Странно, думал Илюха: когда покупал – нравилось, а сегодня надел, и как-то всё не так. Он хотел было закурить, но посмотрел по сторонам и постеснялся. На остановке стояли две женщины-дачницы и пожилой мужчина, все подозрительно косились на него. Картошин подумал, что они наверняка догадались по причёске и повадкам, что он только освободился, и совсем пал духом.
Дачники уехали. На следующем автобусе уехали какие-то две девчонки. Отец не появлялся. Илья несколько раз звонил ему, но телефон был выключен.
Наверно, уже не приедет, решил Картошин. Надо добираться своим ходом. Может, машина сломалась, а телефон разрядился.
Илья сел на автобус.
– Сколько стоит проезд? – спросил он у кондуктора. Женщина закатила глаза, шевельнула губами, покачала головой и только потом назвала сумму. Илья рассчитался, поднял воротник куртки и до самого города смотрел в окно. По центру решил пройтись пешком.
Город мало изменился за время его отсутствия, но всё равно казался незнакомым. Первое, что бросалось в глаза, – это огромное количество незнакомых людей, одетых в пёструю одежду. Кто-то был в спортивных штанах, кто-то в брюках, кто-то в шортах, а кто и в юбке. После зоны, в которой все были одеты в чёрное или синее, после маленького мира колонии, где все друг друга знают, череда незнакомых лиц кружила Илюхе голову. Он шёл не спеша, глазел по сторонам, ему казалось, что он вернулся с войны и обладает таким знанием, которое недоступно большинству проходящих мимо людей, ведь он заглянул за… За что, Картошин сформулировать бы не смог. А вместе с тем люди были равнодушно-враждебны к нему. Наверно, если б я упал тут на тротуаре, то никто бы не подошёл помочь, подумал Илюха и стал поглядывать под ноги, чтобы не споткнуться.
Домофон оказался сломан. Илья поднялся на третий этаж, позвонил в дверь раз, другой, приложил ухо к двери – ни звука. Тогда он постучал кулаком. Дверь напротив приоткрылась.
– Милицию вызову! – проскрипел кто-то. – Алкоголики чёртовы!
– Сами вы! – огрызнулся Картошин. – Я к отцу приехал!
– Нету у Володьки сына.
– Как нету, когда есть!
Дверь приоткрылась шире, из-за неё выглянула бабка.
– Верно что, – кивнула старушка, внимательно рассмотрев юношу. – Похож. И ростом, и лицом. Вылитый.
– Все так говорят, – покраснел от удовольствия Илья.
– Нет твоего папки. Запил он.
– Как запил? Я ему звонил два дня назад, – не поверил Картошин. – Не может быть!
– Вот так и запил. Второго дня как завёлся, так и гудел то один, то с друзьями своими, алкоголиками. А вчера как ушёл, так и не было.
– И что мне делать? – Картошин растерянно посмотрел на бабку.
– А я знаю? Иди, на лавочке у подъезда посиди, авось придёт когда.
– Его же уволят, наверно.
– И правильно сделают! Орали две ночи кряду! Алкоголики ненасытные. – Старушка прищурилась. – А ты небось с тюрьмы вернулся? У меня глаз намётан. Гляди, участковый мой родственник, я тебя быстренько законопачу обратно, алкоголик, вон пол-литру в карман баула своего заначил, думал, я не вижу?
Илюха не нашёлся что ответить, и бабка победоносно хлопнула дверью.
Картошин спустился вниз, сел на скамейку у подъезда в тени какого-то дерева, бросил сумку между ног и бессмысленно уставился на торчащую из кармана бутылку газировки, которую купил по дороге. Странно, отец ведь не пил, это мать бухала почём зря, а батя почти не прикладывался к спиртному, разве в праздники только, да и то малёхо… Что же произошло?
Поискав в кармане телефон, Картошин набрал номер Люды.
– Алло. Привет.
– А это кто?
– Это Илья. – Он вздохнул и посмотрел наверх, чтобы понять, видны ли отсюда окна отцовской квартирёшки, но потом вспомнил, что они выходят на другую сторону дома.
– Ой. – В трубке повисло молчание.
– Это мой номер. – Картошину стало неловко. – Понимаешь, я освободился.
– Так рано, ты же говорил до сентября.
– Так вышло. Я сам не ожидал.
Люда помолчала.
– В общем, я больше не зэк, – попытался поддержать разговор Илья.
– М-м-м, – неопределённо отозвалась девушка. – Чем ты теперь занимаешься?
– Сижу у дома на скамейке, ворон считаю.
Люда засмеялась. Илюха тоже улыбнулся.
– Просто отца дома нет. Он… на работе сегодня оказался. Вот жду, когда вернётся.
– И решил мне позвонить?
– А у меня больше никого нет, – ляпнул Картошин и испугался. – То есть я не местный, в этом смысле. И номеров других наизусть не знаю.
– А-а-а, – разочарованно протянула Люда. Илья чертыхнулся про себя.
– Ты всё на даче зависаешь или в городе тоже бываешь?
– Я сейчас даже больше в городе, чем на даче.
– Думаешь, нормально, если мы погуляем когда-нибудь?
– Думаю, что это здорово. – Люда снова засмеялась, и на душе у Илюхи стало вдруг легко и весело. – Забыла главное – как теперь там твой питомец?
– Я решил его забрать. Я за ним на неделе съезжу. Сначала только подготовлю спальное место, миску, каши наварю.
Люда хмыкнула.
– А что? Я всё умею. И кашу варить, и пол мыть, и носки штопать, и кран починю, и…
– Завидный жених!
