском сиденье в машине Мэтта. Его телефон подключен к порту, и наше молчание разбавляет «Мой худший враг» Лит.
Мэтт не позволил мне сесть за руль после сильного удара в голову и пообещал пригнать мою машину завтра.
Поездка домой проходит быстро, и, когда мы заезжаем на свое парковочное место, я говорю:
– Спасибо, что поддержал меня. Я это ценю.
Он ставит машину на ручник и выключает двигатель.
– Не беспокойся об этом. Теперь ты один из нас, а мы заботимся друг о друге. Я уже несколько месяцев ждал повода набить морду этому козлу, но такая победа даже круче.
– Как думаешь, сколько игр он пропустит?
– Как минимум три. Тренер никогда не выглядел таким злым. Думаешь, тебе тоже достанется?
Я тянусь назад и достаю с заднего сиденья наши сумки. Бросив сумку Мэтта ему на колени, я перехватываю свою покрепче, и мы выходим.
– Вероятно, – говорю я, пока мы идем по тротуару. – Ремер ударил меня не просто так.
– Он не посадит тебя.
– Нет, не посадит.
Мэтт открывает дверь в подъезд, и мы входим, поднимаясь через одну ступеньку.
– Не буду врать, чувак, когда он тебя ударил, ты был похож на психа. Эта кровожадная улыбка? Нет, спасибо.
– Может, Ремер сегодня увидит меня во сне.
– В кошмарном, – давится смехом Мэтт.
Когда я вставляю ключ, оказывается, что наша дверь уже отперта, и я вопросительно смотрю на Мэтта. Он лишь пожимает плечами, открывает дверь и, даже не потрудившись снять обувь, проходит в свою комнату.
Следующий выдох вырывается из легких, когда в мою грудь врезается маленькое тело и обнимает стальной хваткой. Я улавливаю знакомые духи, и мои висевшие по бокам руки медленно обнимают девушку.
– Ты в порядке? Морган позвонила и сказала, что Мэтт сказал ей, что ты подрался. Что случилось? – торопливо спрашивает Ава.
Я отстраняюсь и вижу, как ее глаза потрясенно округляются. Она обводит пальцами зашитую рану над моей левой бровью.
– Все не так плохо, как выглядит.
Накрыв ее руку своей, я отвожу ее от лица и переплетаю наши пальцы.
– Это Дэвид, да? Вот придурок. Мне так чертовски жаль, что это случилось, – вздыхает она.
Пожав плечами, я слабо улыбаюсь:
– Оно того стоило. Поверь мне.
– Нет, не стоило. Он не стоит твоей боли.
– Перестань, – бормочу я, нежно прихватывая ее подбородок и заставляя посмотреть на меня. В ее глазах слишком много печали. – Я не могу изменить прошлое, но могу проследить, чтобы он не ушел безнаказанным за то, что сделал. Верь мне, когда я говорю, что согласился бы и на сотню ударов, если бы это значило, что он будет наказан за то, что обидел тебя.
Ава ласково улыбается.
– Кто-нибудь говорил тебе, что у тебя золотое сердце?
– Мало кому выпадал шанс узнать это.
– Мне выпал.
Я наклоняюсь, пока наши губы не соприкасаются, ее дыхание смешивается с моим.
– Да, детка. Тебе выпал.
Не теряя ни секунды, она поднимается на цыпочки и целует меня. Я рычу от ощущения ее губ на своих, наплевав на то, каким озабоченным при этом выгляжу.
Ава подается навстречу, прижимаясь грудью к моей. У меня в мыслях нет сомнений: ничто в жизни не сравнится с ощущением ее тела вплотную к моему и тихих звуков ее удовольствия, проникающих мне в рот. Я продолжаю брать и брать от нее, совершенно одержимый тем, как она делает то же самое.
Я кладу ладони ей на талию и сжимаю, впиваясь пальцами в кожу. Сильное чувство собственности заставляет меня провести вниз по ее бедрам и заднице, прежде чем подхватить на руки.
Моя, моя, моя.
Она обхватывает меня ногами и скулит, когда наши тела располагаются так, что мой член прижимается к ее прикрытому легинсами центру.
Я рычу от удовольствия прямо ей в губы.
– Нам надо притормозить, – хриплю я.
– Да, – выдыхает она, но скользит губами по моей челюсти, выцеловывая дорожку к горлу.
Я несу ее к дивану и сажусь, держа ее на коленях. Ава вскрикивает, когда я дергаю бедрами, притираясь к ней своим стояком.
– Тихо, солнце. Мэтт услышит. – Ее глаза вспыхивают, и я рычу. – Тебя это заводит? Мысль о том, что он услышит, как хорошо я хочу тебе сделать?
Она рвано кивает, и мое самообладание лопается.
Удерживая ее взгляд, я веду ладонью между нами и оттягиваю пояс ее легинсов.
Она лишь приоткрывает губы и опускает глаза, чтобы видеть. Я скольжу пальцами под пояс и ругаюсь, ощутив только горячую обнаженную кожу.
От первого же прикосновения моего пальца к ее влажной плоти член пульсирует, и на секунду мне становится страшно, что я кончу в штаны, как какой-то девственник. Ее стон, когда я провожу длинным пальцем по скользкой плоти, не облегчает мне задачу.
