— Я тоже тебя безумно люблю. Вот и делаю все, что могу…
Валялись до начала одиннадцатого, то есть, до тех пор, пока хватало сил терпеть все усиливавшийся голод. Увы, потом позорно капитулировал я, и вся команда с гиканьем переместилась на кухню. А там ожил телефон Уфимцевой, и она, посмотрев на экран, нехотя поднесла трубку к уху, встала из-за стола и отошла к окну.
Пока болтала с какой-то одногруппницей, мы валяли дурака: намазали кусок хлеба с тарелки Светы маслом и тоненьким слоем варенья, но накрыли последнее сочным куском ветчины; подсыпали в свежевыжатый ананасовый сок щепотку перца, затолкали в блинчик с мясом оливки и остудили сидение кресла арктическим холодом. Или остудил. Я. Ибо этот навык имелся только у меня.
«Страшная месть» не заставила себя ждать: шлепнувшись на сидение и взвизгнув на всю гостиную, мелкая мгновенно догадалась, кто виноват, и… нагло заявила, что будет отогревать напрочь замерзшую попу на моем бедре… очень, очень долго! И ведь выполнила обещание — уселась на левую ногу, хорошенечко поерзала, нахально потребовала приобнять ее за талию, чтобы компенсировать отсутствие удобной спинки, и потянулась за бутербродом.
Наказала и девчонок, сначала перемазав вареньем, а затем вылив им на головы по половине бокала «заряженного» сока. И расплылась в счастливой улыбке:
— Вот это, я понимаю, завтрак! А не «Держи спину — ты аристократка!» или «Закрой рот: ты, ребенок, можешь только отвечать…»
— Ага: в нашей буйной семейке поймут и поддержат все, что угодно… — сыто мурлыкнула Оля и «поделилась» с Уфимцевой вареньем с правой щеки.
Света его попробовала, поблагодарила подругу за вкусное угощение и… вспомнила о только-только законченном разговоре:
— Мне звонила одна из немногих однокурсниц, от которых не воротит. Сочла необходимым поделиться неприятными новостями. По ее словам, главы родов как минимум шестерых моих недавних ухажеров пытались приобрести коттеджи в Бухте Уединения, не преуспели, устроили парням серьезнейший разнос за то, что я в них все еще не влюблена, и поставили задачу любой ценой исправить эту недоработку. И теперь эти придурки выясняют у наших общих знакомых подробнейшие описания моих привычек, слабостей и увлечений. А двое самых хитрожопых вовсю пытаются сблизиться с Антоном и Егором через Ларису и Дашу, дабы, в конечном итоге, напроситься с ними на отдых и приехать в наш поселок!
— А чего это они так засуетились?
— Инна точно не знает… — не без труда задавив ярость, ответила мелкая. — Зато слышала обрывки нескольких разговоров и почти уверена, что главам этих родов стало мало знаний моего батюшки. Теперь им нужны и они, и связи, появившиеся лично у меня, и ты, Игнат. Ибо, как выразился кто-то из парней, «такого перспективного мальчишку надо как можно быстрее загнать в стойло и использовать с куда более серьезным КПД…»
Глава 3
6 мая 2513 по ЕГК.
…Ляпишев позвонил в начале первого замотанным до невозможности, поздоровался, извинился за то, что беспокоит в выходной день, и попросил прибыть к нему к часу дня в компании с супругой и Светланой Валерьевной. Столь небольшой временной зазор слегка напряг, но мы успели. В основном, за счет того, что в субботу днем движение в центре столицы было терпимым.
В приемной генерала оказалось на удивление многолюдно. Нам были знакомы не все, поэтому, поприветствовав собравшихся еще с порога, я пожал руки только Валерию Константиновичу и Геннадию Романовичу. Как вскоре выяснилось, зря: «проигнорированные» мужчины лет семидесяти с гаком тоже поднялись на ноги, представились и по очереди протянули сухие ладони, покрытые пигментными пятнами.
— Хе-хе, а твои акции, определенно, растут в цене! — весело заявил БИУС. — Личности калибра владельцев автоконцернов «Москва» и «Русь» «обычную» молодежь просто не замечают.
Я едва заметно кивнул, зная, что Дайна заметит этот ответ через камеру микродрона, и вообще потерял дар речи: очень тепло поздоровавшись с моими спутницами, Ростислав Евгеньевич Третьяков, владелец «Москвы», спросил, как здоровье «глубокоуважаемой Ирины Сергеевны»!
Я, конечно же, ответил. Но после того, как помог Оле со Светой сесть и сел сам, вопросительно мотнул головой. Адресовав этот жест все тому же где-то порхающему микродрону.
