Лопатки свело дрожью, старлей поёжился, положил ручку и сунул правую руку под мышку. В кабинете было очень холодно. Он подошёл к окну, посмотрел наружу сквозь обледеневшее стекло и в который раз пожалел, что своевременно не дал команду дневальному утеплить раму. Из окна была видна часть изолированного участка и бараки соседних отрядов, здание дежурной части и лес за пределами колонии строгого режима, в которой он служил.
Скачков вернулся к столу, который располагался прямо напротив входной двери. Буквой «Т» к нему был приставлен ещё один, за которым осуждённые писали объяснительные, заявления на условно-досрочное освобождение, на краткосрочное или длительное свидание с родственниками, на выдачу вещей, на… В общем, заявления осуждённые писать любили и делали это часто, отрывая начальника отряда от его работы, вынуждая бегать с этими заявлениями к руководству.
«Плыл по городу запах сирени-и-и», – пело за дверью радио. Периодически песни прерывались, и по коридору разносился грубый голос: «Внимание, колония! Осуждённому такому-сякому прибыть в дежурную часть!» или: «Внимание, колония! Начсоставу прибыть в столовую для проведения обеда жилой зоны!»
– Ничего не успеваю, – пробормотал Скачков, покосившись на пачку необработанных документов. Но… Нарочито медленно достал сигарету, в задумчивости поднёс её к носу и вдохнул запах табака. Ему вспомнилось, как утром, проснувшись в поту, ничего не соображая, он бродил по комнате, переживая приснившийся кошмар, потом оделся, зажёг сигарету и стал тупо разглядывать складки на помятых брюках.
Старлей сел за стол. От воспоминаний во рту скопилась горечь. Курить расхотелось.
– Дневальный! – крикнул он.
В кабинет завалился невысокий худой зэк, одетый в чёрную хэбэшку. «Иванов С. Б. Отряд № 7», – было написано на бирке, пришитой на правой стороне груди.
– Меня зовут Сергей Борисович Иванов, меня пол-Европы знает. Все в курсе?
Вид лица Серёги Иванова, угрюмого, изборождённого глубокими морщинами, не соответствовал его забойной блатной речи и жиганским манерам. Он стоял на ставке дневального отряда, что подразумевало посильную помощь в организации работы с осуждёнными. Иванов отвечал за своевременный подъём зэков, выход на утреннюю зарядку, сопровождал рабочие бригады к месту развода на работу, давал указания уборщикам, наводящим чистоту в помещениях отряда… За работу ему платили небольшое денежное вознаграждение, плюс была возможность получать дополнительные передачки, краткосрочные и длительные свидания с родственниками.
– Сергей, сделай кофе и возвращайся. Будем документы подбивать, – дал указание начальник отряда, оставив без внимания выходку дневального.
– Начинается, – скривился Иванов и с ходу поменял тон: – Но для вас, Владимир Николаевич, хоть мордой в грязь!
– Уймись, – осёк его Скачков. – Ставь чайник. Я совсем замёрз тут…
– Мёрзнешь, родной человек? А я тебе говорил, Николаич, давай окно утеплим. А ты мне чё? «Потом, потом». – Дневальный подошёл ближе. – Ты плохо спал, что ли, Николаич? Я вот сегодня ужасно спал. Полнолуние…
– Серёга, кончай базлать. Не то настроение, – оборвал его Скачков.
Дневальный хмыкнул и пошёл к двери.
– Хоть бы котлет домашних принёс, гражданин начальник. Совсем я без мяса отощал. – Он обернулся, внимательно посмотрел пронзительными карими глазами на Скачкова, усмехнулся и вышел.
– Ухо! – послышался крик из коридора. – Сделай кофе для начальника отряда!
Скачков проводил взглядом скрывшуюся за дверью спину: а ведь и впрямь тощий. Он подошёл к висящему на стене маленькому зеркалу и оглядел своё отражение. А сам-то лучше? Светлые короткие волосы, высокий лоб, нос с горбинкой, усталые серые глаза, широкие скулы. Всё же свежее. Оскалив отражению зубы, Скачков вернулся к столу, нехотя взял ручку и продолжил писать. Домой бы сейчас пойти, выспаться… Странно, что об одной и той же вещи утром мы думаем одно, а вечером – другое. Утром я ненавижу эту форму, эту работу. Зато когда выхожу за забор, мне нравится чувствовать на себе погоны. Где правда?
– Контрик в локалке! – заорал стоящий «на атасе» зэк. Это означало, что в барак пожаловал отдел безопасности. Скачков надел ушанку, бушлат, застегнулся и вышел в коридор.
– Внимание, отряд! – крикнул сидевший около его двери зэк. Все осуждённые разом обернулись.
– Вольно, граждане, – пробурчал старлей. – Ты чего орёшь?
– Вы тут ходите, движуху тормозите, – заулыбался «атасник». Во рту блеснули золотые коронки передних зубов. – Присматриваем за вами.
– Ладно. В локальный участок кто зашёл?
– Оперативный дежурный.
– А-а-а, Саныч, – разочарованно протянул Скачков и вернулся в кабинет.
Оперативный дежурный делал формальный обход по отрядам, чтобы расписаться в журнале посещений. Никакого дела до начальника отряда ему не было.
В кабинет вернулся дневальный, неся в руках кружку кофе. По кабинету распространился терпкий аромат. Зэк Иванов пил только хороший дорогой кофе, который ему присылали с воли.
– Где салфетка, которую я оставлял?
Начальник отряда, оглядев стол, развёл руками.
– Ну и для кого я салфетки ношу, чтобы он на столе пятна не оставлял? – Иванов взял первый попавшийся листок и поставил на него кружку.
