— Не уверена, что решилась бы подставиться под волчьи укусы. А Виктор с Татьяной выполнили приказ, не задумываясь. И не запаниковали. Хотя иные рывки озверевших зверей выбивали из равновесия. Ну, а спокойствие девочек удивляет до сих пор: сражаясь с Одаренными хищниками на два ранга выше себя, они держались так, как будто возились с игрушечными робопсами. И это — в четырнадцать лет! А во что вы превратите эту парочку к восемнадцати?
— В еще более злобных монстриков… — довольно хихикнула Света, вбила филина, «внезапно» спикировавшего к месту боя, в ствол ближайшего дерева аккуратной оплеухой и деловито натравила на птичку-суицидницу злобную мелочь…
…Витю накрыло прорывом, «совмещенным» со второй трансформацией энергетики, метрах в пятидесяти от калитки. До нее он, конечно же, допрыгал. А потом дернул меня за рукав и, вымученно улыбнувшись, сообщил, что вот-вот отъедет. Ростопчина смертельно побледнела, но справилась с накатившей паникой и не стала лезть нам под руки. Так что я положил отключившегося парня на снег, а Оля со Светой провели диагностику и уверенно заявили, что дергаться не с чего — Искра перестраивается чуть быстрее, чем полагается, но в рамках допустимого. Они же успокоили и Ковалевского, впустившего нас во двор и решившего, что Воронецкий тяжело ранен, а чуть позже пообещали приглядеть за пациентом и… послали нас в баню. Причем как прямом, так и в переносном смысле этого выражения.
Таня отказалась. И, чтобы не путаться у моих оторв под ногами, осталась «дежурить» в коридоре. На всякий случай. А Виктория сочла необходимым ее поддержать. Я был уверен, что к ним присоседится и мелочь. Сразу после того, как скинет рюкзаки и снимет верхнюю одежду. И не угадал: да, через какое-то время «силуэты» Лизы и Поли вернулись к «силуэтам» страдалиц, сели на пол и немного пожестикулировали, но не успел я лечь на верхнюю полку парилки и расслабиться, как девочки сорвались с места, серией рывков допрыгали до лестницы, спустились на первый этаж и прискакали в баню!
В раздевалку забегать и не подумали — очень быстро разделись в комнате отдыха, примчались ко мне, ворвались в помещение и оккупировали боковые полки, облюбованные в прошлый раз. А потом Максакова поделилась своими выводами:
— Вы дружите с Виктором Михайловичем достаточно давно, значит, эта трансформация не первая. Боярин на грани прорыва в Богатыри положил бы такую стаю в одно лицо и за пару-тройку минут, следовательно, и не третья. Ну, а вторая прорывает Рынд в Гридни. По меркам «городских» Одаренных, Гридень в двадцать два года — это гений поколения, а в вашей команде, Игнат Данилович, таких гениев — трое из троих. И мы с Полей станем такими же. Вот увидите…
Я заявил, что нисколько в этом не сомневаюсь, и Лиза, удовлетворенно кивнув, плавно съехала на тему поинтереснее:
— Игнат Данилович, я заметила несколько мелких изменений в поведении Егора Искрицкого и, кажется, поняла, для чего Людмила Евгеньевна посылала его на заимку спецотдела: за время пребывания там он заинтересовался Полей. А влюбленность в меня, появившаяся в «Приюте усталого гурмана», пропала. Кстати, в теории брак второго в очереди наследования рода Искрицких и Поли чрезвычайно выгоден, ибо превратит этот род в дружественный вашему. Но на практике Полина не примет ухаживаний будущего наследника, так как его в ваш род никто не отпустит, а она в другой не уйдет…
Последняя фраза, к слову, озвученная четырнадцатилетней девочкой, заставила меня приоткрыть один глаз и посмотреть на Лаптеву. А та, поймав мой взгляд, пожала хрупкими плечиками:
— Все верно: я просилась к вам под руку не на год-другой, а на всю жизнь. И уже считаю себя Беркутовой-Туманной. Так что о моем уходе в другой род не может быть и речи.
В этот момент «силуэт» Оли успокаивающе махнул рукой явно в знак того, что с Воронецким все в порядке, а на самой границе области покрытия прозрения появилось пять энергетических структур. Две из пяти я видел уже не первый раз, поэтому сделал напрашивавшийся вывод:
«О, а вот и снабженцы пожаловали…»
Срываться с места и бежать одеваться, естественно, и не подумал. А вот на монологи девочек, дожидавшихся моей реакции на «откровения», ответил:
— Лиз, ты права: Императрица действительно сдвинула фокус внимания Егора с тебя на Полину. Но — мимоходом, то есть, решая десяток в разы более важных задач. Ну, а в тебе, Поля, я нисколько не сомневаюсь.
Мелочь засияла и расслабилась. В смысле, этот заход досидела. А после прыжка в купель и возвращения обратно позволила себе лечь «в присутствии старшего», закрыла глаза и разомлела!