– Просто я мужчина, – заявил Илья и даже приосанился.
– Позвони мне, как заберёшь собаку, сходим погуляем.
– Хорошо. Ну тогда пока, Люда.
– Пока, Илья. Звони, если что.
– Позвоню.
Илюха посмотрел на погасший экран телефона, сунул его в карман, закинул сумку на плечо и огляделся.
– А ведь лето, – негромко сказал он сам себе и прищурился на солнечные лучи, пробивающиеся сквозь зелёную шелестящую листву. Бросив взгляд на чёрный прогал подъезда, на металлическую дверь со следами ржавчины, поправил сумку и зашагал по улице прочь.
Глубокой ночью Толик сел на кровати, прислушался к ровному дыханию Степана. Бесшумно оделся, прошёл мимо спящего инспектора, спустился на первый этаж и вылез через окно туалета на улицу. Спрыгнув, он подобрал заранее заготовленную верёвку и припустил бегом – времени было в обрез.
Из будки, услышав шаги, выскочил щенок, тявкнул, но, узнав Рыжего, приветственно закрутил хвостом.
– Иди сюда, – поманил его куском хлеба Толя. Чёрный доверчиво подбежал к нему. Рыжий взял собаку за ошейник, сунул в пасть кусок хлеба и встал так, что пёс оказался у него между ног.
Чёрный завертелся, чтобы поймать взгляд ночного гостя. Не давая развернуться, Толя накинул ему на шею верёвку и изо всех сил потянул концы в разные стороны. Пёс рванулся, чуть не уронив Рыжего, но тот только сильнее напряг мускулы. Чёрный захрипел, разбрасывая белую пену по земле, забился, вытянулся в судороге и затих.
Толян отпустил верёвку, уставился на мёртвую собаку. Пнул. Прислушался. Огляделся по сторонам. Достал из кармана ещё один кусок хлеба и затолкал поглубже в открытую пасть с вывалившимся языком, потом пригладил взъерошенную шерсть, поднял и перенёс обмякшее тело в будку. Трясясь не то от ночной прохлады, не то от возбуждения, обошёл вокруг конуры, распинал клочья пены, размазал её по траве и припустил обратно в реабилитационный центр.
Подбежав к ребику, Рыжий спрятал верёвку, подпрыгнул, подтянулся на руках и влез обратно в окно. Получилось легко и бесшумно, недаром он тренировался.
На цыпочках Толя прокрался мимо храпящего инспектора в комнату, разделся и лёг в кровать, отвернувшись к стене. Его трясло, зубы выбивали дробь, но он улыбался. Впервые за последнее время.
Гениальный ребёнок
Автор просит учесть, что все негативные эпизоды, описанные в рассказе, никак не являются отражением истинного отношения сотрудников к осуждённым и осуждённых между собой.
Все имена и события в произведении вымышлены, любые совпадения с реальными людьми и событиями – чистая случайность.
– Мама говорила, что я гениальный ребёнок. – Тэм усмехнулся. – Думаю, так оно и было. Ещё с яслей…
– Извини, Тамерлан, – остановила молодого человека девушка, сидящая напротив. – Мы ещё не пишем. Я скажу, когда начнём. Дай мне, пожалуйста, пару минут, чтобы собраться с мыслями.
Тэм кивнул, смеясь татарскими глазами.
Журналистка свела брови, перелистала записную книжку, разложила на столе перед собой исписанные размашистыми завитками форматные листы, сняла очки в массивной чёрной оправе, в задумчивости зацепилась взглядом за неоновую вывеску за окном. Стекло мелко дрожало от низких частот, проникавших в гримёрку со сцены. «Крокус» сегодня был забит до отказа.
Тамерлан разглядывал собеседницу, его узкое лицо стало привычно непроницаемым. Он проследил её взгляд, но с того места, где он сидел, вывески было не видно – огромное окно в маленькой комнатке зеркалило. В нём отражался он сам, в спортивных штанах, белых кроссовках и бомбере, стол и журналистка напротив. В глубине угадывались какие-то предметы обстановки.
– Тамерлан, если будешь жестикулировать, постарайся не задеть стол, – напомнила девушка. – Микрофон снимает все звуки. Будет сложно потом монтировать. На записи будет стук, понимаешь…
– У вас красивые глаза, Марина. – Тэм усмехнулся. – Что это у вас на футболке написано?
– Если ты готов, давай начнём, – отрезала журналистка.
Тамерлан, пожав плечами, кивнул.
– Тамерлан, ты кумир молодёжи, публичная персона, но в книге твоей судьбы есть страницы, которые скрыты от почитателей. В песнях ты значительное место уделяешь криминальной субкультуре. Ходят слухи, что у тебя есть судимость.
– Меня спрашивают, хотят знать то есть. – Тэм шумно выдохнул. – Начинать всегда тяжело… Да… Все хотят знать: сидел я или нет. Так вот, я отсидел срок на «малолетке». Это будет интервью про напуганного жизнью мальчика, одинокого и озлобленного.
Марина зашелестела листами.
– Только не перебивай, а то не пойдёт, – попросил Тамерлан. – С чего начать?
– Первое событие. Первая кража, может быть?
– Всё начиналось с уличных драк вообще. В детский садик меня привели, четыре дня продержали и сказали: «Нет, мы не будем его воспитывать». В первый день накосячил, во второй… На третий день начал забирать у детей «пайки», то есть порции, устроил драку. К тому времени я уже крепко ругался матом. Я не понимал, что всё это значит, просто говорил… ну громкие слова. В общем, воспитанием моим занималась мама.