– Дайте-ка мне попробовать.
Лейтенант передал через решётку ключ, который в лапищах дневального казался неестественно маленьким, как будто это был ключ от наручников. Привычным движением без усилия осуждённый провернул ключ в замке и распахнул калитку, пропуская офицера на территорию отряда.
– Пойдёмте, Сергей Евгеньевич. У нас трое новеньких, с которыми вам поговорить надо. Один проблемный. С другой колонии переведён. Полублатной, под бродягу косит, – на ходу докладывал обстановку дневальный.
– В чём это проявляется, Кувшинов? – поинтересовался Николенко, сворачивая в курилку.
– Форму одежды нарушает, не слушается. Недоволен всем, – пояснил осуждённый. – Может, взбодрить его?
– Это не наш метод, – важно отозвался психолог, прикуривая от зажигалки сигарету и сворачивая в курилку.
– Сергей Евгеньевич, какие у тебя сигареты дорогие! – покосился на пачку Кувшинов. – Угости меня. Всё-таки на должности стою, на вас работаю, за порядок отвечаю, ремонты делаю, – начал он перечислять свои заслуги. Николенко протянул ему пачку. Дневальный взял сигарету, пошарил по карманам и, усмехнувшись, посмотрел на психолога.
– Спички забыл.
– Держи зажигалку.
– А не боишься, что зэки вломят? – прищурился Кувшинов, прикрывая ладонью огонь. – Запрещённый предмет осуждённому дал. – Дневальный жадно затянулся и вернул зажигалку.
– Тебе я доверяю, Иван, – пожал плечами лейтенант.
– Тут никому нельзя доверять, даже себе! Будьте внимательней, Сергей Евгеньевич. Здесь нужно, чтобы котелок, – он выразительно постучал себя по лбу, – варил! Иначе не видать вам старшего лейтенанта. Сожрут вас зэки. – Кувшинов зевнул, обнажая крепкие белые зубы, и бросил окурок мимо урны.
Николенко поёжился, машинально потрогал подбородок, как будто проверяя, не появилась ли щетина, и аккуратно опустил окурок в мусорку.
Кувшинов хмыкнул.
Они поднялись на крыльцо, дневальный открыл перед лейтенантом двери.
– Внимание, отряд! Встать! – рявкнул Кувшинов так, что несколько осуждённых, смотревших телевизор в помещении для воспитательной работы, подскочили как ужаленные.
– Здравствуйте, граждане, – скромно поздоровался Николенко. – Присаживайтесь.
– А вы кто? – поинтересовался высокий широкоплечий осуждённый с прозрачными голубыми глазами и шрамом поперёк левой щеки.
– Это психолог, – прорычал Кувшинов, злобно глядя на осуждённого.
– Опыты пришли ставить, гражданин начальничек? – криво улыбнулся зэк.
– Заткнись! Чернов, я тебе ноги переломаю! – пригрозил дневальный. – Сергей Евгеньевич, проходите в кабинет начальника отряда. Там и приём проведёте.
– Пупок не развяжи, Ваня, – парировал зэк. – А я, начальник, на полгода заехал. Скоро на волю. Вы где живёте-то? Глядишь, повидались бы.
Николенко торопливо открыл дверь кабинета и, бросив папку с документами на стол, снял бушлат.
– Это я про него говорил, – понизив голос почти до шёпота, сказал Кувшинов, принимая у психолога бушлат и вешая его в шкаф. – Чернов. У него сроку двадцать лет, а сидит третий год. Собака бешеная.
– Я понял. Скажи осуждённым, пусть по одному заходят.
Дневальный, пятясь, вышел из кабинета.
Николенко с тоской посмотрел в окно. Сквозь открытые жалюзи было видно квадратный дворик, курилку и туалет «прямого падения». Убогая обстановка за окном никак не вязалась с новыми жалюзи, которые повесил себе в кабинет начальник отряда «карантин». Лейтенант тяжело вздохнул и отвернулся. Он снял очки, потёр глаза. В этот момент дверь открылась, и в кабинет зашёл маленького роста круглолицый осуждённый, почти мальчишка. Он вопросительно посмотрел выпученными глазами на офицера и в нерешительности застыл на пороге.
– Присаживайтесь, закрывайте дверь плотнее. – Торопливо водружая очки обратно на нос, Николенко указал на табурет. – Представьтесь.
– Коля, – промямлил зэк, присаживаясь и с недоверием глядя на лейтенанта.
– Полностью, – попросил психолог, раскрывая записную книжку и доставая из папки распечатки с тестами.
– Коля Смирнов.
– Смирнов, – повторил лейтенант, как будто пробуя фамилию на вкус. Не поднимая головы, он исподлобья бросил быстрый взгляд на осуждённого. Нижняя губа неестественно оттопырена. И вообще, похож на умственно отсталого, отметил про себя Николенко.
– Вам сколько лет?
– Восемнадцать.
Психолог снова посмотрел на Смирнова. Тот нервно сглотнул и почесал щёку.
– Вам предлагается заполнить вот этот бланк. – Николенко положил на край стола лист бумаги.
– Я ничего подписывать не буду. – Осуждённый с испугом посмотрел на лейтенанта, нижняя губа тряслась, он облизнул её и, подтянув, прикусил.
– Это психологические тесты. По результатам этих тестов будет принято решение о том, в какой отряд вы будете размещены и где будете трудоустроены.
В кабинет зашёл Кувшинов. Он упёрся руками в стол и, наклонившись, посмотрел на лейтенанта.
– Может, кофе? Или чайку?
– Я не буду ничего писать, – захныкал Смирнов.
