Закружили метели над тайгой. Гнулись под напором ветра деревья, скрипели, стонали, как живые. Все звери, все птицы попрятались. А геолог, коченея сам, в землянке, обросшей инеем, отогревал камни. Но греть промерзшие камни было тяжелее, чем мыть их в ледяном ручье. От холода сердце у геолога стало болеть. Ничто не болит так горько, как сердце…
За метелями пришли крепкие морозы. Они так заморозили деревья, что стволы лопались с треском, похожим на выстрел. Однажды геолог даже решил, что где-то рядом охотники палят из ружей. Но это было не так. Тайга стояла кругом дикая. И жили в ней только геолог, только люди, замурованные в камни, да еще Последний шаман.
Геолог нашел еще камни с людьми. Среди них был камень со знакомым охотником. «Потерпи, – сказал геолог и погрозил ему пальцем, – сам виноват. В другой раз не польстишься на легкую наживу, неделю побегаешь по тайге, чтобы честно поймать соболя».
Жить геологу стало веселее. Ни морозов, ни волков, которые серым кольцом окружали землянку, он теперь не боялся. Да и зима подходила к концу.
Когда вышло на синее небо теплое солнышко и полетели к океану из южных стран белые лебеди, по сырой, непросохшей от талых вод тайге пришел к геологу Последний шаман. Был он заспанный, угрюмый. Рыси, сидевшие на сучьях его бороды, казались злее, чем осенью. На их боках клочьями висела шерсть.
– Ты жив, человек?! – насмешливо спросил шаман. – И все надеешься освободить из камня тех, кого я загнал туда? Напрасно стараешься. Да они и не стоят того, чтобы такой, как ты, погибал в тайге. Уходи отсюда, не мешай мне жить!
– Потерпи немного. Мне надо собраться, – ответил геолог. – Я уйду и унесу с собой вот эти камни. А гору пустых оставлю тебе.
– Ты нашел их?! – закричал шаман и швырнул на землю шапку из старого чума.
С храбрым и честным человеком ничего не мог поделать и Последний шаман: он не имел над ним силы.
Геолог уже отошел от землянки на добрый десяток километров, а все еще слышал, как стонет и воет шаман. Но геолог не думал о нем: он спешил добраться до прямой дороги, с которой тот заманил людей на свою тропу.
Он дошел до этого места. Тогда вынул черные корявые камни из-за пазухи и положил их на дорогу. С легким треском лопнула каменная скорлупа. Из нее вышли человечки. «До чего же малы они!» – огорчился геолог. Но как только человечки сделали первые шаги, как только вдохнули таежный воздух, начали расти и скоро превратились в обычных людей. Они осторожно пожали руку геологу. Даже не пожали – чуть дотронулись до нее. Рука была вся в трещинах, распухшая, почерневшая. Ничего не сказали люди геологу, только поклонились ему и пошли прямой дорогой, каждый к своему делу, до которого не дошел. И геолог не стал их спрашивать ни о чем. Он верил, что они хорошо проживут жизнь.
Геолог вернулся в свой город. Он пришел в многоэтажный дом из оранжевых кирпичей и, не дожидаясь, пока опустится лифт, побежал вверх по лестнице. Ему так хотелось крикнуть сестре, что он жив, что они снова вместе! Дверь была заперта. Геолог постучал к соседям. Соседи очень обрадовались, рассказали ему, как ухаживали за его сестренкой всю осень и зиму, как проводили ее в пионерский лагерь. Он тут же поехал к Маше.
Он сошел с электропоезда на тихой станции. С платформы увидел голубые домики на далеком пригорке. Увидел белые палатки и красный флаг на высокой мачте. Под этим флагом и жила его сестра. Геолог быстро зашагал в лагерь…
Вечером в лагере был костер. Маша сидела рядом с братом и не сводила с него глаз. Да и все ребята смотрели только на геолога. А он рассказывал им эту историю.
Злой комар
В лесу, на берегу речки, под ореховым листом жил комар. Был он длинноногий, длинноносый и тощий, как иголка. Ничем комар не мог похвастаться: ни видом, ни силой. Правда, на всем белом свете не было никого злей комара. Но кто же станет хвастаться злостью? Злые злость напоказ не выставляют.
Комар тоже злость напоказ не выставлял, прикидывался добреньким, ласковым. Прилег как-то под ореховый куст заяц. Комар тут как тут. Начал кружиться над ним. «З-з-заинька, з-з-замучился… Глаз-з-зки з-з-закрывай, з-з-засыпай». Как заяц уснул, комар тут же впился ему в ухо.
Всем в лесу опротивел комар. И был он этим очень доволен. Стал он считать себя почти счастливым. Почему почти? Вот почему. На речном обрыве рос дуб. С восхода до заката держал он на солнышке свои желуди, чтобы они вызрели хорошенько, а на комара не обращал никакого внимания, даже не замечал его, даже не знал, что живет по соседству с ним.
Пробовал комар укусить дуб. Но только свернул нос набок: кора у дуба крепкая, как камень. И вот, чтобы опротиветь и дубу и стать самым счастливым на свете, придумал комар одну подлость.
Как-то причалила к берегу лодка. Из лодки вышел рыболов. Под обрывом поставил он палатку. Неподалеку развел костер и повесил над ним на треноге чайник. Пока вода грелась, рыболов закинул в реку удочку и стал ловить рыбу. Увидел все это комар, подлетел к дубу и начал пищать:
– Слушай, сосед, давай спорить, кто больше шума поднимет.
Удивился дуб, хотел от комара веткой отмахнуться, но уж очень смешным показалось ему предложение. И он согласился. Зажужжал комар, замахал крыльями. Дуб чуть вершиной качнул – заглушил комара.
