– Зря ты так, Владимир Николаевич. – Иванов отложил бумаги и посмотрел на начальника отряда. – Зэк зэку рознь. Счастливы те, кто не сомневается. Любящий муж, ребёнок, блаженный какой-нибудь… А в зону попадают сомневающиеся. Потому и пьют на свободе, потому и воруют, потому и грабят, что сомневаются. Ищут что-то, без чего жить нет никакой возможности.
– Ну-ну, – отозвался начальник отряда. – Всю жизнь по тюрьмам да по лагерям. Это вот поиск?
– Знаешь, в мире много хороших людей, которые совершают плохие поступки, а мы уголовники, какой с нас спрос, – ответил дневальный и, помолчав, добавил: – Тот, кто не убивает себя, должен молчать о жизни.
«Откуда он это берёт? Неужели сам придумывает?» – озадачился Скачков.
Зазвонил телефон. Начальник отряда поднял трубку, представился. Оператор поста видеонаблюдения попросил подойти в дежурную часть. Выходить на мороз не хотелось. Занят. А если на него настучат начальнику, он что-нибудь соврёт. Здесь так принято. Врёшь, а тебе верят. Это удобно. Так удобнее всем, потому что проще.
Старлей захлопнул рабочий блокнот, собрал на краю стола бумаги и встал.
– Ты куда? – озаботился дневальный.
– Курить хочу, – отозвался начальник отряда. – Зайди к Окуневу, скажи, пусть чайник ставит, а то я у него ещё с утра не был.
Скачков вышел из кабинета и прошёлся по отряду. Осмотрел подсобные помещения, пожелал приятного аппетита тем зэкам, которые гоняли чаи в комнате для приёма пищи, проверил работу кабельного телевидения в помещении для воспитательной работы. Всё было в порядке. Если бы не случайность. В сушилке для верхней одежды он поймал жулика, который разговаривал по мобильнику. Старлей отнял запрещённый предмет, сунул его в карман и велел осуждённому зайти к нему на беседу.
Завершив обход, Скачков зашёл в каптёрку, где располагался старший дневальный, «смотрящий на отряде». Он отвечал за дисциплину, за ремонт помещений, считался неоспоримым лидером и авторитетом среди зэков седьмого отряда. Окунев сидел за столом и мешал ложкой кофе, приготовленный для начальника отряда. Он встал, уступая место старлею, и поприветствовал его кивком.
– Здорово, Николаич.
– Привет. Дай пепельницу. Рассказывай, какие движения, какие новости, информашка оперативная какая есть? Что за ночь произошло, пока меня не было?
Обычно с самого утра Скачков первым делом заходил в каптёрку и разговаривал со старшим дневальным, или завхозом, как его неофициально называли сотрудники. Окунев рассказывал, что произошло в отряде и в локальном участке барака. Сегодня отчёты напрочь выбили из графика.
Окунев поставил на стол пепельницу и присел по другую сторону стола.
– Замполит вызывал вчера. За ремонт спрашивал.
– И как?
– Давайте быстрее, говорит. А где я денег возьму? Позвоню домой, скажу: мама, продавай квартиру, пацанам надо новые сортиры ставить. – Завхоз глубоко затянулся и потушил сигарету.
Зэк Окунев был на голову ниже Скачкова, но шире в плечах. Под серым свитером перекатывались мощные мышцы. Он походил на молодого, очень сильного зверя. Его глубоко посаженные голубые глаза, даже когда он смеялся, глядели жёстко. Даже голос Окунева был похож на рык. Он отсидел восемь лет за разбой. Ему осталось каких-то девять месяцев, и последнее время он заметно нервничал. Дмитрий, как и все, хотел домой. В Питере его ждала старенькая мама.
– Дим, я не помешаю? Начальник, день добрый. – В каптёрку зашёл один из приближённых к завхозу людей. Это был воистину амбал. Он повернулся боком, чтобы пройти в дверной проём. Помещение заметно уменьшилось, настолько много места занимал зэк. Игорь Акимов – почти два метра ростом, и весу в нём килограммов 130. У него коротко остриженные тёмные волосы, голубые глаза навыкате, огромные кулаки и низкий, всегда хриплый голос.
Игорь «двигается» по отряду, поддерживает дисциплину, если необходимо, даёт денег на ремонт, поэтому Скачков разрешает ему некоторые вольности: подольше поспать, посмотреть телевизор после отбоя, покурить в каптёрке.
Осуждённые в колонии дезорганизованы. Каждый второй зэк бегает к операм и делится информацией: где прячут телефоны, кто напился, кто принял «пронос» или «переброс» и так далее. Здесь много врагов и нет друзей. Люди запуганы, озлоблены, каждый сам за себя, и потому разрозненной массой управлять нетрудно, как, впрочем, и на воле.
– Николаич, ты спишь с открытыми глазами, что ли? – Игорь присел на свободное место у стола. Табурет треснул под его весом.
– Встань! Сломаешь табурет! Я тебе говорил – не садись на него. – Окунев уступил своё место на устойчивом стуле, а сам пересел на табурет. – Такие все тупые! – Он искоса посмотрел на наколки, покрывающие левую руку Акимова. У завхоза наколка только одна – «перстень» на среднем пальце свидетельствует о том, что он побывал в питерских Крестах.
– Николаич, когда в отпуск? – не обращая внимания на ворчание Окунева, спросил Акимов.
– Через неделю.
– Ты вчера тоже говорил, что через неделю.
