– Хорошо, отдыхай.
Пойду выберу платье. Пусть сидит. Но как-то быстро он ответил. Или как всегда ответил? Нет – что-то было в его ответе холодное. Вроде «буду готов», но слышится будто «отстань от меня». Нужно проверить.
– Дорогой, у тебя всё в порядке?
– Да, всё хорошо.
– Тебе ничего не нужно? Может, чаю принести?
– Нет, ничего не нужно. Ты своими делами занимайся – я пока видео посмотрю.
Ну вот. Действительно, ответы односложные! Как робот! Избавиться от меня хочет… Проводим почти всё время вместе, а понимать друг друга так и не научились. Ну почему он такой чёрствый? Через пять минут загляну аккуратненько – посмотрю, что он там смотрит.
Так, «топ пять эффективных приёмов тайм-менеджмента, чтобы высвободить время». Странно…
– Дорогой, а ты про завтра помнишь?
– Про что конкретно?
– Что мы к маме едем.
– Да, помню. Дай мне видео досмотреть, пожалуйста.
Ладно, я выйду. Но так меня выпроваживать… вот козёл! Я для него всё делаю, а он даже поговорить нормально со мной не может. Вот зачем, зачем я хотела немногословного? Который не говорит, а делает. Получила на свою голову! Говорить – почти не говорит, а делает всё меньше и меньше.
Отправляю сообщение: «Когда мы с тобой начинали встречаться, ты чаще водил меня гулять в парк. Был романтичнее». Ответа нет. Хоть бы простое «да» прислал. Стоп… тайм-менеджмент. Зачем ему лишнее время? У него есть кто-то ещё? Точно есть. Зачем ещё? Платья эти чёртовы… Почему он не отвечает? Зайду опять.
– Алексей, красное, или чёрное? – приставляю чёрное к себе.
– Давай чёрное.
– Или красное? – приставляю вместо чёрного красное.
– Или красное…
Выхожу из комнаты. Ему всё–равно! Ну точно, кто-нибудь есть! Гад! Так, нужно срочно зайти к нему в комнату и заставить его сказать, что у него никого нет! А если есть? Сейчас, только немного соберусь с мыслями… А на сообщение так и не ответил. Всё, захожу!
– Почему тебе всё равно, в каком я платье?
Он разворачивается ко мне в кресле и смотрит, будто не может понять, о чём я.
– Тебе и то, и то идёт. Можешь выбирать любое.
– А почему на сообщение не отвечаешь?
– Сообщение? Сейчас посмотрю…
– Ты даже не посмотрел… Это же совсем чуть-чуть твоего внимания…
И тут он вскакивает и взрывается!
– Ты! Ты достала меня уже! Что, так сложно было просто час меня не трогать?
Я испугалась – он никогда не вёл себя так агрессивно.
– Зачем тебе приёмы, чтобы высвобождать время? У тебя кто-то есть?
Он глаза выпучил, да как заорет:
– Кто?! Ты, дура, посчитай! Я вчера с работы сюда! Сейчас мы едем в этот долбанный магазин, завтра – к маме! Когда, когда у меня кто-то ещё может быть? Да с тобой даже Дунька Кулачкова не светит! У меня был один час моего личного времени в выходные – ты меня и его лишила! Одного часа – и то лишила! Своими платьями, чаями, помню-не помню, и прочей чепухой! Что, так сложно было не трогать меня, да?
Боже мой! Он меня ненавидит! За что?! Я начинаю плакать. Мне хочется объяснить ему, но слезы мешают:
– Когда мы начинали встречаться, я думала, что мы всё будем делать вместе! Что ты будешь всегда рядом, такой немногословный и надёжный. Что на тебя можно будет положиться. – я стараюсь унять всхлипы, но не могу.
– Юля, так не бывает! У каждого человека должна быть хоть крупица его личного пространства! Мы не идеальные картинки из рекламы. Каждую секунду никто не может быть вместе! Это ненормально!
Вот как!? Я дрожу от кончиков пальцев до макушки, мне так плохо – вот возьму сейчас и умру прямо здесь!
– Можешь наслаждаться своим личным пространством, сколько пожелаешь!
Я выбегаю из комнаты в спальню, падаю на кровать и начинаю реву, реву… Он бессердечный!
Алиса Иванова
Все вопросы и пожелания писать по адресу sirgienkolv@mail.ru.
Странная штука
Кельт буравил пустую бутылку долгим взглядом, словно добивался от неё признательных показаний. Наконец, схватил за горло и швырнул в раковину. Мелкие осколки разлетелись по длинной мраморной столешнице.
– Чёрт!
Не найдя мобильного телефона на кухне, он, шатаясь и опираясь о стену, вывалился в гостиную. Телефон лежал на журнальном столе рядом с пультом от телевизора. С трудом попадая по сенсорным кнопкам, Кельт набрал номер.
– Сапрыкин, почему долго к трубе не подходишь?
– Кельт, ну ты совсем не меняешься, – недовольно пробасил бывший опер. – Уже пять лет как ты не начальник следственного, а разговариваешь, будто с подчинённым.
– Сапрыкин, привези вискаря.
– Кельт, у тебя ж домработница, скажи ей, пусть привезёт. Она тебе хоть звезду с неба достанет, лишь бы ты довольным остался.
– Дура она! Купит снова клопомор какой-нибудь, – прохрипел Кельт, потом презрительно скривился и передразнил. – «Зато с низким содержанием сахара».
– Не бухти, привезу. – Не сразу ответил Сапрыкин. – Только к вечеру.
