— Испортили мы ее. Еще не окончательно, но уже бесповоротно! — весело прокомментировала эти изменения в ее поведении Дайна, а буквально секунд через десять-двенадцать убила еще одним комментарием: — У-у-у, а Мишаня-то все, впоролся и попал на стоимость двух таких «Стихий».
Я едва заметно выгнул левую бровь и получил намного более подробные объяснения:
— Не вписался в третий поворот «змейки» и влетел в отбойник. Машина в хлам.
Вся, за исключением кокона безопасности. А этот дурачок отделался легким испугом, и к нему вот-вот подъедет «молчун». Ну, а ты летишь дальше, ибо физически не мог заметить этого фиаско, и через пятьдесят восемь секунд финишируешь. Что автоматически сделает тебя победителем. А победа в этом споре принесет очень хорошие деньги, которые нам однозначно не помешают. Кстати, о деньгах — Игнат, я тут присмотрела себе в качестве тушки топовую модель андроида-куколки. Да выглядит она… несколько провокационно и стоит аж сто девяносто тысяч рублей, но мне хочется вселиться во что-нибудь по-настоящему красивое и функциональное, все остальные местные «дрова» абсолютно не цепляют, а эта могла бы сниться, умей я спать. Ну что, такую покупку одобришь?
Я уже знал, что тут, на Надежде, слово «куколка» является эвфемизмом и заменяет сразу несколько… хм… терминов, самый «мягкий» из которых — содержанка. И без особого труда сообразил, что «андроид-куколка», да еще и выглядящий провокационно — это не что иное, как полноразмерная «игрушка» для сексуальных утех. Но отказывать в такой мелочи БИУС-у, без которого бы точно не выжил, не собирался. Поэтому едва заметно кивнул, выбросил из головы мысль о том, что эту покупку придется как-то объяснять Кольцовой, и приготовился к эффектному торможению. Ибо увидел далеко впереди машину «эстета», мигающую аварийкой…
Глава 14
19 ноября 2512 по ЕГК.
…Будильник взбесился точно в полдень, и я, кое-как нащупав трубку, слава мне-любимому, обнаружившуюся на прикроватной тумбочке, а не где-нибудь еще, отключил верещание с вибрацией. Увы, вернуться в Тот Самый Сон, конечно же, не удалось, поэтому я решил посмотреть какой-нибудь еще. Ага, так мне это и удалось — стоило перевернуться на с левого на правый бок, как ожила гарнитура:
— Доброе утро, Игнат! Я понимаю, что ты бы с удовольствием продрых еще часов шесть-восемь, но планы на день никто не отменял…
Я вопросительно выгнул бровь, узнал, что Ольга меня не услышит, ибо нежится в ванне, и обреченно вздохнул:
— А отменить эти планы прямо сейчас не вариант?
— Неа! — хихикнула эта вредина и подколола. Правда, не очень понятно: — Теперь ты просто обязан подниматься ни свет ни заря, чтобы не упустить ни одного мгновения Славы!
— О чем это ты?
— О Славе, конечно!
— А если серьезно?
БИУС «немного поколебался» и продолжил валять дурака. Но в другом ключе:
— Если серьезно, то часа три тому назад господин Михаил Михайлович Потапов вдруг передумал выплачивать проигрыш. И мне пришлось загонять этого самовлюбленного дурачка в угол с одним-единственным выходом.
— А если И без лирики?
— Если еще и без лирики, то я слила на десяток порталов местной Сети нарезку, сделанную неким «анонимным хакером», и спровоцировала начало… хм… дискуссии на тему порядочности Величайшего Уличного Гонщика Всех Времен и Народов…
— Дайна-а-а…
— Ну-у-у… нарезка состоит из записи разговора, во время которого Миша фактически вынуждает тебя, добытчика с амнезией, согласиться на заведомо несправедливую гонку с профессионалом, и не предупреждает о том, что он катается на тюнинговой «Стихии», обещания в случае проигрыша заплатить реальную цену его машины, и записей с уличных камер, позволяющих как следует рассмотреть отдельные моменты гонки и оба феерических финиша…
Я закрыл глаза, попробовал представить наиболее вероятную реакцию местных любителей экстремальных развлечений на такое поведение одного из своих кумиров и невольно вздохнул:
— Оно того стоило?
— Конечно! — уверенно ответил БИУС. — Мишеньку почти полтора часа терроризировали звонками родичи, друзья и знакомые, а минут пятнадцать тому назад он попал значительно серьезнее. В смысле, был вызван на ковер к отцу, оказывается, отслеживающему все движения средств по счетам сына, и имел глупость заявить, что до сих пор не перечислил тебе ни рубля просто потому, что не собирается этого делать. Ибо обычный добытчик на серийной машине его бы не обогнал, а значит, ты — «подставной»!
— И-и-и?
