Короче, мы не сыграли нормально ни одной песни. В чём, естественно, был виноват звукорежиссёр, который плохо настроил мониторы. О чём я и сказал в конце нашего фееричного выступления. А в конце своей речи стал изображать в микрофон, какие звуки будет издавать звукорежиссёр, когда я буду трахать его в жопу. Изображал минут пять. И довольный пошёл в гримерку.
Первый удар в лицо я получил сразу, как только открыл дверь. Здоровый лысый толстый охранник в майке «Тролль гнёт ель» шёл на меня, лежащего на полу. Удивившись, я встал.
– Ты – не звукорежиссёр. Но тебя я тоже могу выебать, потому что…
Я не успел договорить, потому что снова упал на пол. Толстяк сгрёб меня в охапку и затащил в гримёрку. Саддама там бил другой охранник. Толкнув меня к Саддаму, он достал из кармана что-то очень похожее на кастет.
Я потрогал свое лицо. Уже намечался синяк, и из носа текла кровь.
– Батхед, Батхед, – сказал я Саддаму. – мне нос разбили. Хы-хы.
– Это типа круто, чувак, – ответил Саддам и тоже засмеялся.
Охранники тяжело и удивлённо вздохнули и вышли из гримёрки.
– Ты бы всё-таки следил за базаром иногда, – говорил мне Саддам, держа у лица пакет со льдом.
– Да, надо бы, – соглашался я.
Но, кажется, до сих пор у меня это не очень хорошо получается.
Конечно, пилон стреляет, как чеховское ружьё. И хозяйка квартиры оказывается невероятно гибкой, я даже умудряюсь терять её на не особо широком диване. Мы продолжаем эксперименты с шотами. Иногда проскакивает мысль, как я буду смотреть в глаза Жене, когда окажусь дома, но эта мысль быстро скрывается в пламени, которое идёт от подожжённого абсента. Когда я ещё окажусь дома. Может, я уже дома. Я дома.
Оренбург → Новосергеевка
Ну конечно, мы должны были это сделать. Феерично проебали поезд.
– Можно быстрее? У нас поезд через шестнадцать минут, – говорим мы таксисту.
– Ребята, мы не успеем. Только если догонять на следующей станции.
Я думаю, не обманывает ли он нас, но, глядя на карту, понимаю, что обманываем тут только мы себя. Давай догонять.
Высаживаем нашего организатора Мистера-Мальчика Ильяса, дальше мы сами.
Степь.
Степь.
Степь.
Step by Step.
Я смотрю в окно и вижу кочевников, несущихся на лошадях со знамёнами и копьями, они топчут степь, для них нет преград, за ними пытаются угнаться привязанные к лошадям пленники, гиканье и свист орды разрезает степь… Я моргаю. Опель Астра, дорожное радио, холодная кола.
Но я слышу гиканье кочевников. И мне страшно.
Это привет от какого-то очень старого друга, забытого настолько, что я даже его не знал. Осталось в памяти что-то вроде наполовину сгоревшего фото, на котором лишь ухо и кусок синей олимпийки. Именно эти фрагменты и всплывают, когда слышишь голос, не очень чёткий из-за гула электрички:
– Эй!! Слышишь меня!! Слышишь?! Я приехал!! Прикинь! Только что с вокзала!! Я еду!! Слышишь!? Слышишь?! Это электричка!! Э-ЛЕК-ТРИЧ-КА!!
Пи-пи-пи-пи-пи-пи-пи-пи-пи…
НЕТ СОЕДИНЕНИЯ.
И никаких сомнений, что это был гул именно Э-ЛЕК-ТРИЧ-КИ!! и что он сейчас действительно позвонит в домофон, и пластик трубки выдавит его искажённый голос:
– Я приехал!! Врубаешься? Открывай давай. Я портвейна с колой купил.
И он войдёт, похожий на молодого Кастанеду, обнимет, стукнет в плечо и пройдёт на кухню, громко выражая свои чувства:
– Не, это праздник какой-то! Я только вот с вокзала. Посмотри, сумка! – словно мне на самом деле нужно что-то доказывать. – Не, ты смотри. Потрогай. Ну? Тяжёлая, да?
– Ага.
Он счастливо засмеётся.
– Во-во. Стаканы здесь? Ага. А я с этой торбой с самого Оленегорска.
– Это где?
– Ну, даёшь! На, пей. Не знаешь, где Оленегорск? Дурной какой-то. За полярным кругом он, недалеко от Мурманска. Прикинь? Полярный круг… Снега-а-а-а… – тут он присвистнет.
И мы будем отчаянно пить. Я достану заначенные вискарь и текилу, клёвые квадратные стаканы. Мы накачаемся вусмерть, достанем гитару без пятой струны и до самого утра будем петь невозможный русский рок.
– Время есть, а денег нет, и в гости некуда пойти-и-и-и!! – будем выводить мы противными пьяными голосами.
Или ещё хуже.
– Гудбай, Америка. О-О-О!!!
С утра он приготовит себе яичницу, заправив её всем, что найдёт в холодильнике: сыр, колбаса, помидоры, огурцы, перец и даже картошка.
– Всё, брат, пора!! На поезд!! Уезжаю в Бугуруслан!!
– А это где?
– Ты меня пугаешь! Это ж Урал!! Настоящий Урал. «Чапаева» читал? Даже там про Бугуруслан есть!
И он действительно уйдёт. А я решу, что приберусь вечером, и вырублюсь на диване, забыв выключить телевизор, так и не поняв, кто это был и зачем ему этот Бугуруслан.