– Сдохну до вечера, – Проворчал Кельт, но согласился. – Ладно, давай вези.
– Договорились. Сам-то как?
– Нормально. Слушай, Сапрыкин, тут вот ещё что… найди мне волкодава какого-нибудь.
– Не понял?
– Ну… собаку большую, по двору пустить. Кто-то в сад стал лазить.
– Кельт, ну рассмешил! – Сапрыкин загоготал. – Да ты сам как собака, какой дурак к тебе полезет?
– Скоро выясню. – Скрипнул зубами Кельт. – Всё, жду. Про собаку узнай.
Проснулся Кельт, как обычно просыпался все сорок пять лет подряд – без четверти шесть. Будильником он никогда не пользовался. Просто открывал глаза и вставал. Надел зелёные штаны, серый свитер грубой вязки, всунул ноги в кожаные шлёпанцы и прежде, чем выйти в сад, проковылял на кухню.
Кухня разве что не сияла.
– Николай Андреевич! – Нарочито подпрыгнула моложавая домработница. – Вы меня напугали! Подкрадываетесь как лис. Доброе утро! Вы снова вчера гостей встречали?
– Нечего в облаках летать. – Раздражённо фыркнул Кельт. Будет ещё какая-то кухарка указывать, встречать ему гостей или нет. – Доброе утро, когда педаль в пол, и ветер звенит в ушах, а так …
Домработница давно перестала спорить с угрюмым хозяином. Она поставила на стол чашку свежезаваренного кофе и мягко улыбнулась:
– Угощайтесь, Николай Андреевич.
После крепкого кофе можно пройтись по саду.
Ну как пройтись? Скорее проковылять. Каждый шаг жгучей болью разливался по всей берцовой кости. Огнестрел при исполнении раньше времени отправил Кельта на пенсию. В прошлом осталась жизнь, насыщенная жесткой чувственностью и расчётливыми победами. Горько признавать, когда из баловня судьбы ты превращаешься в старика, не способного обходиться без посторонней помощи.
На улице свежо и тихо. Соседи сплошь пенсионеры, если и просыпаются в такую рань, то наверняка, валяются до обеда в кровати. Кельт таких презирал. Он вообще не любил людей. Неприязнь в высшей степени сложилась обоюдной.
Каждое утро, опираясь на костыль, Кельт выходил в сад и осматривал свои владения. Вчера впервые заметил неладное – клумба с клубникой заметно поредела.
«Тоже мне, едрёна вошь, лиса нашла, – ворчал Кельт, поминутно крутя головой в разные стороны, – шарканье за километр слышно, а она испугалась. Дура! От бабской жалости только тошно становится».
Приусадебная территория бывшего начальника следственного управления с трёх сторон по периметру окружена красным кирпичным забором. Густо засаженный плодово-ягодный сад за домом постепенно смешивался с дикоросом и спускался к ручью.
Воришки могли пробраться только оттуда.
Вдруг Кельт сердито вытаращился.
На дорожке между двумя грядками на корточках сидела худенькая девочка лет семи и с невозмутимым видом поедала клубнику.
Кельт нахмурил лоб и направился по мощеной дорожке к нахалке, нарочно громко пришаркивая.
Девочка подняла голову.
Кельт подошёл совсем близко, но девочка не тронулась с места.
– Хотите клубнику? Ягоды очень спелые. – Заверила бесстрашная девочка.
Кельт опешил:
– Ты кто?
– Ляна.
– Значит, так, Ляна. – Кельт говорил медленно и вкрадчиво. – Чтобы больше я тебя тут не видел. Поняла?
– Вы злитесь, что я без спроса?
– Кыш! – Зашипел Кельт на ребёнка.
Девочка зажмурилась. Её верхняя губка задрожала.
– Но её так много… Она же пропадёт…
– Не твоё дело. Иди к родителям.
– Мама ещё спит.
– Вот и ты иди, спи.
– Я не могу в это время спать.
– Меня это не касается. – Кельт кряхтя нагнулся и двумя пальцами приподнял девочку за рукав кофты.
– Но… если нельзя рано утром, можно я после обеда приду?
– Ни утром, ни после обеда, ни-ког-да!
– Это что ещё такое? – Заревел Кельт на следующее утро.
Торопливо спустился по лестнице и поднял с нижней ступеньки детскую книжку.
Направился в сад.
На полпути он остановился на мощеной дорожке, ведущей от дома к клубничным грядкам. Девочка сидела между грядок и смотрела на него с таким видом, словно Кельт был единственным стариком на земле.
На её угловатых плечиках вязаная кофта смотрелась великовато.
– Ну? – Потребовал Кельт. – Чего тебе?
– Почитайте мне. Мама в это время спит, а я не умею…
– Читать не умеешь? – Удивился Кельт. – Что ж тебя такую большую воровать научили, а научить читать забыли?
– Болею часто. Мы с мамой много времени проводим в больницах. Там некогда читать.
Только тут он заметил у девочки неестественно бледные губы, и без единой кровинки лицо. Пальчики показались ему не толще пары спичек.
Кельт задумался на миг, потом еле заметно кивнул.
– Вам сесть некуда! – Спохватилась девочка. – Подождите, я там видела стульчик.
Худенькая девочка указала рукой в сторону сарая. Притащила оттуда складной пластиковый стул и поставила рядом с Кельтом.
– Давайте я подержу. – Она взяла костыль и аккуратно положила его на землю.
Кельт увидел, как у девочки от тяжести костыля на виске напряглась венка.