– Слушайте, – сказала Кряква, обращаясь к утятам. – Я объясню, что надо сейчас делать. Как только люди протянут к вам эту сетку на длинной палке, забирайтесь в нее и сидите там смирно, не бойтесь. Это не очень приятно, но необходимо, чтобы попасть в теплый дом.
Лодка подплывала ближе и ближе. Утята посмотрели на мать Крякву, на отца Селезня и вдруг ринулись в воздух.
– Куда вы?! Куда?! – кричала Кряква. – Смотрите, что надо делать.
С этими словами она важно вошла в подставленный сачок, к ней туда же забрался Селезень. Сквозь сетку они смотрели на своих детей, круживших в прозрачном небе, и жалели, жалели их.
Рабочие посадили Крякву и Селезня в клетку, поставили ее в автомобиль. Они не спешили отъезжать, все смотрели на семерых утят. А те продолжали кружиться над прудом. Круги становились шире, выше. Наконец стайка исчезла в синем солнечном просторе.
Мыльный пузырь
Жило-было мыло. Оно стирало белье. Приходилось и другой работой заниматься – весной и осенью мыть рамы, например.
Однажды собралась большая стирка. Белье лежало в двух больших узлах. Мыло старалось вовсю. Уже целый таз чистого белья был отправлен сушиться на чердак. И вот во время такой работы в углу корыта вдруг стал дуться мыльный пузырь. Дулся, дулся, надулся и полетел к открытому окошку.
Был ветерок. Мыльный пузырь, важно покачиваясь, поплыл по воздуху. Долго он так плавал, всем показывал свои прозрачные бока, на которых отражались зеленые деревья и солнце. Когда пузырю надоело летать, он направился к электрическому фонарю.
– Слушай-ка! – сказал мыльный пузырь лампочке. – Освободи место под абажуром. Со мной фонарь будет красивее.
– Ты же не умеешь светить, – ответила лампочка. – А потом, ты подумал об электрическом токе? Когда он побежит внутри тебя, ты сгоришь.
Мыльный пузырь ничего не понял из объяснения. Но решил, что лучше не связываться с таким опасным делом. В это время облака закрыли солнце. Потемнело, похолодало. Пузырь испугался и стал думать, куда бы ему спрятаться, пока солнышко за облаками. Он начал метаться: то опускался почти до травы, то взлетал до самых крыш.
– Вы что-то потеряли? – услышал он вдруг голос.
Пузырь увидел за стеклом окна куклу в капроновом платье. Это она спрашивала его.
Мыльный пузырь не мог признаться такой красавице в том, что ему страшно, и он ответил:
– Я ищу родственников. Вы не знаете, где они?
– Ах, это ужасно – потерять родственников! – прошептала кукла.
Ее глаза закрылись: у красавицы был обморок.
Пузырь повертелся у окна, потыкался своей легкой головой в стекло и полетел дальше.
«Да, конечно, мне надо найти родственников, – думал он. – С ними будет не так страшно. Но кто мои родственники?» Как пузырь ни старался, вспомнить этого он не мог. Удивляться тут нечему: голова у него была абсолютно пустая.
Во дворе на кончике лавки сидел пушистый котенок.
«Это, верно, мой брат», – подумал мыльный пузырь и подлетел к котенку.
– Нет-нет! – промяукал котенок. – Мы не родные. Я нашу семью знаю.
Пузырь направился к георгинам, которые росли на клумбе.
– Наша родня вся тут, – ответил самый большой цветок.
Мыльный пузырь от огорчения заплакал. По его тонким круглым щекам покатились две слезы. А может, это были не слёзы. Может быть, на пузырь упали две дождевые капли. Облака в это время сгустились в тучи, пока еще тихо, но грозно заворчал гром.
– Что же мне делать? Где же мои родственники?! – закричал в отчаянии пузырь.
