…Все завидуют бабушке. Она идет, а тележка впереди едет. У бабушки в руках вожжи. За правую вожжу потянет – тележка вправо, за левую – влево. Если кто близко дорогу перебегает, тележка ржет по-лошадиному.
Женщина с детьми – детей ведет и тележку везет. «Давайте-ка, – говорит бабушка, – цепляйте за мою. У моей мощности хватит». Прицепили тележку хромого старика. Старик сзади костылем подталкивает.
Лица кавказской наружности хотели прицепить свои тележищи. «Как не совестно!» – закричал хромой старик и отогнал их костылем. «Правильно, – говорит бабушка, – цепляйте только слабосильных».
Поезда приходят и уходят, а в вагоны никто не садится. Смотрят, как бабушкина тележка другие везет. Кому из-за голов не видно, а только слышно ржание, спрашивают: «Что, конная милиция в метро?» – «Нет, – отвечают им, – это тележка ржет, у нее гудок такой». – «Где купили прекрасную тележку? За сколько миллионов? Чье производство? Японское?» – «Шиш вам японское! – говорит бабушка. – Внук сделал».
Почему бабушка не спрашивает о дедукции? Было бы честно, если бы она первая начала о ней разговор. Конечно, бабушка меня учила, но и нервы мне дергала.
Воскресенье. Я – эгоист. Жалею свои нервы, о бабушкиных не подумал. Она на войне была. Фашисты вот как издергали ей нервы.
Я – мужчина. Бабушка – женщина. Трудное дело должен начинать мужчина. Придумал, как завтра начну разговор: «Бабушка, велосипед ломала ты».
Понедельник. «Правильно, – согласилась бабушка. – Думала, быстро догадаешься, но нет, и моя затея затянулась. Сердишься?» – «До этого сердился», – признался я. «Ладно, – сказала бабушка, – у меня на душе тоже легко стало».
Вторник. Настроение хорошее. Размышляю о сердитых. На них, оказывается, воду возят. Откуда возят и куда? Это ясно. Оттуда, где она есть, туда, где ее нет. К примеру, если лопнул водопровод, из реки – в дома́.
Лопнул водопровод. Чая нет, супа нет, все неумытые… Мэр собрал городскую думу – думать, что делать. «Автомашины без бензина. Зарплату рабочим не платим три месяца, – говорит мэр. – Как бы привезти воду даром?»
«Давайте возить на жуликах, – сказал один депутат. – Они в тюрьме сидят без дела».
«Невозможно, – ответил мэр, – жулики воду украдут и в камеры не вернутся».
«Возить надо на спекулянтах, – сказал другой депутат. – Они целыми днями толкутся на перекрестках».
«Невозможно, – сказал мэр, – спекулянты начнут торговать водой по бешеным ценам. Думайте, господа, хорошенько. „Думай, голова, картуз куплю“».
«Мы и так в картузах, – отвечают депутаты. – Мы уже много чего придумали».
«Кто отличится, тот в придачу к русскому картузу получит американский, – пообещал мэр. – С сеточкой на затылке, с буквами USA».
«Несите американский, – говорит третий депутат. – Придумал. Возить воду надо на сердитых. Я знаю одного такого мальчишку».
«Замечательно! – обрадовался мэр. – Объявите сердитым по радио, чтобы собрались у мэрии. Оттуда на реку – за водой. В другой раз будут знать, как сердиться».
Мне-то к мэрии идти не нужно. Уже сутки, как я перестал сердиться. Схожу из любопытства.
Депутаты вышли на улицу, ждут сердитых. Мимо идут прохожие, улыбаются. Депутат в американском картузе отловил одного, спрашивает: чему улыбается?
«Чая нет, супа нет, не умываюсь – хорошо!»
«Чего же хорошего?!» – рассердился депутат.
«Ага! – закричал мэр. – Вы, господин депутат, сердитесь. Марш на реку за водой!»
«У меня депутатская неприкосновенность», – еще сердитее ответил американский картуз.
«Ладно, – говорит мэр, – тогда ведите сердитого мальчишку. Будем возить воду на нем».
Если меня схватят и начнут говорить, что я сердитый, я на самом деле рассержусь. Кошмар какой-то! Как говорит мама, ужас! С ума сойти можно!
Среда. Когда хорошее настроение, в голову приходят полезные мысли. Пришла мысль открыть мастерскую по ремонту велосипедов. Заработаю много денег, облегчу бремя родителей – сам куплю байдарку.
Четверг. Повесил у дома вывеску: «Во дворе срочный ремонт велосипедов. Мастер Вовик Башмаков». Папа сказал: «Ну-ну…» Бабушка ничего не сказала. Мама похвалила: «Молодец! Все знаменитые миллионеры начинали свой бизнес мальчиками – с продажи газет. Пусть будет миллионер, начавший свое дело с ремонта велосипедов».
Пятница. Стоял под своим объявлением с гаечным ключом. Пусть клиенты видят, с кем будут иметь дело. Пока за технической помощью никто не обратился.
Суббота. Долго стоял под объявлением. Когда мимо проезжали велосипедисты, ударял гаечным ключом по молотку. Никто не остановился.
Воскресенье. Приходил Клёцка, хулиган с соседней улицы, на три года старше меня. «Привет, господин Башмаков, – сказал он. – Что, завел собственное дело? Как доходы?»
«Доходов пока нет. Только начинаю, – ответил я. – Привози, Клёцка, велик любой марки – отремонтирую».