– Э-э-э! – Скачков торопливо переставил кружку. – Это же заявление. Ортман просит свидание.
– Ну и хорошо. Ты лучше порви его, – посоветовал Иванов. – Ортман слабак. Но при этом он никого не уважает, даже своего отца. Он подбивает мужиков на тебя жалобы писать. Давай его в банку закроем.
– Рано, – отозвался начальник отряда. – В ШИЗО заехать он всегда успеет. Пусть пока плавает, а мы понаблюдаем.
Старлей сел за стол, отпил обжигающе горячий крепкий кофе, держа кружку в ладонях, и глубоко вздохнул. Ему хотелось оказаться дома, скинуть берцы, походить по ковру босиком, поваляться с книжкой на диване. И чтобы дома было светло. Он уже забыл, каково это, уходя на службу рано утром и возвращаясь почти ночью.
– По дому загрустил, отец? – поинтересовался дневальный.
– С чего ты взял? – Скачков пожал плечами.
– Я такие вещи сразу подмечаю. Восьмой год сижу, – пояснил Иванов. – Эх, начальник, нашёл ты себе работу…
Отзываться на сочувствие старлею не хотелось. Он повёл рукой:
– Присаживайся давай, поработаем.
Дневальный, вздохнув, присел спиной к окну. Мысли Скачкова тянулись к дому, он медлил, сделал ещё несколько глотков из кружки, всё не решаясь отставить её.
– Ну чего сидим вздыхаем, Николаич? – заторопился дневальный. – Давай работу мне, а то я пошёл тогда. Мне по отряду двигаться надо.
Скачков протянул ему пачку листов.
– Вот тебе список отряда и таблица. Видишь названия граф? Там я карандашом статьи пометил. Считаешь, сколько у нас человек сидит по каким статьям, и вписываешь цифру в пустую клетку. Всё понятно?
– Всё понятно, – эхом отозвался зэк Иванов.
За дверью началось оживление.
– Отрядник тут? – спросил кто-то.
– Тут, – ответили ему.
– Сейчас я ему всё выдохну! Беспредельщики!
Дверь распахнулась.
– Николаич! – в кабинет ворвался всклокоченный осуждённый, очевидно, только забежавший с улицы. Его морщинистое вытянутое лицо раскраснелось от мороза, очки запотели, и он смотрел на старлея поверх них. – Что за дела, Николаич! Что за беспредел! Я в прокуратуру писать буду! – Он кричал, отчаянно жестикулируя. – Я вообще…
– Алексей. Во-первых, я не разрешал тебе войти, а ты уже вошёл, – не поднимая головы, оборвал его начальник отряда. – Во-вторых, сними головной убор, в-третьих, надо представиться как положено. Да? В-четвёртых…
– Да пошли вы все! – срывающимся голосом крикнул зэк и выскочил из кабинета. Скачков как ни в чём не бывало продолжал писать.
– Совсем сидельцы охренели, – не отрываясь от работы, резюмировал Иванов.
– Он по жизни кто? – поинтересовался Скачков.
– Мужик, – ухмыльнулся дневальный. – Пока что.
– Узнай, чего он хотел. Может, действительно проблема.
– Николаич, он провокатор. Не грузись. Смотри, сейчас он успокоится и извиняться придёт, гадом буду. Хорошо ты его срезал. «Во-первых, во-вторых…»
Скачков глянул на дневального и достал из ящика стола половинку листа.
– Начальнику ФКУ ИК… – начал он сам себе диктовать. – Рапорт. Докладываю, что сего числа осуждённый…
В кабинет постучали.
– Да-да, – крикнул Скачков.
В кабинет зашёл «мужик» Алексей.
– Осуждённый Федотов А. П., отряд номер семь. Гражданин начальник, разрешите обратиться, – отчеканил он.
– Когда я наконец делом займусь! – вздохнул старлей, бросил ручку и поднял глаза на Федотова. – Алексей! Можешь ведь, когда захочешь. А я вот на тебя рапорт пишу. – Скачков ткнул пальцем в начатый рапорт. – Сам себе. Сейчас зарегистрирую, документы составлю, и на дисциплинарную комиссию пойдём. Обнаглел ты, Алексей.
– Извини, Николаич. Криво въехал, признаю. Ходил в ларёк. Денег нет на карточке. А как же их нет, если мне жена перевод неделю назад отправила! Меня уже клинит от этой вашей бухгалтерии!
– Разберёмся, Федотов. – Скачков сделал себе пометку в блокноте. – Иди в отряд.
– Ты извини, Николаич, не хотел я пылить! Клинит, представляешь!
– Иди в отряд, тебе говорят! – приказал начальник.
– Вали отсюда, мышь! Сейчас по печени получишь! – заорал дневальный. – Вишь, работаем!
Зэк Федотов, пятясь, улетучился.
– Вот видишь, Николаич, уважают тебя зэки. Извиняются, когда неправы, – усмехнулся дневальный. – Кстати, я закончил. На вот, проверяй.
– Молодец, Сергей! Пружина!
– Меня ж зэки не отвлекают через каждые две минуты, – отмахнулся Иванов.
Начальник отряда пробежался глазами по цифрам. На первый взгляд всё примерно сходится. Всё равно никто сверять данные не будет. С таким движением осуждённых по отрядам цифры ни у кого не совпадают.
– Ну что? Всё ровно?
– Да. Заметил, сколько у нас из-за порожняка сидит? Украл телефон, отнял сумку, набил рожу. За банку кофе сесть! И таких половина отряда. Ну что за народ!