– Я знаю твоих родственников, – донесся до мыльного пузыря скрипучий голос. Это говорила деревянная бельевая прищепка, которая висела на веревке между столбами. – Видишь открытое окно? Пока его не захлопнул ветер, лети туда. А там уж кого-нибудь спросишь, где лежит кусок мыла.
Мыльный пузырь что было сил помчался к окну. Он так напрягся, что даже вытянулся в колбаску. В комнате было тихо, тепло. Страх у пузыря прошел, и он громко крикнул:
– Где тут живет мыло? Пусть поспешит встретить своего сына.
– Сыночек! – донесся в ответ усталый голос. – Иди скорее, я обниму тебя.
Это говорило мыло. Оно лежало в мыльнице и отдыхало после стирки. Мыльный пузырь посмотрел на говорившего и замер от удивления.
– Ты мой отец?! – возмутился он. – Да ты понимаешь, что говоришь? Ты, коричневый сморщенный урод!
– Да, да! Это ваш отец! – смущенно зашуршали в тазу выстиранные рубашки. – Он постарел. И у него тяжелая работа…
– Ну и дурак! – громыхнуло корыто, стоявшее в углу.
– Ага, теперь я твердо знаю, что ты мне не отец, – позеленел от злости мыльный пузырь. – Родной отец не позволил бы посторонним оскорблять сына. Будьте здоровы! – насмешливо крикнул он и направился было к окну. Но остановился: за окном гремел гром, шел дождь.
На улицу пузырю лететь было страшно. Жить рядом с некрасивым отцом он стыдился. Из зеленого пузырь стал серым. От досады его круглое лицо стало принимать форму груши. И вдруг… пузырь лопнул.
Сказка про любовь
Ни Юлька, ни Петька не знали, что это любовь. Просто им обоим было очень хорошо оттого, что оба они живут на земле. Говорили они друг с другом не чаще, чем с остальными ребятами двора. Но когда встречались по дороге в булочную или в школьном коридоре, на Юлькином лице появлялась улыбка, ямочки на щеках становились глубже. И Петька улыбался застенчиво, счастливо. Будто его только что похвалил известный писатель или космонавт.
Так бы и жили они, целые годы не зная, почему улыбаются при встречах. Но однажды кто-то написал на стене дома:
ЮЛЬКА + ПЕТЬКА = ЛЮБОВЬ.
С того самого часа жить ребятам стало ох как тяжело! Каждый встречный – и большой и маленький – глядел на них с подозрением и старался сказать что-нибудь обидное. Казалось, что люди прочли эту надпись так:
ЮЛЬКА + ПЕТЬКА = ВОРЫ.
Теперь при встречах Петька краснел и смотрел на Юльку озабоченными глазами. Его маленький нос в коричневых веснушках кривился. А Юлька каждый раз отворачивалась и старалась скорее пройти. Юльке было хуже, чем Петьке. Его родители только посмеялись, а Юлькина мать пустила в ход ремни, которыми связывали чемоданы.
Что делать, Петька не знал. Знал он только одно – поскорее замазать надпись на стене. И сделать это надо было ночью: если бы за этим занятием кто-нибудь увидел Петьку, то засмеяли бы мальчишку вовсе.
В угловом подъезде дома, в подвальном этаже, жил дед Семёныч. Раньше он работал дворником, а теперь был пенсионером. Петька набрался храбрости и пошел к нему за краской: у запасливого деда должна была сохраниться краска, которой год назад красили дом. Дед Семёныч краску дал, но за это пришлось Петьке рассказать все о своей и Юлькиной беде.
Темной ночью, когда Петька замазывал надпись, в своей комнатушке сердился дед Семёныч. Кто-нибудь скажет: «Велика важность – старик сердился! Стоит ли на это обращать внимание да еще писать об этом?» Стоит, конечно. Семёныч был не простым стариком, а волшебником. И уж если он рассердился, то что-то должно было произойти. А сердился он на глупых людей, которые смеялись над Юлькой и Петькой.
Это все происходило весной.