«Делаю замечание, – сказал Клёцка. – обращайся с посетителями вежливо. Меня надо называть господин Клёц. У меня тоже фирма. Пока я один в ней, как и ты в своей. Моя фирма охранная. Буду охранять тебя – за половину выручки. Иначе придут другие и возьмут всю».
Как это я сообразил, что ответить? Сам удивляюсь своей сообразительности: «Вы, господин Клёц, опоздали. Мою фирму охраняет господин Петька Шнурков. Он каратист, его все боятся».
«Так уж и все, – засомневался Клёцка и спросил: – Какой у него пояс?»
Я точно не знал, какие пояса у каратистов. Чтобы не ошибиться, сказал, что ему дали специальный семицветный – за изобретение нового вида борьбы. Чтобы Клёцка поверил, я добавил, что прием называется «хакамада[5]», – такое японское слово я слышал по телевизору.
Клёцка пристал с вопросами: что за прием? Откуда знаю?
«Видал по телевизору, как балерина кружится на одной ноге? – начал я объяснение. – Так вот, на моих глазах на господина Петьку Шнуркова напали сразу шестеро с шести сторон. Господин Шнурков раскрутился балериной, вытянул руки в стороны и за один оборот положил всех на землю».
«Надо попробовать этот приемчик», – сказал Клёцка и ушел.
Не придумал ли я на самом деле сногсшибательный прием? Надо самому поучиться. И Петьку Шнуркова научить. А у Клёцки ничего не получится. Он жирный, ноги во взрослые штаны еле влезают. Тоже мне, рэкетир нашелся!..
Понедельник. Петька опять уезжает в деревню. Сказал, что с ремонтом у меня едва ли получится – нет рекламы.
Размышлял о рекламе. Реклама по телевизору, говорят, стоит миллион. Выкладываю из портфеля учебники, набиваю портфель миллионом, еду в Москву на телевидение. Прихожу к красивой тёте. «Вот миллион. Расскажите всем, что Вовик Башмаков чинит велосипеды».
«Мальчик! – говорит тетя. – Ты не похож на обманщика. А рекламу заказывают обманщики. Разве ты не слышал об этом? Купи на миллион жевательных резинок. Стой у своего объявления, раздавай по штучке прохожим, и о твоей мастерской узнает весь город».
Размышляю о деньгах на жвачку. Попрошу маму купить штук десять. Прибыль бывает не сразу. Сначала надо потратиться.
Вторник. Ждал маму с жевательной резинкой. Принесла, как обещала.
Среда. Дежурил около объявления. Остановил девочку на зеленом велосипеде. «У тебя звонок хриплый, – сказал я. – Давай починю». Отрегулировал звонок. Дал жвачку. Попросил рассказывать всем о моей мастерской.
Девочка вернулась, а с ней приехал мальчик на скрипучем велосипеде. Прочистил и смазал цепь. Предупредил, чтобы больше не гонял по лужам. Дал жвачку.
Снова приехала девочка. За ней бежали – без велосипедов – четыре девчонки. Они сказали: «Очень хочется жвачки. Дай нам, мальчик!» Дал по штуке. Пусть наслаждаются и рассказывают обо мне.
Четверг. Приходила целая толпа мелюзги. Просили жвачку. Какие из них рекламные агенты? Начал прогонять. Не уходили, а один заплакал. Разламывал каждую жвачку на три части и таким образом оделил всех.
Пятница. Приходил Клёцка с подозрительной банкой пива. Подозреваю, что она была пустая, а он подносил ее ко рту и делал вид, будто пьет.
«Все дни, господин Башмаков, я думал о твоей фирме, – сказал Клёцка. – Есть возможность получать запчасти для велосипедов из цивилизованных стран. Конкретно – из Сингапура. „Маде ин Сингапур“. Напиши об этом в объявлении. Каждому захочется переменить простую вилку на сингапурскую. Это же удовольствие – крутить сингапурский руль. На сингапурском колесе можно ездить по гвоздям – не лопается. Сингапурские втулки прочные – не скрипят, не ломаются».
Предложение Клёцки меня заинтересовало, хотя в непротыкаемую шину не верил.
«Как с взаиморасчетами?» – спросил я.
«Мне, – сказал Клёцка, – стоимость запчасти. Тебе – стоимость работы по ее установке».
«Ладно, – сказал я. – Приноси».
Суббота. Заметных событий не было. Мама предположила, что рекламную резинку съели я и Петька Шнурков. Подробным рассказом рассеял ее сомнения.
Воскресенье. Заказов на ремонт нет. Начинаю думать о том, что каждый чинит свой велосипед сам. Если я научился, почему же другие не научатся? Сингапурские детали – это другое дело. Надежда на них.
Понедельник. Вечером Клёцка принес тяжелый мешок. Я запер мешок в сарае. Завтра днем посмотрю, что в нем.
Клёцка сказал, чтобы цену, уплаченную за деталь, клиент удостоверял документально – уплатил столько-то и роспись. «Это чтобы господин Башмаков не присвоил часть денег господина Клёца, – сказал Клёцка. – Такой порядок у предпринимателей. Совесть, честность – это всё выдумки. Человек человеку волк».
Я обиделся, но ничего не возразил. Размышляю: как это – волк? А два человека – два волка?
Вот они увидели друг друга. Встали на четвереньки. Сближаются. Тихо перебирают лапами. Чем ближе, тем быстрее. Прыгнули друг на друга. Летит шерсть. Нет, это не шерсть – куски пиджаков и брюк. Один изловчился и откусил у другого кошелек вместе с карманом и брючиной. Ускакал с добычей. Несчастный сидит на пригорке и воет: досадно и кошелька жалко.