ся с лейтенантами уже двое на двое. Что делать?» Клещ вырывался. Худой пока не зашёл на бросок, но Клещ понимал, что это – вопрос времени. «Думай. Думай, чёрт возьми! Стоп! А мы вообще, представились?»
– Парень, я капитан полиции! Спокойно! Отпусти меня. – Клещ надеялся, что рассудок озверевшего парня возьмёт верх над инстинктами. Он увидел замешательство во взгляде худого. Воспользовался им и быстро достал ксиву из внутреннего кармана – Вот, смотри! – открыл её привычным движением и показал худому.
– Братан, это менты! Не бей их! Всё, успокаиваемся! – проорал худой.
– Давайте на лавку их.
Лейтенант поставил коленями на лавку одного за другим и заставил держать руки высоко.
– Ноги им по шире раздвинь – шёпотом сказал Клещ.
«Мало ли, вздумают сопротивляться. Если широко поставить, то им будет сложно». Краем глаза он увидел, как одна их девка ушла куда-то с приложенной к уху мобилой.
– Ты чё так йазошёлся? – шёпотом спросил толстый у худого.
– Я не знаю. Такое со мной было только раз. В четыре года. Но тогда конкретно допекли. Может, слышал историю с лопатой?
– Не разговаривать. – корректно, но твёрдо прервал их Клещ.
Бармалей радовался жизни. Он сдал последний экзамен на тройку и потягивал пивко в своей комнате, глядя, как Стэтхэм разносит рожи врагам на большом ЖК экране. Идиллию прервал телефонный звонок. На экране засветилось «Танька Жилистого». «И чё ей надо от меня?». Он ответил.
– Саша, тут ребят убивают! Быстрее!
– Да что случилось?
– Убивают тут всех! Я не знаю, что делать!
– Где?
– В сквере у военторга!
Бармалей быстро оделся, спустился и бегом направился в сквер. Пришёл на место, и Таня рассказала, что случилось. Когда он увидел картину задержания, то первым делом забежал за угол ближайшего дома и расхохотался. Такого он не ожидал! Его друзья стояли коленями на лавке с поднятыми вверх руками, будто особо опасные преступники, под лавкой стонал какой-то бомж, а вокруг ходили три нервных мента в штатском. Хорошенько отсмеявшись, он нашёл в телефоне нужный номер и нажал вызов. Бармалей знал, куда нужно звонить.
Наказание
– Аккуратно, доча! – Виктор подхватил споткнувшуюся двухлетнюю малышку. Она неуклюже карабкалась на крутую лестницу корабля – главного аттракциона площадки. Оступилась на самой верхней ступеньке. Он забрался на палубу следом, и осторожно шёл сзади. Готовый поймать дочь, если она поскользнётся и провалится сквозь слишком широкие для ребёнка зазоры между балками бортов. Малышка полезла на верёвочную лестницу, ведущую на смотровую площадку, приделанную к самой высокой мачте.
– Нет, туда тебе ещё рано. Подрасти немного.
– Хаясё, папа. – она отпустила верёвку и пошла дальше по палубе.
Следуя за ней, Виктор то и дело бросал взгляд на мамочек с детьми. Женщины стояли, или сидели, уткнувшись в смартфоны, поглядывая на своих чад. Так и кивали туда-сюда. Двое папаш разговаривали о чём-то, периодически поцеживая пиво из банок и наблюдая, как их дети бегают под палубой «корабля». Распивали в общественном месте. Но никто их не гонал. Свои.
«Неужели я один, как тень, всё время рядом с дочерью?» – он присмотрелся. Да. Совсем маленьких детей наверх не пускают. А за теми, кто постарше, просто смотрят со стороны. Когда Виктор забирался наверх, ему и в голову не пришло останавливать дочь. Сейчас он думал, не выглядит ли белой вороной среди остальных родителей. Потом сказал себе: «Да, даже если и выгляжу – что с того? Я и так во всём белая ворона. А жить нужно своим умом». Всё он делал правильно. Телефона ему и на работе хватает.
Мысли о работе хороводом закружились в голове. Виктор увидел, как две мамочки с умилением смотрят на него. «Интересно, что бы они сказали, узнав, кого я вчера защищал?» Виктор работал адвокатом, и насмотрелся всякого. Из-за профессиональной деформации самые дикие случаи вызывали в нём либо отвращение, либо смех. Вот и вчера, по просьбе знакомых следователей, ему пришлось бесплатно защищать двух семнадцатилетних пацанов, которые убили и разрезали на куски своих родителей. Те им мешали. И они их распилили. Обычной ножовкой. Виктор ещё помнил, как несколько месяцев назад он ржал со следаками на допросе. «Детей» признали вменяемыми и посадили, но Виктор скостил им сроки – одному на год, другому – на полтора. Репутация обязывает. Он работал бесплатно только по просьбе следаков. После того, как заказы потекли рекой, установил лимит – не брать дела меньше трёхсот тысяч рублей.
Дочка скатилась со спиральной горки. Он спустился. Дочь подбежала к нему, и протянула руки.
– Гойка, хочу!
Виктор поднял её и посадил на горку, избавляя от долгого подъёма по лестнице. «Балую, конечно. Но я пока не устал. Гуляю с ней редко. Пусть наслаждается – когда ещё мы так погуляем?». Не то чтобы он был круглосуточно занят на работе, но гулять с дочерью получалось редко. То срочно вызовут на допрос. То знакомые попросят поработать бесплатно. Потом у кого-то важного день рождения. Потом у другого. И так все время.