– Ты такая мокрая. – Мой голос звучит так, словно я наглотался стекла.
Она только кивает и подается навстречу моей руке, желая большего. И я даю больше, погружая палец внутрь. Ее киска, узкая и очень горячая, всасывает меня и течет, когда я вынимаю палец и начинаю трахать ее им.
Глаза Авы закрываются, а тело дрожит.
– Да, Оукли. Прошу.
– Просишь что?
Я медленно двигаю пальцем, и ее глаза распахиваются. Ее уязвимость молотом лупит меня в грудь. Кончиком пальца я обвожу ее влажную дырочку.
– Просишь продолжать так?
– Нет. – Ее щеки алеют, она трется о мою ладонь и умоляет: – Заставь меня кончить. Прошу, мне нужно кончить.
– Хорошо, детка. Я дам тебе то, что ты хочешь, – шепчу я, добавляя второй и третий пальцы. Она кладет ладони мне на плечи и двигается на моей руке, ногтями впиваясь мне в кожу.
Быстрыми, отчаянными движениями я задираю ее футболку выше груди и щипаю ее соски под прозрачным бежевым лифчиком. Ее стеночки трепещут вокруг моих пальцев, и я подаюсь к ней, согревая дыханием ушко.
– Кончай, Ава. Дай мне услышать, какие звуки ты издаешь, когда отпускаешь себя. Пусть все знают, как тебе хорошо.
Я прижимаю ладонь к ее клитору, и она выгибается мне навстречу. Я одновременно чувствую и вижу ее освобождение. Разинув рот, я смотрю, как она кончает, откинув голову и извиваясь в экстазе.
Она вздрагивает, и мои пальцы продолжают заполнять ее, несмотря на то, что она резко подается вперед и ловит мой взгляд. Звуки, которые издает ее насквозь мокрая киска, пока мои пальцы медленно двигаются в ней, за гранью порочности, но мне мало. Она дотрагивается до моей руки и я не замечаю, как ее лицо едва заметно кривится при движении.
Я быстро убираю пальцы и сую их в рот, слизывая ее вкус.
Ава дрожит.
– Ты в порядке? Я не был слишком груб?
Она качает головой и нежно прижимается к моим губам.
– Нет. Я более чем в порядке.
– Хорошо.
Я опускаю ее футболку и вожу большим пальцем по ее бедру. Она сворачивается клубочком у меня на коленях.
– Ты остаешься?
Та самая уязвимость, которую я видел раньше, возвращается, на этот раз заставляя ее голос дрожать. Не надо быть гением, чтобы понять, что она имеет в виду не только сегодняшнюю ночь.
– Да, солнце. Я остаюсь.
Глава 20
Пронзительный ветер бьет по коже, и на руках под толстовкой появляются мурашки. Октябрьский холод гонит меня быстрее по тротуару к кофейне, где мы должны встретиться с Адамом.
Шею зажало величайшим спазмом из-за того, что я всю ночь провела, растянувшись поверх огромного мужчины на слишком маленьком диване.
Мы с Оукли отрубились вскоре после того, как он заставил меня кончить так сильно, что я увидела звезды. И несмотря на причину, по которой я оказалась у него дома, когда должна была провести вечер дома за учебой, я проснулась с огромной улыбкой на лице. Пришлось упрашивать его расцепить свои мощные руки вокруг меня, но в конце концов он уступил.
Он не пришел в восторг от моей встречи с Адамом в кафе после занятий, но у него не было выбора. Мы с Адамом встречаемся раз в несколько дней, чтобы выпить кофе. Я не собираюсь менять свои привычки, хотя утром Оукли и попытался переубедить меня, вжав в матрас и заставив кончить своими губами.
Я едва не сдалась, и к тому времени, как я очнулась от своего похотливого тумана, у меня оставалось всего двадцать минут, чтобы успеть на утренний семинар.
По крайней мере, Оукли хватило приличия дать мне свое худи, поскольку я, будучи в своем репертуаре, вчера вышла из квартиры в одном лонгсливе и тонких легинсах. Худи достает мне до колен, а рукава закрывают кисти рук, так что я кутаюсь в него.
Я подхожу к кафе вовремя и сквозь витрину вижу за нашим обычным столиком Адама с двумя белыми чашками перед ним. Колокольчик над дверью звонит, когда я шагаю в дверь и вдыхаю знакомый аромат крепкого кофе.
Я подхожу к столу и выдвигаю стул. От скрипа ножек по полу Адам вскидывает голову.
– Пряный тыквенный латте для леди, – белозубо улыбается он, двигает чашку ко мне и отпивает пенку из своей.
– Спасибо. Как занятия? – спрашиваю я, присаживаясь.
Его улыбка превращается в оскал.
– Долго. Скучно. Всего не перечесть.
Адам специализируется на кинезиологии – такой модный способ сказать, что он изучает, как двигается человеческое тело, – и бизнесе в качестве второй специальности. Основное внимание он уделяет бизнесу, но я уверена, что кинезиологию он выбрал профильной специальностью, чтобы досадить отцу.