Голоса вокруг пропали. Канарейкин слышал только шум, словно трава шелестела. В голове крутилось одно – Белкин уходит в отставку, а значит и самому вскоре придется паковать коробки. Карьере на госслужбе конец!
Канарейкин не помнил, как отшутился о разбитом бокале, как съели пиццу, допили шампанское и разошлись по кабинетам коллеги. Не помнил, чем закончилось обсуждение внезапной новости, и удалось ли ему сохранить лицо.
Кабинет погружался во тьму московских сумерек. Уставший и потерянный, Канарейкин сидел за столом и смотрел на светящийся экран смартфона, где лента Фейсбука полнилась новыми поздравлениями. Ему желали карьерных успехов и новых свершений, грандиозных проектов и интересных встреч. Они что, издеваются? Стиснув зубы, Канарейкин швырнул смартфон в другой конец кабинета, и совершенно случайно попал в урну для бумаги. Позже, достав его оттуда, он пожалел, что разозлился. Возможно, не все ещё в курсе новостей, и поздравления не носят глумливый характер, какой он в них заподозрил. Кроме одного. Только бестия держит руку на пульсе. Теперь смысл шутки стал ему понятен.
Арсений нашел её послание, нажал «ответить», начал писать «Ок, 1:0», но остановился и стер – ещё рано открывать счет игры. Встав из-за стола, он подошёл к зеркалу и не узнал себя. Он будто сдулся за этот день, а волосы в отблеске уличных фонарей, светивших в окно, казались седыми. Хорошо он встретил свои тридцать пять…
«Ещё посмотрим, посмотрим!» – пробормотал Канарейкин. Ослабив узел галстука, он решительно схватил смартфон и покинул кабинет.
С любовью, Питкэрн
Джонни сидел на пустынном пляже, скрытом от посторонних глаз скалистым берегом, и клепал старые рыболовные сети. После сезона дождей к берегу прибило горы мусора с проходящих кораблей.
«Не остров – помойка!» – Джонни хотелось курить, но табак уже неделю как вышел, а нового не завезли. Начало апреля – самое отчаянное время на Питкэрне. Джонни предпочитал коротать его на другом краю острова, подальше от остальных поселенцев. Их рожи под конец сезона дождей настолько осточертели, что он был готов расквасить нос любому без особой на то причины. Ещё осенью он облюбовал себе уединенное местечко, сколотил бунгало и вырыл погреб, где спрятал заначку – бутылку вискаря с большой земли. Джонни держался всю зиму и обходил бунгало стороной, дабы не соблазниться и раньше времени не прикончить лекарство от тоски. Тоска… Джонни удивлялся: как только праотцам из экипажа «Баунти» взбрело в голову сжечь корабль и осесть в этой дыре, вместо того, чтобы плыть к Латинской Америке?
– Джо! – принес ветер со скалы. Джонни даже не обернулся, поковырял в носу и продолжил очищать снасти от застрявших консервных банок и пластика.
– Джо! Туристы идут на баркасе, а у нас открытки закончились! – женский голос прозвучал отчетливее. Джонни поднял голову, озирая исподлобья высокий берег.
Сверху на него смотрела молоденькая учительница Лили и придерживала юбку, раздуваемую сильными порывами ветра.
– И что? – гаркнул он без приветствия.
– Ты – единственный на Питкэрне, кто красиво рисует, – она сделала упор на слове «единственный».
Джонни покривился. В любое другое время он был рад намеку уединиться с Лили в библиотеке Питкэрна, где обычно изготавливали открытки на продажу редким посетителям острова. Проклятый сезон дождей смыл все желания, кроме одного – прикончить вискарь в одиночку и забыться.
– Нарисуй хотя бы парочку! Они ещё далеко! Успеешь! – упрашивала его Лили.
– А что мне за это будет? – развязано поинтересовался Джонни.
Лили сделала возмущенное лицо. Однако рука, скользнувшая вверх по бедру и позволившая подолу взметнуться выше, подсказала Джонни: гримаса – это показное, а он может рассчитывать на клубничку.
Джонни поднялся на ноги с видом человека, сделавшего великое одолжение, отволок сети в бунгало и вскарабкался по скале. Оказавшись наверху, он легонько щипнул Лили за зад, придав ей ускорение, а сам медленно поплелся следом, любуясь ею со спины. Смуглая, осанистая, фигуристая. Из восемнадцати женщин Питкэрна Лили – самая сладкая красотка. Джонни облизывал губы, раздумывая над тем, стоит ли пригласить её в бунгало, или библиотека сойдет.
Спустившись к поселению, Джонни взглянул на океан. Баркас шел в полумиле от берега.
– Придется тебе поразвлекать гостей маленько, я так быстро не намалюю, – сказал он Лили. Она коротко кивнула в ответ и шаловливо дернула его за бороду.
В библиотеке было пыльно, пахло мышами и отсыревшей бумагой. Джонни сомневался, можно ли найти здесь хотя бы одну книгу, текст которой ещё читабелен. Впрочем, за книгами сюда уже давно никто не заглядывал.
Джонни достал акриловые краски, кисти, бумажные заготовки и образцы с видами острова. На каждом красовался Баунти и надписи, выведенные каллиграфическим почерком: «Остров Питкэрн», «Остров бунтарей», «Дом Баунти». Джонни сделал быстрые наброски карандашом и тут же принялся за акрил. Он раскрашивал десятую открытку, когда дверь внезапно скрипнула, и в зал просунулась стриженная башка с темными очками на носу.
