— Чего это я Пышечка? — Тоня почувствовала, что краснеет.
За последний год Тоня немного вытянулась, но совсем немного, рядом с высоким Всеволодом Алексеевичем и шпалой-Кэт смотрелась почти карлицей. Но вот с лишним весом она активно боролась — и не без успеха. Не скелет, конечно, но уж точно не Пышка. Нормальная девушка, в теле.
— Да так, просто, — зевнула Кэт. — Не Тоней же тебя звать, честное слово. Имя какое-то деревенское, бабушкино. Я всегда думала, что Антонинами бывают только бабки. Ну, чего надулась, как мышь на крупу? Ты проставляться думаешь, или как? Пора бы уже.
Тоня окончательно растерялась. Она, конечно, знала, что новичку на любой работе принято проставляться. Но здесь, в поезде? Где она возьмёт выпивку? И что нужно? Вино? А для мальчиков? Пиво?
— В вагон-ресторан не иди, там дорого, — сжалился дядя Саша. — Через час стоянка будет, сбегаешь до киоска.
— А что брать?
Все трое дружно захохотали.
— Лимонад, блин, — пробормотал Родик. — И пироженки. Ну ты как с луны свалилась. Водки возьми, две бутылки. И рыбки копчёной какой-нибудь. Посидим как люди. Севушка сегодня спать будет, судя по его роже, он накануне до утра гулевал. А Ренату нальём, если засечёт.
Тоня молча кивала. Она никак не могла привыкнуть к снисходительному тону по отношению к Всеволоду Алексеевичу, которого все придерживались в его отсутствие. Прямо передёргивало от этого «Севушка». И ухмылок, которыми сопровождалось имя босса.
Первый концерт Тоне запомнился надолго. А ведь считала, что ничем её нельзя удивить. Всё-таки опытная артистка, пусть и из самодеятельности. Но в любом случае и сцены она не боялась, и к зрителям привыкла, и как микрофон держать знала. Оказалось, жестоко ошибалась. С Тумановым всё было совершенно по-другому.
Мучения начались уже на саунд-чеке. В Астрахань они приехали в полдень, в гостиницу заселились ближе к часу. Тоня ожидала, что их отпустят отдохнуть, помыться и поесть перед концертом. Ну хотя бы кофе хлебнуть — после ночного загула у неё дико болела голова, пить она не любила и не умела. Но Всеволод Алексеевич заявил, что у них ранний сбор, велел через полчаса выезжать на площадку.
— Будем репетировать с новенькой, — заявил он. — Быть всем.
— А нам-то зачем? — подал голос Родик. — Ну Кэт понятно, а мы…
— Быть всем! — Туманов повторил с такой интонацией, что все как по команде вжали головы в плечи. — Квасите всю ночь, потом собраться не можете. Разгоню к чёртовой матери! Будете вон в ларьках сигаретами торговать. Что ты, Родион, усмехаешься? Мнишь себя великим музыкантом? Думаешь, к тебе сразу другие певцы побегут с предложениями? Или не в курсе, что сейчас залы собирают единицы? Все без работы сидят. А вы зарплату получаете, между прочим! И немаленькую!
— Я не усмехаюсь, Всеволод Алексеевич. Я вообще молчу, — пробормотал Родик.
— Вот и молчи! Так, всем быть внизу через двадцать минут. Десять вы уже проговорили.
И направился к лифту, единственному в гостинице, потирая по дороге виски. Ренат проследовал за ним. Остальные предпочли лестницу.
— Господи, сколько он ещё из-за Машки будет лютовать? — ни к кому не обращаясь произнёс Родик, пока они поднимались на свой этаж. — Уже нашёл бы себе кого-нибудь. Невозможно же.
— Думаешь, не нашёл? — хмыкнул дядя Саша, с трудом заволакивая два чемодана по ступенькам — мужчины галантно взяли на себя багаж девушек. — Но самолюбие-то всё равно задето. Да она тоже стерва. В декрет! Умнее ничего не придумала? Нашла время рожать.
— Вы нормальные, нет? — вклинилась в разговор Кэт. — По-вашему, это можно на пенсии сделать, что ли? Часики-то тикают! Сколько можно на бэк-вокале девочку изображать? У Машки сороковник не за горами. Я вот тоже возьму и уйду.
— Не в декрет, надеюсь? — подмигнул ей дядя Саша.
— Да пошёл ты, — беззлобно огрызнулась Кэт. — Если только от тебя.
Тоня, как обычно, молчала. Даже вчерашняя попойка не сблизила её с коллективом, у неё просто не находилось с ними общих тем. О чём говорить? О Машке, которую она в глаза не видела? Даже из этого диалога она ничего не поняла. Всеволод Алексеевич зол, что его бэк-вокалистка ушла в декрет, тут всё ясно. Но он же нашёл замену. И причём здесь самолюбие?
Выступать им предстояло в цирке, чего Тоня никак не ожидала. Потом уже дядя Саша растолковал, что там аренда дешевле, а представлений сейчас всё равно нет. Цирк в ещё большем упадке, чем эстрада, на гастроли никто не ездит, особенно в маленькие города. Вот директора и выкручиваются, сдают помещения певцам и юмористам.
Кондиционеров тут не было и в помине, гримёрки очень условные, без дверей, туалет общий, по коридору. Их иркутский Дом культуры, где Тоня выступала в детстве, показался просто дворцом. Всеволод Алексеевич выстроил коллектив, и начался прогон всей программы целиком, от первой до последней песни. Туманов то пел, стоя на манеже, то среди песни уходил в зал, садился на одно место, на другое, забирался на верхние ряды — проверял, как слышно в разных точках. Жара и духота ему были, казалось, нипочём, он только несколько пуговиц на рубашке расстегнул. Пиджак он снял ещё в гостинице. И Тоня невольно отметила, какая подтянутая у него фигура, какой мощный разворот плеч и явно военная выправка. Даже без грима больше сорока ему не дашь, хотя он много старше.