– Победил ты меня, – запищал комар. – Ничего не скажешь, ты сильнее шумишь. Давай теперь спорить, кто рыболова отсюда прогонит. Ты или я?
Подлетел комар к рыболову, стал кружиться над ним. Замахал рыболов руками, воротник поднял, кепку на уши надвинул. Вернулся комар к дубу, сел на его корень, стал жаловаться:
– Ух, старался я, старался! Из сил выбился. А прогнать рыболова не смог. И ты, дуб, тоже не прогонишь.
– Да ты соображаешь, что говоришь? – громыхнул дуб. – Да я его знаешь как!..
– Как? Не з-з-знаю… – пискнул комар.
Тут начал раскачиваться дуб, чтобы грохнуться с обрыва и придавить рыболова, палатку, лодку и чайник с кипятком. Качнулся дуб раз, другой, третий. Остановился: «А зачем же я это буду делать?»
– Н-н-ну, з-з-забоялся! – запищал снизу комар.
«Вот ты, оказывается, какой!» – сказал про себя дуб и с самой верхней ветки сбросил спелый желудь. Желудь попал в комара – и от комара ничего не осталось. Даже мокрого места.
Рассказ пассажира
Чужие разговоры слушать нехорошо. Неприлично. Но, бывает, говорят так громко, что не хочешь, а слушаешь. Если на улице, можно, конечно, отойти. А если в электричке, на одной скамейке с тобой?
У меня такой случай и произошел. От Москвы почти до Сергиева Посада слушал разговоры трех мужчин средних лет. Не знаю, по каким делам ехали. Были без ружей и удочек, но я понял: они охотники и рыболовы. Я давно заметил, какие это мастера сочинять небылицы, а попросту говоря, врать.
Один говорит:
– Ловил рыбу на речке. Ловилась хорошо. Но, думаю, надо сматывать удочки. Иначе дома жена и дети не узна́ют. Комаров миллионы! Ладно, комары. Слепни как шакалы. В сто раз больше комара, а садится, негодяй, неслышно и тут же втыкает жало… Чувствую: физиономия от укусов распухает. А клёв, как на грех, все лучше. И тут вспомнил про мухоморы. Нарезал прутьев. На них, как шашлык, насадил грибы. Прутья воткнул в землю вокруг себя и над собой на колышки положил. Сижу. И что вы думаете? Комары у моей крепости замертво валятся. Слепни же выносливее. Тоже падают, но шевелятся, вроде бы контуженные. Подбираю их – и на крючки. Натаскал плотвы – еле донес.
Я слушаю про мухоморы и не верю. Эти грибы сто раз видел. Не было вокруг них дохлых комаров! Вранье это!
Однако надо признаться, я невнимательно смотрел. Ни к чему мне тогда было. Дохлых комаров, разумеется, могли склевать птицы, съесть лягушки – вот и чисто вокруг гриба. Да и зачем комару к ядовитому грибу подлетать, он же не самоубийца. Облетит мухомор на безопасной высоте. Если надо, крюк сделает. А вот когда, позабыв обо всем, на рыболова кидается, попадает в зону с большой концентрацией яда. И ясное дело – лапки вверх. Может быть, зря я в этот рассказ не верю…
Помолчали мои соседи минуту-другую. Один рассказчика спрашивает:
– А что это Кузин бороду сбрил? Такая бородища была!
– Была, – отвечает тот, – да чуть в гроб не завела. Он ее долго растил. Отрастил ниже колен. Она ему вместо шарфа была. В мороз обмотает вокруг шеи и идет – пальто нараспашку… Один раз собрались мы с ним на рыбалку. Встретились на вокзале. У меня удочек целая вязанка, у него ни одной. Спрашиваю: «Чем ловить будешь? На мои не рассчитывай». – «Не беспокойся, – отвечает, – снасть со мной».
Добрались до реки. Он бороду из-под пояса выпростал и начал на длинные волосины крючки привязывать. Привязал десятка полтора. Наживил мотылем. Лег на обрыве над омутом. Бороду по воде распустил. Я про свои удочки позабыл, стою смотрю. Минут десять прошло – он вскакивает, встал во весь рост, а конец бороды так и сверкает серебром. Рыбка небольшая, в основном уклейки, окуньков штуки три. Небольшая – неплохая, самая для ухи. Помог я улов снять. Он снова бороду в омут закинул. Вот тут-то и мог погибнуть. Надо было уж бороду вытаскивать, а он все медлил – ждал, чтобы на все крючки рыба села.
В темном омуте черти водятся. Чертей, конечно, не было, а выскочила из глубины огромная щука и мигом весь улов вместе с концом бороды заглотила. Пошла рыба в глубину. Ку́зина потащила. Он уж по пояс над омутом с берега свесился. Конец рыбачку приходит! Что делать? Сообразил я – схватил за ноги. На себя от воды тяну. Щука к себе тянет. Я думаю: «Не уступлю! Не отдам товарища! Если погибнем, то вместе…» И вдруг тяга кончилась. От неожиданности даже упал на спину. Что такое? Гляжу на Кузина, а у него только с правой щеки клок волос висит. Остальную бороду щука оторвала…
Замолчал рассказчик. Я гляжу на него и не верю. Лицо у него доброе, глаза голубые – врать вроде бы не должен. Но ведь соврал! На леске нужен поплавок. По поплавку рыболов видит, клюет ли рыба. На бороде у Кузина поплавков не было. Вот мастера завирать! Угораздило меня сесть в этот вагон! Но… Тут я дернул себя за волосы и понял, что не прав. Когда ловишь на собственную бороду, поплавки не нужны. Пощипывает волос – маленькая рыбка клюет, дергает больно – рыба крупная. Зачем же поплавки!