— И Потапов-старший взорвался. Обозвал отпрыска тупым молокососом, из-за скудоумия и жадности чуть было не уничтожившим дело своих предков, затем долго объяснял, что для купцов значит Слово, а прямо сейчас водит сына мордой по столу. Причем как в прямом, так и в переносном смысле этого выражения. И… хм, это лучше цитировать: «Миша, в наше время даже такой недоумок, как ты, в состоянии выяснить, в какую сумму на самом деле нам обошлась твоя „Стихия“. А конкуренты нашего рода в разы умнее тебя. Поэтому наверняка подсчитали твои траты до последней копейки и спокойно ждут возможности заявить, что мы, Потаповы, не держим Слово! Последствия представляешь⁈ В общем, ты немедленно поднимешь абсолютно все счета, в которых хоть как-то фигурирует твоя машина, сложишь итоговые суммы, добавишь пять… нет, восемь процентов на случай какой-нибудь ошибки и отправишь добытчику, которого собирался обмануть во второй раз. А я за это время попробую придумать, как правильно сгладить твой первый обман, уже выставивший род в дурном свете, и решу, как тебя наказать…»
Ближе к концу этого монолога я пришел к выводу, что Дайна не стала бы радоваться из-за такой ерунды, как реакция Потапова-старшего или деньги, так что задал десятка полтора-два уточняющих вопросов, изрядно охренел от масштаба и многоплановости «настоящих» задумок бестелесной помощницы, не сразу, но согласился с тем, что в них «что-то есть», унял разбушевавшуюся паранойю и спросил, нет ли еще каких-нибудь новостей.
— Есть, как не быть? — хихикнул БИУС. — Тебе прилетело девятнадцать штрафов на умопомрачительную — по меркам местных водителей — сумму в девятьсот сорок пять рублей. Оплатить их необходимо в течение трех суток с момента получения, но я считаю, что заехать в ближайший банк желательно еще сегодня. И, заодно, закинуть на соответствующий счет тысяч пять-десять, дабы не дергаться в следующий раз. Далее, к твоей «Стихии» началось самое настоящее паломничество: в данный момент на ее фоне фотографируются две горничные, своей очереди ждет еще одиннадцать человек из обслуживающего персонала, добрая сотня их коллег создает себе возможности покинуть рабочее место, а какой-то купец, заметивший это непотребство, послал младшего родича выяснить, что это за машина.
— Пора валить… — вздохнул я. — Причем не только из «Золотого Кольца», но и из Новомосковска.
— Сваливать сегодня — не вариант, и ты это понимаешь не хуже меня. Так что потерпи до завтрашнего вечера. И откажись от завтраков, обедов и ужинов в ресторанах этой гостиницы…
…Из гостиницы свалили в начале второго, то есть, почти на пятьдесят минут раньше, чем планировали. Почему? Да потому, что к этому времени нас успели достать визитами. Четыре раза заявлялись горничные. Де-юре делать уборку, а де-факто предлагать себя, как какой-нибудь знаменитости.
И дважды приходили посыльные. С дорогим шампанским от неких поклонников моего таланта, пожелавших сохранить инкогнито. Свалили с концами, то есть, забрав все свое шмотье, дабы не вводить в искушение особо дурных фанатов или предприимчивых сотрудников «Золотого Кольца».
Меня этот бардак до смерти достал, хотя одна из девиц была аппетитной и полностью в моем вкусе.
А Кольцовой, наоборот, поднял настроение. Хотя вру: оно у нее и так было прекрасным, так что девушка еще и развеселилась. Пока искали, где бы нормально пообедать, она делала вид, что искренне сочувствует «поклонникам моего таланта», расстроенным чуть ли не до слез моим отъездом. А во время трапезы пугала предсказаниями типа «Почти уверена, что около нашей „Стихии“ снова собирается народ. Причем не такой спокойный, как тот, который ты разогнал в гараже гостиницы…» Подначивала добродушно и с мягкой улыбкой, поэтому в какой-то момент и мое настроение поползло вверх. И ползло в режиме больной черепахи до тех пор, пока на телефоне не высветилось уведомление о поступлении на мой счет восьмисот тридцати тысяч рублей!
Я потерял дар речи и, наткнувшись на недоумевающий взгляд девушки, просто показал ей сумму, перечисленную Потаповым-младшим.
Ольга изумленно выгнула бровь и снова уставилась на меня:
— Твоя «Стихия» стоила триста девяносто. Значит, он вбухал в такую же еще четыреста сорок? Зачем⁈ Не проще было бы купить тот же «Посвист»?
— «Посвист» — машина гоночная… — вздохнул я, повторяя слова Дайны и продолжил изображать «синхрониста»: — … и ни один начинающий уличный гонщик ни за что на свете не согласится ни соревноваться с ее владельцем, ни ставить на кон свой автомобиль. А тут, вроде как обычная «Стихия» и все такое…
— Значит, поделом Потапову… — холодно усмехнулась напарница и снова заулыбалась: — А тобой я горжусь еще сильнее…
Словосочетание «еще сильнее» заставило вспомнить, как она радовалась моей победе первые несколько мгновений после финиша, с каким воистину королевским спокойствием смотрела на «эксперта», подбежавшего к нашей машине, чтобы сообщить об аварии, как сияла всю дорогу до гостиницы и как чуть позже, в номере, страдала из-за того, что никогда не увидит эту гонку со стороны. В общем, у меня на душе потеплело не просто так. А к концу трапезы не просто так захотелось сказать Кольцовой что-нибудь приятное.
Вот я и ляпнул. Первое, что пришло в голову:
— Радоваться настолько искренне нельзя — я к этому привыкну и…
— Привыкай: я по-другому не умею… — даже не став дослушивать это «откровение», заявила она и зацепила за душу еще сильнее: — … и уже оценила всю прелесть возможности всегда оставаться самой собой. Так что второго дна в моих словах и поступках не будет.