– Ты-то откуда знаешь, что там творится, – с вызовом посмотрел на смотрягу Картошин и тут же, ойкнув, слетел с табурета на пол. Паша почесал занывшую от удара ладонь.
– Может, скачуху дать? – пожал плечами Димас.
– В смысле? – поднял брови Толстый.
– Времена меняются. Спрос на наше усмотрение: решим – сделаем, а можем ведь и не спрашивать, пощадить.
– А какой резон? – вставил Паша.
– Конечно же, не за просто так, – ответил Димас.
– Предлагай, – кивнул Толстый.
– Может быть, Картоха откупиться захочет? – сделал хитрый жест рукой Димас. – Чтобы спасти своё доброе пока ещё имя.
– У меня нет денег, – буркнул потирающий горевшую щёку Илья.
– У нас телефон пыхнул, – напомнил Паша. – Связь с лагерями оборвалась. От нас весточки ждут бродяги, смотрящий за «малолеткой», а мы молчим. Дела не решаются, общее страдает.
– Вот если бы телефон появился снова, – подхватил Димас, – человеку, за людское суетившемуся, уважение было бы.
– Тогда за него можно было бы сказать, что он для этого в ребик и рвался, чтобы пацанам помочь. Взял на себя тяжёлые обязанности за уборку, за туалеты и мусор, только чтобы зоне связь вернуть.
– Такому вечный респект был бы, – кивнул смотряга. – С этого телефона я бы лично на волю отзвонился и сообщил, что мальчоночка правильный в ребик попал, что всё у него по жизни ровно.
– Порядочным пацаном сидел бы второй ходкой в лагере, – подтвердил Паша. – Блатным, уважаемым человеком.
Илюха слушал и не верил своим ушам. А он-то обрадовался, что сумел вырваться из порочного круга воровских понятий «малолетки». Выходит, и за зоной до него может дотянуться всесильная рука блатной власти.
– А если он не согласится? – спросил старшаков смотряга. – Или согласится, а, выскочив в ребик, забудет про обещание?
– А разве мы до него не сумеем дотянуться? У нас Ваня и Витёк недавно откинулись. Мы им весточку пошлём, они приедут, выцепят пацыка, своими правами определят. Да мало ли уважаемых пацанов освободится скоро. Даже отзваниваться не надо. Мы им инструкции перед освобождухой дадим.
– Ага, – оживился Паша. – Туалетным ёршиком по щекам нахлопают, на видео снимут и до поры у себя придержат, а потом мы в помещении для воспитательной работы этот видосик всем отрядом и посмотрим.
– Что скажешь, картофельный человек? – тяжёлым взглядом посмотрел на Илюху смотряга. – Решать тебе. Решай сейчас.
Картошин затравленно озирался, искал взгляд Олега, но тот отвернулся к окну, не участвуя в разговоре.
– У меня выбора нет, – пожал плечами мальчишка.
– Выбор всегда есть. Просто у каждого он свой.
– Вы хотите, чтобы я телефон в зону затянул?
– Для начала.
– Но мне в зону хода не будет, – попытался сопротивляться Картошин. – Как я вам его передам? К тому же у меня мать пьёт, у отца другая семья. Мне даже денег взять неоткуда.
– Ну, положим, деньги у тебя будут. Тебя на ставку поставят за зоной, будешь примерно тысяч десять получать. Но это неважно. Телефон тебе привезёт наш человек.
– А как он узнает? – удивился Илюха.
– Дурак ты! – постучал ему по голове Паша. – Мы же посещаем культурно-зрелищные мероприятия в городе.
– В сопровождении сотрудников же!
– А мы всё по уму делаем, не первый год живём. Первый раз поедем – весточку оставим. Второй раз поедем – товар заберём.
– Два раза подряд не дают ездить, – всё ещё сопротивлялся Илюха.
– Поэтому мы все разом никогда и не ездим, – резонно заметил Димас.
– Короче, это уже детали, – поморщился Толстый. – Ты не о том думаешь, малой. Ты задницу свою должен думать как спасти, а не о том, как я буду трубку в лагерь загонять. Твоё дело – принять телефон и передать кому надо и когда надо или оставить там, где тебе скажут. Дело нехитрое, палева никакого.
– Экие вы уроды, – обернулся Олег. – Узнает начальник режима, он из вас инвалидов сделает, и ничего ему за это не будет.
– Молчал бы, – парировал Паша. – Хочешь чистеньким остаться?
– Ты предъявляешь, что ли? – вспыхнул Олег.
– Я констатирую!
– Этот невывозян когда писает, в унитаз попасть не может, а вы с ним за серьёзное дело базарите! Поломают вам зубы менты.
– Базарят бабки на базаре! И ты! – перешёл в атаку Паша.
– Ты чего, Олег, хочешь? – поддержал старшака Димас.
– Определить его и не возлагать надежд, – пожал плечами Олег.
Картошин по-настоящему испугался.
– Я согласен, – поспешил он. – Если вы мне скажете, что и как сделать, я сделаю, только не надо меня определять никуда.
– Для начала пятёрку мне сделаешь на этот номер. – Паша протянул бумажку с номером телефона.
– Какую пятёрку? – не понял Илюха.
– Пятерку денег. – Паша снова замахнулся, но бить не стал.
– У меня же нет денег, – захлопал глазами Картошин. – Я же говорил.
– У пацанов в ребике до зарплаты займёшь, – пожал плечами Паша. – По две с половиной всего. Потом отдашь.
Картошин пришибленно втянул голову в плечи.
