ек на землю и стал доставать из котла мясо. Великан разодрал тушу на куски и, присев на корточки, протянул пудовый кусок геологу. Тот, поднатужившись, принял в обе руки угощение.
Шаман ел мясо. Кости кидал рысям.
– Я знаю все звезды, стоящие на небе, – заговорил он вдруг. – Я знаю звезды, которые по ночам падают в тайгу. А теперь я вижу летающие звезды. Скажи, тебе приходилось видеть такие?
– Да, приходилось. Это космические корабли, – ответил геолог.
– Все может быть, – после молчания продолжал Последний шаман. – Человек с нарт[2] пересел на летающую звезду. Он едет теперь не по тундре – по небу. Когда-нибудь вы, люди, научитесь ездить и по Солнцу… Но разве вы стали от этого лучше? По моей-то тропе вы тоже ходите! Я протоптал ее по гарям, в болотах, она начинается около вашей прямой дороги, а кончается тут. Я слышу: и сейчас идет по ней человек.
Шаман не сказал больше ни слова. Он даже ни разу не посмотрел в сторону геолога, будто того и не было у костра. Доев мясо, шаман тут же, где сидел, лег и уснул. Не спали рыси, они снова забрались в шаманскую бороду. И геолог не спал. Ему надо было хорошенько подумать обо всем. Надо было что-то делать. Но что? К тому же сюда шел человек. Кто он? Может быть, станет он товарищем геолога. Двоим легче выбираться из беды…
Человек пришел под вечер другого дня. Это был охотник. Но ни ружья, ни даже ножа у него не было. Зато нес он на плечах тяжелый тюк соболиных шкурок. Охотник сбросил тюк у костра, примостился рядом и уснул: он был усталым и измученным.
– Этот человек не увидел даже меня! – захохотал Последний шаман.
Он снял с костра котел, выплеснул из него воду, взвалил на спину и, ломая кусты, пригибая молодые деревца, пошел по тайге. Он шел в ту сторону, где поднималась в небо гора, из вершины которой курился зеленоватый дым.
Геологу не терпелось поговорить с охотником. Но разбудить его было невозможно. Он проснулся сам только на заре. Увидев чужого человека, охотник бросился к тюку шкурок, но, убедившись, что никто не трогал их, рассказал о том, что с ним произошло.
Он шел в тайгу на охоту. Как-то на свежей тропе (ему показалось, что протоптана она медведями) он увидел соболиную ловушку. В ней был зверек. Охотник пошел по тропе и нашел еще соболя в ловушке, чуть дальше – третьего. Охотник обрадовался. «Кто-то расставил ловушки и забыл про них, – думал он. – Хорошо! Мне не придется гоняться за зверем и мерзнуть в тайге». Так шел он по этой странной тропе через сопки, гари, болота и все находил соболей. Их уже было так много, что он бросил ружье и патроны. Шкурок становилось всё больше и больше. Охотник валился с ног под их грузом.
– Последнего соболя я нашел недалеко отсюда, – продолжал охотник. – Мне одному не донести всего. Чтобы стало легче, я бросил в болото нож и трубку свою тоже бросил. Давай пойдем вместе. Все, что найдем еще, мы разделим пополам. Но за то, что я покажу тебе эту счастливую тропу, ты поможешь мне донести добычу домой.
В это время из тайги на поляну вышел Последний шаман. В руке, обернутой шкурой, он держал котел. Стенки котла были красными, раскаленными, от них шел жар. Шаманская одежда пахла паленым. Листья березы, оказавшиеся рядом с котлом, вспыхнули желтыми огоньками и тут же осы́пались черным пеплом.
– Поди ко мне, удачливый охотник, – сказал шаман. – Тебя привела сюда жадность. Эти соболи мои: это я расставил ловушки на тропе. Ты взял шкурки, не спросив цены. И я сам назначу цену. Цена такая – быть тебе с этого дня камнем.
Тут Последний шаман высоко поднял котел, наполненный расплавленным камнем, добытым из глубины горы, и облил им охотника.
Какое-то время сквозь камень было видно охотника. Камень быстро остывал, темнел, сжимался. Скоро валялся во мху кусок гранита величиной с ладонь. И никто не сказал бы, что в нем спрятан человек.
– Тебя принесла ко мне вода! – крикнул геологу Последний шаман. – И сейчас ты не в моей власти. Но я дождусь, когда ты покажешь свою жадность или трусость, и тогда я оболью расплавленным камнем и тебя.
Геолог ничего не ответил шаману. Ему было жалко охотника…
Между тем приближалась осень. В тайге осыпа́лась желтая хвоя с лиственниц, хвоя елей и кедров потемнела, стала жесткой, как проволока. Геолог построил землянку, натаскал сухого валежника. С собой у него были рыболовные лески. Он сделал из них петли и ловил птиц. И рыбу тоже ловил в ручье, который протекал неподалеку.
Однажды к нему подошел Последний шаман.
– Эй, человек! Собирайся! Пойдешь со мной к горе, внутри которой кипят камни. Я начинаю мерзнуть тут. Для тебя тоже найдется место в теплой, как печка, пещере.
– Никуда не пойду, – ответил геолог. – Мне и тут хорошо.
– Ладно, – угрюмо произнес Последний шаман, – оставайся. Но ты все равно не вернешься домой. Ты смелый, честный, и твоя совесть не даст тебе уйти отсюда до конца жизни. Знай же: черные камни на этой поляне – люди. И этих людей можно спасти, если очистить камни от лишайников и грязи, а потом отнести их с моей тропы на вашу прямую дорогу.