– Добрый день! – поздоровался незнакомец. Не спрашивая разрешения, он вошел и остановился напротив рабочего места Джонни. – Я бы хотел вас ненадолго потревожить.
Джонни повел бровью и недружелюбно взглянул на нахала.
– Меня зовут Александр Зорн. Я представляю либертарианское движение за создание свободного общества.
Джонни ничего не понял из его слов, а желания уточнять у него не возникло.
– Мы давно изучаем Питкэрн. Удаленно, так сказать. Наконец удалось до вас добраться. Расскажите, как вы находите жизнь на острове?
Джонни поставил готовую открытку сушиться и взялся за новую. Идеальный английский этого мажора, Зорна, его раздражал.
– Бывает сносной, – буркнул он, прорисовывая сушу на новой заготовке.
– На острове проживает порядка пятидесяти человек. Как вы организуете местное самоуправление?
– Чё? – Джонни поболтал кистью в воде. Из-за Зорна он забыл, какой цвет хотел замешать и для чего.
– Вы решаете дела сообща? – переспросил Зорн.
– Когда как. Иногда всё решают за меня, – хмыкнул Джонни.
– А вы хотели бы иметь полную свободу действий?
– Я бы хотел свалить отсюда.
Внезапное молчание Зорна заставило Джонни оторваться от художеств и посмотреть на собеседника. Не видя глаз за темными очками, Джонни не улавливал его настроения.
– А как же дух свободы и независимости потомков мореплавателей с Баунти, основавших на острове поселение? Разве вы не хотите сецессии от Британии?
– Мозги они пропили на том корабле, – отозвался Джонни. Вместо острова в океане, он изобразил один из пляжей Питкэрна и теперь вырисовывал силуэты людей.
– Согласно историческим записям, мятежники с Баунти планировали создать на острове идеальное общество, основанное на либертарианских взглядах. Этим нас и привлек Питкэрн. Разве у вас нет желания продолжить славные традиции предков? Участники нашего движения могли бы помочь Питкэрну обрести независимость.
Джонни застыл, отупело глядя на недорисованный Баунти.
– Вы только представьте, – продолжал Зорн, – полная самостоятельность, свобода личности, минимальное вмешательство в частную жизнь! Питкэрн станет заветной мечтой любого человека, уставшего от гегемонии государственной власти и доминирования транснациональных компаний!
– Вы – кришнаит?
– Что? – Зорн выглядел растерянным. Темные очки съехали на кончик носа, обнажив ошарашенный взгляд светло-серых глаз.
– Ну эти, проповедники, которые толкают речи за просветление, осознанность и тому подобное. Я их не различаю, – пояснил Джонни.
– Нет…
После короткой заминки Зорн уже было открыл рот, чтобы продолжить, но в библиотеку явилась Лили, ведя за собой пятнадцать туристов. Она бросила короткий взгляд на творчество Джонни и обратилась к гостям:
– Сейчас я провожу вас на восточный пляж, где можно сфотографироваться с макетом Баунти, а на обратном пути заглянем сюда за сувенирами.
Джонни облегчённо вздохнул. Ещё пять рисунков он вполне осилит за отведенное на прогулку время.
– И вы тоже, пойдёмте с нами. Вы же интересовались Баунти, – обратилась она к Зорну. Тот неохотно поднялся. В благодарность Джонни послал Лили воздушный поцелуй.
– Зорн, погодите! – Джонни почему-то был уверен, что этот мажор не вернётся в библиотеку с остальными, – Вот, возьмите открытку на память.
Он протянул ему свежий рисунок с надписью «С любовью, Питкэрн». Зорн взял открытку кончиками пальцев, стараясь не касаться еще не подсохшей краски.
– Э-э..а что это за люди? – спросил он, указывая на изображения фигур в агрессивных позах.
– Это историческая зарисовка, – пояснил Джонни, – борьба отцов-основателей за свободу. Они так ею увлеклись, что перерезали друг друга. Остался только один, самый тихий и умный. Ему-то и достались все блага, включая восемь таитянских баб.
Он похлопал Зорна по плечу.
– Это уникальная открытка! Такой больше ни у кого нет.
Зорн поправил очки, покряхтел и, скомкано попрощавшись, вышел. Больше его Джонни не видел.
Вечером в бунгало Джонни разливал виски по пластиковым стаканчикам и разбавлял кока-колой, отжатой у туристов в обмен на совместное фото у якоря Баунти. Лили сидела у него на коленях и томно улыбалась.
– Интересно, сколько в этом сезоне заработаем? Может наконец накопим на дорогу до большой земли? – мечтала она, поглаживая всклокоченную гриву Джонни.
– Лишь бы психов приезжало поменьше.
– Ты о том странном парне в очках? Я не поняла ни слова из того, что он говорил.
– Он к тебе приставал? – Джонни пожалел, что подарил Зорну открытку вместо того, чтобы набить морду.
– Спрашивал, какой порядок был у первых поселенцев: анархия или…ой, забыла слово, – Лили наморщила лоб, водя пальцем по пухлым губам.
– Да к черту! Давай лучше делом займёмся! – Джонни отпил из стаканчика и заглянул в её тёмные глаза. В глубине он видел отблеск – призрачный след судовых огней Баунти.