– А ты думал, в сказку попал? – прикрикнул Димас. – Думал, раз мы тебя не трогаем, так можно перед ментами стелиться, как уличная чувырла? С утра до вечера он на территории веником машет, ремонтами занимается с указки отрядника, заявления бегает собирает для него по бараку!
Димас плюнул на пол.
– Думал, мы с тебя не спросим?
– Короче, – прервал Толстый. – Пятёрку сделаешь в течение недели после того, как выйдешь в ребик. Это будет означать, что ты с нами в одной теме, и мы начнём двигаться по телефону. Если денег не будет, мы поймём, что ты соскочил, и поставим на тебе крест. Понял?
Илюха молчал, будто оглушённый.
– Понял?
– Да.
– Всё. Иди, радуйся. Инструкции будешь получать через работающего в зоне мужика, которого с колонии-поселения возят. Его Серёга зовут. Для них менты вагончик поставили рядом с ребиком. Он там обедает. Будешь к нему заходить, получать наши расклады, выполнять и ему докладывать. Понял?
– Да.
– Попытаешься соскочить, стукануть оперу, отряднику, начальнику колонии, кому угодно, включая двух твоих корешей в ребике, – мы тебя приговорим. Поверь, я сумею до тебя дотянуться.
– Иди, малой, – толкнул его Паша. – Язык за зубами держи.
Илюха медленно поднялся с табурета и вышел из комнаты.
– Подъём! – Начальник отряда хлопнул ладонью по выключателю, и глаза Илюхе резанул яркий свет. – Встаём, одеваемся, на зарядку выходим!
– Саныч! Погаси свет!
– Я сейчас погашу вам! – Михаил Александрович прошёлся по комнате от двери к окну. – Кто опять носки на батарее развесил? Я выкину, будете босиком лётать!
– Это я, – сознался севший на кровати Илюха. – Я сейчас уберу.
– Убери! А то никакого ребика тебе сегодня не будет!
– Уже сегодня? – обрадовался Картошин. – Разыгрываешь, Саныч? Сегодня же первое апреля. Разыгрываешь, да?
– Всё по-честному. Уже сегодня, – подтвердил начальник отряда.
– Так быстро! Всего пара недель прошла! А когда?
– Когда я скажу. – Отрядник пнул под кровать кем-то оставленный в проходе тапок и вышел из комнаты.
– Картоша, везёт тебе! – похлопал Илью по плечу сидящий на соседней кровати Витя. – А мне вот ребик не светит, у меня красная полоса за побег.
– Не дано тебе, – важно подтвердил Картошин и с колотящимся от радостного предвкушения сердцем принялся натягивать штаны.
– Просто ты шерсть мусорская, – поставил его на место Эдик. – Будешь туалет за замполитом мыть.
– Сам ты шерсть! – огрызнулся Илюха. – Это ты скоро будешь толканы драить во всём бараке, а я буду по граждане с плеером в ушах в ребике на кровати валяться.
– Пошёл ты!
Картошин накинул хэбэшную куртку и вышел из комнаты в коридор. С первого этажа доносились крики Михаила Александровича – наверно, кто-то замешкался, не выполнив команду «подъём», и был сброшен с кровати. Илюха натянул зелёную зимнюю куртку и вышел в локальный участок. С вечера у него была припасена сигарета. Он прикурил от спички и торопливо сделал несколько глубоких затяжек.
– Картоша, братишка, оставь фасануться, – крикнул спускавшийся с крыльца Ваня.
– Оставлю, – впервые без сожаления кивнул Илья. Сегодня его выведут в реабилитационный центр за зону, а завтра он спросит разрешения и сходит за сигаретами в магазин, расположенный рядом с колонией.
Конечно, поначалу будет тяжеловато, размышлял он. Зато можно ходить в граждане, курить, даже посидеть в чайной с девчонкой (если удастся завести девчонку). Пацаны в ребике нормальные. Толя Рыжий вышел пару месяцев назад, а до этого сидел в нашем отряде. Он там главный, наверное, потому что самый здоровый. Под два метра ростом, и кулаки как дыни. Сидит за убийство, подельник старшака Димаса. Конечно, не такой здоровенный, как Михаил Александрович, но тоже лось ещё тот. А второй – Стёпа Очкарик. Говорят, он у замполита вроде секретаря. Стёпу Илюха знал плохо, но худого о нём ничего не слышал. Сидит, мол, за воровайку по мелочи, и всё. В ребике пацаны вообще живут своим государством, им до колонийских проблем дела нет.
Илья протянул скуренную до половины сигарету Ване и пошёл занимать привычное место в строю для утренней зарядки.
– Строимся! – рявкнул, пихая с крыльца остатки отряда, Михаил Александрович. – На зарядку становись!
Пацаны засуетились, разбираясь на вытянутые руки в три шеренги.
– Напоминаю. – Начальник отряда заложил руки за спину и начал прохаживаться вдоль строя. – Напоминаю, что зарядка проводится для того, чтобы подготовить организм после сна к приёму пищи и нормальному функционированию в течение дня. Сейчас вы ещё спите на ходу, хотя не должны! Так?!
Начальник отряда ткнул пальцем в ближайшего воспитанника.
– Так, – качнувшись, отозвался Никита.
– Поэтому упражнения выполнять надо плавно, не торопясь, слушая мои инструкции и под счёт!
– Каждый день одно и то же, – пробубнил себе под нос Серёга.
– Это кто там пукнул? – круто развернулся на каблуках капитан.