– Чего?! – прорычал, развернувшись, дневальный. – Ты, грач, не понял, что тебя не спрашивают, чего ты хочешь! Ты в санаторий приехал, что ли? – Кувшинов грохнул по столу своим каменным кулаком. – Пошёл вон отсюда!
Осуждённый в ужасе выскочил из кабинета. Дневальный, растянувшись в улыбке, присел на освободившееся место.
– Будешь кофе-то? – как ни в чём не бывало спросил он.
– Буду, – кивнул растерявшийся психолог.
– Учитесь работать со спецконтингентом, Сергей Евгеньевич. – Кувшинов озорно посмотрел на лейтенанта. – Давайте тесты мне. Я сам раздам. Потом в дежурную часть принесу.
– Хорошо, – облегчённо вздохнул Николенко. – Тогда мне тут и сидеть не надо. Пойду обратно за зону, а когда ты принесёшь бумаги, дежурный пошлёт кого-нибудь ко мне в отдел в вольный штаб. Тогда мне в зону снова заходить не придётся.
– Тогда я пошёл чайник ставить. Кофейку выпьешь и пойдёшь, да?
– Давай, – согласился лейтенант. Дневальный вышел. В дверь постучали, и в кабинет вошёл Чернов.
– Можно, гражданин начальник?
– Заходите, Чернов. Зачем вы себя вызывающе ведёте? Пока вы находитесь в «карантине», вы должны соблюдать определённые требования. А вы дневального подставляете, начальника отряда подставляете. Поймите, здесь не то место, где авторитет зарабатывать нужно. Вот переведут вас в полноценный рабочий отряд, там и будете показывать характер.
– Я всё понял, гражданин начальник. Прости ты меня, ради бога. – Чернов упал на табуретку и, криво улыбаясь, посмотрел на лейтенанта. Николенко смущённо поправил очки и полез в папку, ища какую-то позабытую бумажку.
– Я чего зашёл. – Чернов протянул тетрадный лист. – Жалоба!
– Какая ещё жалоба? – уставился на него лейтенант. – Вы же только сегодня утром этапом пришли!
– На оперативного дежурного жалоба. Одна на имя начальника колонии. В случае если она не будет рассмотрена, есть вторая. В прокуратуру. – Осуждённый помахал перед носом психолога запечатанным конвертом.
Николенко взял жалобу на имя начальника и пробежал глазами по тексту: «Довожу до вашего сведения, что сегодня утром, когда я прибыл в колонию этапом, меня обыскивал оперативный дежурный. При этом он без причины схватил меня за половые органы и сжал, чем нанёс мне физическую боль. После этого мои половые органы опухли, стали болеть. Прошу привлечь данного сотрудника к ответственности ввиду того, что…»
– Что за бред? – Николенко в недоумении уставился на осуждённого. – Вы ненормальный? Что вы тут понаписали?
– А нечего меня обыскивать!
– Вас осмотрит врач, и за враньё вы будете привлечены к дисциплинарной ответственности, – попытался объяснить лейтенант.
– А я сейчас сам себе по яйцам дам, тогда посмотрим, кто кого и за что привлечёт!
– Жалобу передадите оперативнику. Я уведомлю его о вашем требовании. Я не уполномочен принимать жалобы от осуждённых.
– Хорошо. – Чернов поднялся с табуретки. – Надеюсь, кум скоро придёт. Иначе на вас я тоже напишу.
– Никто не поверит, что я вам яйца выкручивал.
– При чём тут яйца? – расхохотался осуждённый. – Я скажу, что вы меня к суициду склоняли. Предлагали покончить с собой, намекая на большой срок, который мне дали. А я, будучи неуравновешенным человеком, пошёл у вас на поводу и вскрыл себе вены.
Чернов закатал рукава и показал предплечья, покрытые многочисленными шрамами.
– Но я… – начал лейтенант.
– Придёт опер? – посмотрев в глаза психологу, спросил осуждённый.
– Да, – кивнул Николенко.
– У меня всё. – Зэк развернулся и собрался выходить как раз в тот момент, когда в кабинет с кружкой кофе в руках заходил Кувшинов. Обменявшись взглядами, полными ненависти, осуждённые прошли мимо друг друга. Чернов вышел.
– Угощайся, Сергей Евгеньевич. – Дневальный поставил кружку на стол.
– Иван, организуйте сегодня оперативника Чернову. У него не все дома. Опасный провокатор. Надо обязательно заставить его решить мои тесты. И ещё дополнительно вот этот. – Николенко протянул несколько листов, скреплённых степлером. – Какая у него статья?
– Изнасилование и убийство. – Кувшинов плюнул на пол. – Грач вонючий!
– Ладно, Иван, иди.
– Извини, Сергей Евгеньевич. Плюнул прямо в кабинете. Сейчас человека пошлю, уберёт.
Кувшинов, забрав психологические тесты, вышел из кабинета. Николенко сделал глоток крепкого горячего кофе и, закрыв глаза, прислушался к себе. Он медленно глубоко вдохнул, выдохнул, задержав дыхание, и открыл глаза. «Бред», – пробормотал лейтенант и снова снял очки, отложив их на край стола.
В дверь постучали.
– Дайте кофе спокойно попить человеку! Чего тебе надо? – раздался голос Кувшинова.
– Мне очень надо по личному делу, – пояснил другой, хриплый, какой-то бесчувственный голос.
– Я что сказал?! – загремел голос дневального.
Николенко неохотно надел очки, сделал ещё глоток из кружки и, спрятав её так, чтобы не было видно, крикнул, чтобы осуждённый вошёл.