Новосергеевка
– Бабушка, где у вас вокзал?
– А?!
– Вокзал! Поезда где останавливаются?
– А, да. Подвезите, сынки, расскажу.
Я на переднем, бабушка садится к Бондареву.
– Где вокзал-то?
– А я не знаю. Муж мой знает. Он ездил. И в Москву, и в Ленинград. В Тбилиси даже.
– Муж-то где?
– Да впереди.
И муж впереди. Сажаем деда к Бондареву. Я хочу спросить, почему они ходят по одному и куда идут, но не спрашиваю. Боюсь длинной истории.
– Лево. Право. Лево. Я ездил. И в Москву. И в Ленинград.
– В Тбилиси, да?
Стоим на станции. Посреди России. Шарлатаны от музыки. Есть чувство, что мы продаём эликсир бессмертия или типа того.
У меня в руках пакет из «Бургер Кинга», из-за которого мы и опоздали на поезд. Выкидываю его в мусорку рядом с магазином и иду внутрь. Хочу купить всю минералку и все чипсы этого магазина, сделать ему годовую выручку.
– Я для тебя мусорку поставила? – спрашивает меня скучающая продавщица.
Я не понимаю вопроса и глупо смотрю на неё.
– Ты чё мусор в мою мусорку кидаешь?
Я не знаю, что отвечать. Просто ухожу.
– На хуй бы пошёл.
Так он начал. Не очень хорошее начало для конструктивного диалога. Впрочем, рассчитывали ли мы на него?
– На хуй пошёл.
Он повторил, видимо поняв, что я не понимаю.
А я не понимал. Это не я должен был куда-то идти. Это он должен был пройти по заплёванной лестничной клетке, нажать обожжённую кнопку, вызывав лифт. Потом войти в кабину, вдохнуть этот вечный запах мочи (это было очень важно, чтобы он вдохнул полной грудью), доехать до первого этажа, удариться в темноте о перила, нащупать ногами ступеньки, схватиться за оплёванную ручку двери, выйти на улицу и пойти на тот самый хуй, куда он так настойчиво посылал меня сейчас.
– На хуй пошёл.
– Мне надо увидеть Яну, – повторил я в третий раз.
– Русак, кто там?
– Да какой-то мелкий, я хуй знает.
Я был младше Русака на три года, но по всем раскладам я мелкий. Мне тринадцать.
– Чё надо ему? – раздается женский голос из глубины квартиры.
Я знаю, что это сейчас говорит не она, это говорит та пьяная баба, что ебётся с Русаком и со всем третьим микрорайоном, но это не Яна, не та Яна, которую я вижу каждое утро по дороге в школу, она носит синюю бейсболку и похожа на Наталью Орейро из сериала «Дикий ангел»… Пожалуй, это всё, что я о ней знаю. Но моя Яна не ебётся с Русаком и со всем третьим микрорайоном.
– Чё надо ему?
– Я принёс контрольную. Алевтина Гавриловна передала.
– Ян, тебе Алевтина контрольную передала.
– А! Это надо. Бери.
– Давай, малой.
– Я сам отдам.
Совсем недавно Пига и Джон, пацаны Русака, отобрали у меня портфель. Не украли. Просто забрали и нассали в него. Даже вернули. Я и сейчас с этим портфелем, постиранным дома у Лёхи. Почти не пахнет.
– Я сам отдам.
– Пошёл на хуй.
– Мне Алевтина сказала самому отдать.
– Да похуй вообще, заходи.
Я прохожу, куда показывает Русак.
Пига лежит верхом на Яне, снизу он покрыт одеялом. Его прыщавая спина голая. Он двигается. Джон сидит в кресле и внимательно наблюдает за процессом. Яна смотрит на меня. Я вижу её грудь в белом лифчике.
– Чего там, малой? – спрашивает она.
– Домашка. Алевтина дала. Потому что мы соседи.
– Я не могу, когда он смотрит.
– Ты просто не можешь.
– Надо, чтобы кто-то из взрослых расписался.
– Пига, распишись за отца.
– Сейчас?
– Надо, чтобы взрослый.
– На хуй пошёл.
– Я так не отдам.
– Так я знаю его. Мы ж ему в портфель ссали.
– Так ты петух, получается?
– Пига, отстань от малого, – говорит моя Яна.
Я благодарен ей.
– Да давай я распишусь, – Джон берёт у меня контрольную и расписывается за Яниного отца.
– Все, пошёл, – Русак даёт мне подзатыльник и выталкивает из комнаты, а потом и из квартиры.
– Я всё, – слышу я за спиной голос Пиги, – Давай, Джон, ты.
– Да я не хочу уже, все настроение сбили…
Я не слышу, что именно сбило настроение Джона, потому что за мной захлопнулась дверь, обитая дерматином, порванным в нескольких местах. Я нажимаю обожжённую кнопку вызова лифта, вхожу в кабину, вдыхаю полной грудью застоявшийся и уже впитавшийся в стены этого дома запах мочи, доезжаю до первого этажа, бьюсь в темноте о перила, с трудом нащупываю ногами ступеньки, хватаюсь за оплёванную дверную ручку и, видимо, всё-таки иду на хуй…
Новосергеевка → Волгоград
Наше купе живёт лучше, чем Новосергеевка. Тут даже бесплатно кормят. И бесплатный журнал «Шахматное обозрение». С этюдами и отчётами о турнирах.