Шаман согнал рысей с ивовой бороды и ушел в тайгу. Скоро он вернулся с огромным черным камнем, расколол камень на мелкие куски и разбросал их по поляне. Потом принес котел болотной жижи и облил ею все камни. После этого шаман ушел к горе, над вершиной которой курился дымок. За хозяином ушли рыси.
«Вот я и на свободе, – подумал геолог, когда за сопкой скрылась островерхая шапка-чум. – только как же я уйду отсюда, если тут останутся эти люди? Кроме меня никто не спасет их. И как отличить камень, в котором есть человек, от простого камня? Остается одно – перенести все камни до последнего на прямую дорогу. Но чтобы сделать это, не хватит жизни. Прав был шаман, когда посулил мне смерть здесь».
Что бы ни делал геолог, он не переставал думать о сестренке. Жалко ее. Ведь ей придется жить одной в доме из оранжевых кирпичей. Как только начнется осень, она станет зорко смотреть на улицу, по которой бегут автобусы, будет ждать, не выйдет ли из автобуса на остановке под липой брат. В ожидании пройдет зима, и тогда скажут ей соседи, что не надо ждать брата. Он больше не приедет домой – так случалось не однажды с геологами…
И все же геолог решил остаться в тайге. Пока не выпал снег, он собрал камни в кучу. Стал отмывать их. Вода в ручье была уже такой холодной, что жгла кожу рук, как огонь. Геолог развел костер и грел у него руки. Но это не помогало – пальцы у него скоро скрючились, распухли, кожа потрескалась и стала красной, как лапы гусей.
Со стороны холодного океана приплыли низкие тучи. Из них падали редкие снежинки. Снежинки были прозрачными ледяными звездочками. Но когда они опускались на лицо геолога, ему казалось, что это частички белого огня – так обжигали они. Подули ветры. Берега ручья покрылись хрусткими льдинками. На валунах, лежавших в ручье, намерзли ледяные шишки. Мыть камни стало еще труднее.
Каждый раз, засыпая в землянке на постели из еловых веток, геолог вспоминал свою Машу. Часто она снилась ему. Однажды приснилось, будто говорит он с сестрой по телефону. Он рассказал, что случилось с ним, и просил не плакать, набраться терпения и ждать его. А сестра уговаривала оставить камни в тайге и идти, пока есть силы, домой: «Ты замерзнешь в своей одежде, у тебя даже шапки нет! А какие башмаки на ногах? Когда выпадет много снега, ты уже не сможешь ловить птиц: они попрячутся от холода. И ручей твой промерзнет до дна, и вся рыба уйдет в далекие омуты. Что же ты будешь есть тогда? Брось всё, иди домой. Я так соскучилась! – плакала девочка. – Дома у нас теплые батареи. А как ярко горят электрические лампочки! Иди домой, все равно ты этих людей не спасешь, а сам погибнешь. Да и стоит ли их спасать? Ведь они сделали что-то нехорошее…»
«Я знаю, что делать! – в другой раз приснился ему уже радостный Машин голосок. – Ты сразу, как дойдешь до первой деревни, расскажешь обо всем людям. Тогда пойдут в тайгу охотники на широких лыжах, в шубах, с ружьями, с собаками. Тогда полетят в тайгу вертолеты. С них по веревочным лестницам спустятся спасатели и увезут все до одного камни…»
Такие были сны у геолога. И то, что будто бы говорила ему сестра, на самом деле он говорил себе сам. Во сне ей он ничего не возражал. А наяву он возражал себе так: да, одежда никуда не годится, да, есть скоро будет нечего. Но пока он будет ходить за помощью, Последний шаман соберет все камни в свой огромный черный котел и унесет неизвестно куда. Тогда люди навеки останутся в камне. А ведь их вина не такова, чтоб искупить ее ценой жизни. Они должны вернуться домой, где их тоже ждут дети.
Несколько дней геолог потратил на то, чтобы запастись едой и починить одежду. Из шкурок зайцев он сшил себе меховые чулки. Вещевой мешок распорол и сделал из него накидку с капюшоном, чтобы надевать на куртку и кепку. Накидка спасала от ветра. Рыбу и тушки птиц геолог выпотрошил и подвесил на березу, растущую у землянки. Их сразу хватило морозом, теперь они будут храниться долго, как неприкосновенный запас.
Между тем ручей почти замерз. На середине его, в узкой трещинке, еще бежала вода. Геолог топором вырубал во льду углубление и в нем, как в тазу, отмывал камни. Наступил день, когда ручья не стало. На его месте сверкала извилистая полоска льда. Геолог стал оттирать грязь снегом. Грязь примерзла к корявой поверхности камней. И тогда он решил отогревать камни под курткой на груди. От тепла человеческого тела промерзшие камни теплели, и болотная грязь легко сходила с них.
Однажды он задержал в руке теплый камень. И вдруг сквозь черные бугорки проглянули очертания маленькой человеческой фигурки. «Ослаб я, видимо, – подумал геолог, – мне начинают мерещиться невозможные вещи». Но когда посмотрел еще раз, убедился, что это ему не кажется. На самом деле от тепла его сердца камень, в который Последний шаман заточил человека, стал прозрачным.
Ох как обрадовался геолог! Теперь он знал, как отличить камни с людьми от обычных.