— Это — одно из следствий моей добросовестности… — ехидно сообщила Дайна, помучила меня очень долгой паузой, а потом перестала валять дурака: — Прежде, чем сформулировать техническое задание на тюнинг твоей новой «Стихии», ты двое суток зависал в Сети и шерстил соответствующие форумы, странички тюнинговых ателье, автомобильных заводов и даже непризнанных гениев. В процессе собрал чрезвычайно интересный комплект отдельных деталей и узлов, часть из которых серийно не выпускается, провел кое-какие расчеты и поручил мне красиво оформить результаты твоих трудов, набрать Сергея Сергеевича и намекнуть на возможность добавить раскрутке машин их концерна еще один серьезный импульс. Янковский нарисовался в Бухте уже на следующее утро после моего звонка, с полпинка поставил автограф под несколькими бумагами, ознакомился с твоим предложением и охренел от цифр. «Стихию» забрали в тот же день, доставили на завод и загнали в корпус, в котором ведутся экспериментальные разработки, а за всеми необходимыми узлами и деталями отправили «ходоков». Как ты, наверное, догадываешься, комплект «встал». И позавчера вечером эта машинка так отожгла на заводском треке, что Третьяков плавится от желания начать выпуск линейки «Стихий» для «настоящих экстремалов». Однако пока не может. Ибо стараниями Льва Абрамовича Фридмана права на этот установочный комплект и все «смежные» варианты компоновок принадлежат тебе. Вот бедняга и ждет возможности пообщаться тет-а-тет, дабы предложить Очень Хорошие Деньги и еще кое-какие приятные дополнения…
Не знаю, почему, но, слушая ее рассказ, я пытался представить реакцию разработчиков БИУС-а на масштаб деятельности экземпляра, «сорвавшегося с нарезки», и не мог. Зато радовался от всей души. Тому, что мне, фактически, достался «эксклюзив», и этот «эксклюзив» так здорово упрощает жизнь. Увы, ровно в час секретарь Ляпишева пригласил пройти в кабинет шефа меня, Олю, Свету, ее отца и Бехтеева, так что мне стало не до раздумий на отвлеченные темы — я поднялся на ноги сам и поухаживал за своей благоверной, Валерий Константинович подал руку любимой дочери, а Геннадий Романович повел рукой, предлагая мне заходить в «логово» генерала первым.
Зашел. Почти не удивился, обнаружив, что в помещении, кроме самого Дмитрия Львовича, находятся Цесаревич и двое телохранителей-теневиков последнего. И отыграл обязательную программу по привычной схеме. А через пару минут, расположившись в креслах, проследил за взглядом Воронецкого и подобрался: через боковую дверь в кабинет ввели изрядно осунувшегося и явно сломленного мужчину лет шестидесяти пяти.
— Левашов. Артур Игоревич. Без десяти минут бывший глава рода… — холодно сообщил наследник престола после того, как конвоиры заставили своего подопечного сделать три шага вперед и замереть в неподвижности. А затем повелительно шевельнул рукой, тем самым, приказав Дмитрию Львовичу передать арестованному МТ-шку: — Имел глупость не только нарушить Закон, но и противопоставить свой род Воронецким, Уфимцевым, Бехтеевым и Щегловым. За нарушение Закона ответит по всей строгости последнего по приговору суда. А пока извинится. Перед каждым из вас. В том числе и серьезнейшими вирами…
Не знаю, какую сумму «без десяти минут бывший глава рода» отослал будущему Императору и «нашему» Воздушнику, а Оле, Свете и мне прилетело по десятке. В смысле, миллионов. Впрочем, эта часть извинений меня особо не зацепила. Не зацепили и «искренние» извинения. Зато слова, которыми Его Императорское Высочество закончил эту часть спектакля, легли на душу, как родные:
— На этом конфликт между Левашовыми и вашими родами закончен. Ибо Артуру Игоревичу и его самым доверенным родичам вот-вот станет не до вас. А новому главе этого рода уже дали понять, что следующая попытка не понять наши намеки закончится вычеркиванием Левашовых из Бархатной Книги…
…Вторая половина спектакля началась со смены статистов — Валерий Константинович и Геннадий Романович были отпущены восвояси, на их место были приглашены владельцы автоконцернов, а одного арестанта заменили аж четырьмя. В этом «отделении» Цесаревич выдал более длинный и в разы более эмоциональный монолог. Сначала дал понять, что государство приветствует только здоровую конкуренцию, а личностей, плюющих на Закон, заставляет пожалеть обо всем, что можно и нельзя. Затем почему-то завелся и скажем так, несколько жестковато прошелся по «лицам, невесть с чего возомнившим себя неприкасаемыми». А после того, как закончил срывать ярость, злорадно сообщил, что до завершения расследования всех преступлений, совершенных владельцами «Рекорда» и теми, кто прикрывал эти «шалости», автоконцерн переходит под управление государства.
Тут нам тоже прилетело. Причем не троим, а четверым. По миллиону — от бывшего заместителя министра внутренних дел и бывшего начальника какого-то отдела ИСБ, по два — от родственника Цесаревича, и по пять — от владельца концерна. Я потерял дар речи, но Дайна меня успокоила:
— С вами поделились тремя процентами наворованного служаками, чуть более, чем пятью процентами средств, имевшихся на счету этого Воронецкого, и одним процентом состояния владельца «Рекорда». Говоря иными словами, покупают вашу лояльность чужими деньгами. В общем, продолжай держать лицо и жди финальной речи наследника престола…
Продолжил. Дождался. И убедился в том, что БИУС прав — почти весь девятиминутный(!) монолог Цесаревича при определенном уровне фантазии можно было бы выразить одной-единственной фразой: «Сотрудничать с нами выгоднее, чем с кем-либо еще, а воевать — смерти подобно…» Но я в этом не сомневался и так, поэтому очень обрадовался, когда наследник престола счел, что нас можно отпустить и спокойно продолжить общение с потенциальными партнерами из другой весовой категории. Так что с большим энтузиазмом исполнил еще одну «обязательную программу» и, наконец, вывел девчонок в прихожую. А там вопросительно уставился на Уфимцева, при виде нас спешно поднявшегося на ноги.