Я тоже парился с закрытыми глазами. Но постепенно напрягался. Нет, не из-за Виктора — судя по медленным, но уверенным изменениям в яркости свечения его ядра и отсутствию суетливости в телодвижениях моих девчонок, трансформация шла в нужном направлении. Меня бесил старший группы снабженцев, средненький Рында с самомнением Князя. Чем бесил? Да всем! Достучавшись до напарника Ковалевского и оказавшись во дворе, этот наглец приказал подчиненным снять рюкзаки, после чего — если я правильно понял энергичную жестикуляцию — велел прапору перетащить доставленный груз на склад. После того, как вояка закинул за плечи первый попавшийся и пошел к нужной двери большого сруба, дал команду остановиться и распорядился позвать Ковалевского. Потом на протяжении двадцати с лишним минут строил обоих, заставляя перекладывать доставленное с полки на полку. А когда счел наведенный порядок удовлетворительным, отправился в хранилище, устроил там очередной разнос и заставил вояк упаковать в полиэтилен обнаруженное там мясо, аккуратно загрузить в освободившиеся рюкзаки и вынести ценный груз к калитке.
Тут-то я во двор и вышел. Распаренный, «довольный» и любопытный. Поэтому, увидев бездельничающих «пришлых» и надрывающихся «местных», поинтересовался, что тут, собственно, происходит. Само собой, не у первых, а у Ковалевского. И получил правильный ответ:
— Доброе утро, ваше сиятельство! Снабженцы забирают мясо, добытое вами.
— О, как! А вы сообщили им, откуда оно взялось?
— Я пытался. Но капитан Свешников заткнул меня, тупорылого прапора, на полуслове. И заявил, что я свое уже отслужил, поэтому не далее, как завтра буду отправлен на гражданку пинком под зад.
— Забавно… — недобро усмехнулся я и вежливо попросил привести ко мне этого клоуна. Но «клоун» нарисовался во дворе сам, оглядел меня с головы до ног и… восхитил как высокомерием тона, так и тупостью вопроса:
— Слышь, паря, а ты, собственно, кто такой и откуда тут взялся?
Я ответил. Сразу после того, как сбил хама с ног мощнейшей оплеухой и придавил прессом:
— Я — князь Игнат Данилович Беркутов-Туманный. А теперь ответьте-ка на два встречных вопроса: по какому праву вы пытаетесь унести с заимки мое мясо, и кто посмел проигнори— …
Задать второй вопрос не получилось — этот клинический идиот заорал, что атакован, и приказал подчиненным вступить в бой. «Вступили». Но только двое. Новеньких. А старенькие, точно знавшие, чем это закончится, злорадно заухмылялись, продемонстрировали открытые ладони и остались стоять. Вот «наши» Бояре и отожгли… хм… «точечно» — в мгновение ока продавили Витязям дохленькие марева, перебили верхние конечности каменными иглами и предупредили, что следующее неправильное шевеление станет последним.
Со следующими шевелениями не сложилось: через долю секунды после того, как Ковалевский договорил, распахнулось окно комнаты Воронецкого, и во двор десантировалось аж пятеро желающих поучаствовать в схватке — Оля, Света, Вика, Таня и пока еще бледный, но уже уверенно двигающийся Витя. Он шоу и продолжил, спросив у меня, что это за уроды и почему они все еще живы.
Тут со стороны бани послышался ехидный смешок Лизы, но я удержал лицо и сказал чистую правду:
— Живы только потому, что мне захотелось выяснить, по чьему приказу отменен твой запрет на включение в ротацию прапорщика Ковалевского, и что за охамевшее создание собирается завтра отправить его на гражданку пинком под зад…
— Моего человека — и на гражданку, да еще и пинком под зад? — гневно прошипел Воронецкий, и я с удовольствием подлил в костер его гнева пару-тройку цистерн бензина:
— Это еще не все: капитан, валяющийся у меня под ногами, считает невместным вслушиваться в объяснения каких-то там прапоров, поэтому во-он те рюкзаки забиты мясом, добытым мною и для нас. А слышал бы ты, как этот гордец обратился ко мне, князю…
— Кажется, новое командование «Лугов» оказалось таким же гнилым, как старое… — недобро оскалился Виктор, пообещал сообщить об этом генералу Ляпишеву и… подозвал к себе сначала сестру, а потом Ковалевского: — Мне нужна предельно подробная информация обо всех прегрешениях капитана, его людей и тех, кто игнорирует мои распоряжения. Без «химии» справитесь?
— Так точно, Ваше Императорское Высочество! — молодцевато гаркнули оба.
— Отлично. Виктория Леонидовна, вы — старшая. Можете приступать. Только не здесь…
Прапор сорвался с места чуть ли не раньше, чем выслушал приказ, вбил кулак в челюсть «языка», с которого я еле успел убрать пресс, перевернул мордой вниз, вцепился в воротник куртки и поволок бессознательное тело в сторону поленницы. Второй прапор, правильно истолковав мой безмолвный намек, поднял с земли «раненых» и погнал в том же направлении. А один из «стареньких», поймав взгляд Воронецкого, попросил разрешения обратиться, дождался кивка и выдал занимательный монолог:
— Ваше Императорское Высочество, новый командир базы, заменивший подполковника Пятницкого, был достойнейшим офицером. Но в декабре его куда-то перевели. А полковник Федякин, прибывший ему на замену, считает «Луга» своей вотчиной, поэтому наводит свои порядки и освобождает теплые места для своих людей. Постоянный состав заимки, экипажи катеров, группу снабжения и группу быстрого реагирования до недавнего времени не трогал — увольнял в запас только тех, за кого некому заступиться. А с тех пор, как на базу перевелся новый особист, женатый на его младшей дочери, почувствовал силу…