– Через неделю минус один день. Если замполит отпустит. – Скачков посмотрел на кусочек неба в маленькое слуховое окошко в стене напротив двери, потом взял шапку и стал приглаживать мех вокруг кокарды. «Девочка моя синегла-а-а-зая», – пело радио. В коридоре кто-то подпевал ему, коверкая мотив.
С улицы доносился стук железа – кто-то занимался на спортплощадке, несмотря на мороз. Идти в кабинет не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Не хотелось видеть жуликов, выслушивать нытьё про одежду, питание, свидания, передачи, работу, отдых… Не хотелось видеть начальство, выслушивать нотации, выполнять невыполнимые приказы.
Ему вспомнилось, как вчера замполит попросил его остаться после вечернего совещания на разговор.
– Посадишь завтра утром своего старшего дневального в изолятор, – закуривая, приказал он.
– Товарищ майор, за что? – изумился Скачков. – Меня мой завхоз устраивает, оперов тоже, с порученной работой справляется. Обстановкой на отряде владеет, люди его уважают. Мне новый завхоз не нужен.
– Ты чего понёс, Вова? – спокойно прервал его замполит. – Он мёртвый у тебя. Ремонты встали. Зэки курят в подъезде, униженные и оскорблённые головы поднимают. Каждая мышь имеет что сказать. Такого быть не должно. Он давить должен. Режим должен быть!
– Садить не буду, – отрезал старлей, упрямо наклонив голову. – Я с ним поговорю. Ремонт пойдёт. Дисциплину наладим. Всё нормализуется. Я обещаю.
– Ну смотри, Вова. Офицерское слово твоё. – Замполит открыл окно и выкинул окурок.
– Николаич, куда в отпуске поедешь? В Египет? – вывел его из задумчивости хозяин каптёрки. Окунев закурил третью сигарету и вопросительно посмотрел на начальника отряда. – Какой-то ты смурной сегодня.
– Никуда не поеду. Денег нет. Машину буду ремонтировать.
– Продай ты свою «девятку»! Давай пацаны с Питера тебе «Ауди» подгонят. Я тебе сто раз говорил, – предложил Окунев.
Старлей покачал головой.
– Я за столько лет так и не понял, зачем вы здесь работаете. Денег не получаете, зато геморроя до фига. Каждый день из-за всяких животных по сандалиям получаете. Угрожают вам постоянно. Наказывают за всё. – Акимов повертел в руках резиновое кольцо-эспандер, с которым не расставался. – Вот скажи, Николаич, тебе это зачем надо?
– Не знаю, – вздохнул начальник отряда и отхлебнул остывший кофе из кружки.
– Может, ещё кофе? – спросил завхоз.
– Давай.
– Голованов! – крикнул Окунев в коридор. – Три кофе!
– Уходи из этого болота, Николаич, – продолжил Акимов. – Здесь чтобы работать, нужно быть мерзавцем. А ты другой. Мы с тобой три года работаем. Я неглупый человек, вижу тебя. Все видят, что тебе тут нехорошо. Ищи другую работу. – Акимов откинулся на спинку стула. – От тебя я только добро видел и справедливость. И тебе добра желаю.
– Я ищу, – протянул Скачков. Завхоз и его помощник смотрели выжидательно. – Но пока безуспешно. Деньги нужны.
В каптёрку зашёл тощий зэк и, поставив на стол три кружки кофе, молча вышел.
– Владимир Николаевич, мне с вами поговорить надо. – В каптёрку заглянул зэк, у которого начальник отряда забрал телефон.
– Дверь закрой, – зарычал Окунев, затем встал и повернул ключ. – Как они меня все задолбали!
– У меня близкий в Питере – бандюга. – Акимов упёрся локтями в стол и придвинулся к своей кружке кофе. – Полтора миллиона в неделю поднимает. Ни разу не сидел! Он себе значок сделал какой-то. Под кирпич проезжаем как-то раз, нас патруль останавливает. Всё, думаю, или штраф, или заберут. Он им значок сунул, менты ему честь отдали и отошли. Я говорю корешу: мне срочно такой нужен. А он: у тебя фигура не той формальности!
– По твоей роже можно лекции читать о вреде алкогольного зачатия, – подтвердил Окунев и хлопнул Акимова по плечу. – Ты это к чему рассказал?
– Так. Начальника развеселить. – Акимов залпом опрокинул содержимое кружки, встал и направился к выходу. – Николаич, я к тому, что деньги можно всегда заработать. А если душа не лежит – ничего хорошего не получится. Я это тебе сто раз говорил. – Он повернул ключ и вышел. Завхоз поднялся и снова закрыл дверь.
Акимов на свободе сильно пил. Дело кончилось тем, что в пьяном угаре насмерть забил жену. Дали ему десять лет строгого режима. Отсидев половину, он обзавёлся новой семьёй, сыну скоро будет два года, и сроку осталось полтора. Уголовное дело и судьбу Игоря Скачков знал досконально. Он готовил материалы на его условно-досрочное освобождение. Втайне начальник отряда надеялся, что это его последний осуждённый, которого он подготовит на УДО. Со дня на день должен был прийти ответ от одной фирмы, где ему обещали хорошее место.
– Николаич, переведи с отряда Жездриса, – прервал молчание Окунев. – Я редко такие вещи прошу сделать. От него толку никакого. Уборщик он хреновый. Весь больной. Всё время ноет. Один, говорит, выход у меня – самоубийство. – Завхоз усмехнулся. – На отряде он не нужен. Сними ответственность с себя. Чую я: криво въедем из-за него.