В начале лета Семёныч отправился на завод, где работали Юлькины и Петькины родители. Он несколько раз прошелся мимо проходной завода и вернулся домой. Этого было достаточно, чтобы заводской комитет выделил путевки для Юльки и Петьки в одну смену и в один и тот же пионерский лагерь.
Лагерная жизнь известная – хорошая жизнь. Семёныч всё знал об этой хорошей жизни, всё – от подъема флага до спуска. Он знал даже день, когда Юлькин отряд пошел в лес за грибами.
«Случай подходящий», – подумал Семёныч и сделал так, что Юлька не вернулась в лагерь. Заблудилась Юлька в лесу.
Вернулся отряд без Юльки. Поднялся в лагере переполох. Больше всех жалел Юльку Петька. Он побежал к начальнику лагеря и попросил, чтобы послали на поиски его, Петькин, отряд. Начальник ответил, что пионеры останутся ждать в палатках, а в лес пойдут взрослые.
Но разве Петька мог сидеть в палатке, когда Юлька, может быть, плакала где-нибудь в овраге или в болоте? Дурацкая надпись на стене и насмешки людей ничего не изменили: если хорошо было жить Петьке на земле, то только потому, что на этой же земле жила и Юлька. Петька прокрался в кладовую, взял там вещевой мешок, сунул в него котелок, флягу, спички, кусок хлеба и ушел в лес.
Дед Семёныч из своей комнатушки видел все, что творится в лагере, и был очень доволен поступком Петьки. Он выжидал время, когда надо подсказать мальчику, в каком направлении идти, чтобы встретить Юльку. «Найдет Петька Юльку в лесу, приведет ее в лагерь, – рассуждал дед, – и тогда уж никто не будет смеяться над ним. И даже строгая Юлькина мама поймет, что у дочки есть настоящий друг. А за то, что есть друг, не бьют ремнем. Радуются этому».
Но вдруг Семёныч перестал видеть лагерь и лес. Стар был дед и не заметил, как подошла к концу его волшебная сила. Растерялся старый дворник, стал ругать себя за все, что натворил. Надо было идти к родителям Петьки и Юльки, сказать, что их дети по-настоящему в лесу заблудились. Но дед испугался и не пошел: как школьник, сидел тихо дома и ждал, чем все это кончится.
К ночи вернулись в лагерь те, кто ходил искать Юльку. Девочку не нашли. Ребята старшего отряда разожгли на бугре громадный костер. Пламя бушевало до рассвета и всё звало Юльку… Только девочка была далеко и не видела огня.
Петька, как только вышел за ворота лагеря, сразу направился в березовую рощу. Грибы отряд собирал там. Петька скоро нашел подтверждение этому – сбитые мухоморы и обрезанные корешки. Правой стороной роща выходила к полю. Тут Юлька не могла потеряться. Не могла потеряться она, если бы все время шла прямо: девочка попала бы к реке и по берегу сама вышла к лагерю. А вот слева роща смыкалась с мокрым лесом, где росли осины и тощие елки. «Юлю надо искать там», – рассудил Петька.
Мальчик хотел сразу идти в чащу. Но уж очень неприятно было наступать на зеленые моховые кочки, которые, как губка, были пропитаны водой. Петька рассердился на себя за такие мысли, прыгнул на кочку, приготовился прыгнуть на другую. «Нет, не здесь вошла Юля в лес, – возникла у него догадка. – Она в тапочках была и, конечно, не полезла бы в такую сырость!» Мальчик вернулся на сухое место. Он шел по песчаному взгорку, заросшему жесткой травой и брусничником с маленькими глянцевыми листочками. Слева во всю глубину рощи белели березы, они росли по две, по три, по четыре от одного корня. На них, как на тончайших колоннах, высоко лежала зеленая прозрачная крыша – просвеченная солнцем листва. Справа без ветра дрожали листья осин. В нижних сухих ветках елок чуть слышно попискивали крохотные серенькие синички.