Пока от Тони требовалось только копировать движения Кэт.
— Петь не надо, — объяснил Туманов. — Всё равно не успеешь все тексты выучить. Пусть Кэт одна поёт. Добейтесь с ней сначала синхронности в танцах.
Танцы тоже оказались весьма условными, два притопа, три прихлопа. Так что Тоня довольно быстро сориентировалась. Ей казалось, у неё хорошо получалось, особенно к концу репетиции. Даже Всеволод Алексеевич стал благосклонно ей улыбаться. Но за спиной она постоянно слышала сдавленные смешки Родика, да и дядя Саша подозрительно краснел, явно от сдерживаемого хохота. В чём же дело?
Туманов отпустил их за час до концерта. Ушёл в свою гримёрку, единственную, имевшую дверь, пить чай и переодеваться.
— И чего вы ржали? — поинтересовалась Тоня у небрежно закуривавших прямо за кулисами музыкантов. — Что смешного?
— А сама не понимаешь? — хмыкнул Родик. — Кэт, ну-ка подойди сюда.
Кэт, уже переодевшаяся, подтягивала колготки, ничуть не смущаясь.
— Встаньте-ка рядом, вот тут.
Возле выхода на манеж было большое, в рост, зеркало, чтобы артисты могли окинуть себя взглядом прежде, чем появиться перед зрителями.
— Встаньте, встаньте рядом. В позу встаньте, как на концерте, — подначивал Родик. — И смотрите на себя.
Тоня глянула в зеркало и растерялась. Не знала, засмеяться ей или обидеться. В итоге всё-таки улыбнулась. Больно уж забавно они с Кэт смотрелись. Кэт — шпала, почти два метра ростом. И Тоня, метр шестьдесят. Шире в два раза этой скелетины. У Кэт черты лица тонкие, а само лицо вытянутое, с длинным носом. А Тоня выглядит как девочка с обложки русских народных сказок, только платочка не хватает.
— Шикарный у Севушки бэк-вокал, — веселился Родик. — Прямо умеет он артисток подбирать. Эй, Пышка, ты не обижайся! Мы против тебя ничего не имеем. Ты ж не виновата, что Сева из ума выживает.
И почему-то вот теперь она обиделась, хотя виду и не подала.
Народу набралось прилично, почти полный зал. Правда, в основном пришли люди старшего возраста, но Тоня привыкла к бабулькам, на их самодеятельных концертах те тоже были самыми активными зрительницами. Она почти не волновалась, особенно после того, как, буквально за пять минут до начала, когда Тоня стояла возле занавеса и подглядывала в щёлочку, Всеволод Алексеевич подошёл к ней сзади, положил руку на плечо и шепнул: «Не нервничай, ребёнок. У тебя отлично всё получается». Надо ли говорить, что с этого момента её настроение взлетело до небес? Она уже имела возможность убедиться, что Туманов в работе суров и на похвалы не слишком щедр.
Зато на концерте он был само обаяние. Расточал улыбки, танцевал, шутил между песнями. Как будто не ходил с утра мрачнее тучи, рявкая на каждого, кто попадался под руку. На сцене Тоня больше наблюдала его со спины, но даже от спины шла позитивная энергия. Зал их очень тепло встречал, цветов Всеволоду Алексеевичу надарили целую кучу, и он в конце выступления вручил Тоне и Кэт по большому букету.
Тоня чувствовала себя абсолютно счастливой. Она на настоящих гастролях! Только что отработала целый концерт! Ну и что, что сольно петь не пришлось? Всё ещё впереди — и песни, и другие залы, и новые города. Зато какой потрясающий опыт она получит. А не подойди она тогда, всего несколько дней назад, к Туманову, сейчас бы сидела в своём колледже в Иркутске и зубрила бухгалтерский учёт.
— Ну как? Ноги не подкашиваются?
Всеволод Алексеевич не ушёл в свою гримёрку, стоял в кулисах и насмешливо смотрел на неё. Видно, что уставший: виски мокрые, бабочку он развязал, сам привалился к стене. Но довольный, улыбается, в глазах черти пляшут.
— Нет, Всеволод Алексеевич, всё в порядке. Я могу ещё один такой же концерт отработать.
— Сегодня без надобности, — заметил он. — А иногда бывает и три выступления в один день. Сейчас редко, конечно, а вот раньше… Ну да ладно. Иди переодевайся. В гостиницу поедешь в моей машине. Хочу с тобой кое-что обсудить.
Проходящая мимо Кэт многозначительно хмыкнула. Тоня только кивнула. Она уже уяснила, что для Всеволода Алексеевича и Рената подают хорошую машину, какую-нибудь иномарку, а для коллектива обычно выделяют микроавтобус. Кэт как раз вчера рассказывала, как ей надоело «отбивать задницу в сраных пазиках, когда Севушка катается на мерсах». Тоне, честно говоря, было плевать, на чём ездить. Тем более что от цирка до гостиницы ехать минут десять, не больше.
Она ожидала, что Всеволод Алексеевич начнёт разбирать прошедший концерт, возможно он заметил какие-то её огрехи и хочет сделать ей замечания? Но, оказавшись в машине, Туманов продолжал балагурить, шутил насчёт какой-то девчонки, подошедшей к нему за автографом «для бабушки», травил байки. При этом его рука свисала с разделявшего их с Тоней подлокотника и как бы невзначай касалась её руки. Они уже подъезжали к гостинице, когд