Виктор был благодарен жизни за этот островок семьи. В адвокатуру он попал случайно. В конце десятых его лишили должности и звания, и посадили за вымогательство. Легко отделался. Могли дать гораздо больше. И другой режим содержания назначить. Как же ему хотелось тогда быть богатым! И он просто не видел для себя иного способа, кроме как устроиться в органы и обогатиться, используя служебное положение. Схема давно проверенная и рабочая. Но посадили. Пока сидел, скостил срок себе и ещё одному заключённому, используя знания, опыт и связи. Виктор умел налаживать контакты, и связей было полно. По колонии-поселению пошли слухи. Он вышел. Где работать – непонятно. Позвонили ещё двое, просили помочь. Он помог. Потом – ещё двое. Тогда Виктор задумался о получении адвокатской лицензии. Сначала получил статус «ранее не судимый», следом – адвокатский. Работа находила его сама. Жесть в основном. Убийцы, воры, уголовники. Но там, где мог помочь, он не отказывал.
– Доча, будешь сок?
– Неть!
– А он вкусный, смотри! – Виктор сделал маленький глоток из трубочки. Дочка потянула ручки к нему. Сделала такой же глоток.
– Спасибо, папа!
– Пожалуйста.
– Типей папа! – она протянула ему пакет. Он опять сделал маленький глоток – Типей Мила!
Пакет передавался из рук в руки. «Да, с папой сок, похоже, гораздо вкуснее».
Позвонили. Номер Краснодарский. Женщина в двух словах объяснила суть дела. Сыну осталось сидеть пятнадцать лет за изнасилование. Можно ли сократить срок? Виктор объявил ценник. Не отпугнуло. Сказал, что наберёт завтра и расспросит подробно про все обстоятельства.
Вот с такой очевидной жестью Виктор никогда не пытался оправдать клиента полностью, или получить условку. Даже если мог. Ни к чему дискредитировать работу следователей. В конце концов, они с ним в одном котле варятся. Следаки тоже это понимали и старались поддерживать хорошие отношения. Да, он заработает на смягчении приговора. В половине случаев и опера заработают. Схема вполне рабочая. Все довольны, и преступник за решёткой. «И для меня это – отличная сделка с совестью. Есть чем себя успокаивать».
– Папа! Иди. Йибок. Со мной! Смотйеть! – Мила быстро училась говорить, но большие предложения пока строила через паузы.
Он вёл дочь за руку в магазин с аквариумом. «А ведь я так и буду этим заниматься. До конца своих дней». Виктор думал об этом постоянно. Его слава, как адвоката, росла. Он стал появляться в журналах, как один из самых успешных молодых специалистов. Потом его стали приглашать преподавать право в ведущие университеты. Но он быстро отказался, ограничившись только приёмом госэкзаменов. Когда-нибудь дочь вырастет, и ей станет очевидно, кого он защищает. Виктор, конечно, не откажется от всего этого – слишком сильна зависимость от «денежной иглы». Ну не готов он пахать штатным юристом за сотню в какой-нибудь конторе. И никогда уже готов не будет.
Его план состоял в том, чтобы дочь никогда не касалась сферы, в которой работает он сам. Выбрала бы для себя дело, никак не связанное с уголовным правом. Тогда она будет знать только, что Виктор успешный адвокат. Если, конечно, не будет совсем громких дел. Он боялся слишком резонансных дел. В стране достаточно и неизвестных уголовников с толстыми кошельками.
– Смотйи, самая маинькая! – дочь тыкала пальцем в стекло аквариума, стараясь заразить папу своим восторгом.
Как же он любил это чувство – когда его любят просто так. Потому что он есть. И испытывают восторг, ни с чем не сравнимый. Не за то, что он может помочь в каких-то делах, в которых другие не могут. А просто так.
Его жизнь – война контрастов. Сейчас он ещё пару часов проведёт с дочерью. Отведёт её домой. Сегодня даже получится самому уложить её. Он уже думал о том, какие песни будет петь, баюкая Милу вечером. Обычно хватает получаса. И завтра, к десяти, из своего маленького рая он поедет прямиком в ад, чтобы защищать там человека, убившего жену молотком. «Наверное, такое моё наказание. Пожизненный срок. Впрочем, мне не пристало жаловаться. Бывает хуже. Много хуже. Что можно будет написать обо мне в итоге? Родился, учился, сидел, женился. Работал. Сам себя наказал». Он думал, что дочь не поймёт, если всё узнает. И он надеялся, что она не поймёт. Сам себя Виктор прекрасно понимал. Но Мила не должна. Мир должен становиться лучше. А его поколение, попавшее на стык двух эпох, и вобравшее в себя всё плохое, должно сгинуть в прошлом, не понятое и не принятое новым.
– Хочу домой, папа! – он подхватил её и понёс к выходу, рассматривая подростков. Таких непохожих, будто из другого мира. Он надеялся, что они бы тоже его не поняли. «Если так, то у этого мира ещё есть шанс!»
Неосторожное желание
Опять сидит за компьютером. Отвлеку его ненадолго. Спрошу, не забыл ли.
– Лёша, ты помнишь, что через час нам ехать в «Мегу»?
– Да, Юль. Через час буду готов.