– Жду вас двадцать второго, – сказал он, пожимая ее руку. – Будет без церемоний. Безработные актеры...
– Уверена, что будет славно, – сказала она, улыбаясь.
Она смотрела на видеокамеру. Повернув голову, взглянула на Дианины каштановые волосы с отросшими более темными корнями, перевела взгляд на рамочку, в которой мелькали цифры этажей. Доехала до двадцатого.
Телефон зазвонил, как только повесила пальто в шкаф. Взяв на руки Фелис, положила ее на плечо, поцеловала, погладила. Включила свет на кухне. Взяла трубку до третьего звонка, чтобы не успел включиться автоответчик.
– Алло, – сказала она.
– Лапа, что-нибудь случилось?
– Тебе лучше знать, – сказала она. – Расскажи, например, о Наоми Сингер.
Фелис замурлыкала, она погладила ее, поцеловала в пушистый бочок.
– Не вполне понимаю, что ты имеешь в виду.
– Наоми Сингер, – сказала она. – Ты что, уже забыл ее? Ей лет тридцать, думаю. Работала на Тринадцатом канале. – Погладила Фелис.
– Кэй, о чем ты?
– Сэм сегодня заходил в издательство, – сказала она. – Просил сказать тебе, восхищен твоим вкусом, что касается женщин. – Повела плечом, приподняла, Фелис соскочила на пол. – Он вас видел вместе, – сказала, по-прежнему стоя. – В "Лачуге Джексона". – Переложила трубку к левому уху.
– О, Господи! Ну и что? Однажды ходили вместе на воскресный джазовый концерт в церкви Всех святых. На обратном пути решили перекусить. Думаешь, у меня с ней было что-то, что нужно держать в тайне? Ничего, лапа, не было. Пару раз выходил с ней. Всего-то! На тот концерт, и еще один раз, до этого. Ну, а кладбище не в счет.
– Почему ты никогда не рассказывал мне об этом? – спросила она.
– А нечего! Ты же не будешь распространяться о каждом, с кем ела сосиски? Физически мы подходили друг другу, но с тобой и сравнивать нельзя. Работала на телевидении. Ну заговорил как-то с ней в швейцарской, пригласил к "Хэнратти" пару раз выпить. Но... все пустое! Она была какая-то пришибленная и абсолютно замкнутая.
– Вайда говорила, что наоборот, весьма общительная, – сказала она, наблюдая, как Фелис, стоя на задних лапах, передними драла пробковую пластину.
– Возможно, с Вайдой и была, а со мной – нет. Однажды, спустя несколько недель после нашего знакомства, это было в воскресенье, зашла ко мне и пригласила на концерт. Я подумал, а почему нет. День выдался отличный, можно было и пойти. Настрой у нее был на нуле и никаких флюидов. Вот и все. А несколько недель спустя...
Она сказала:
– Все равно тебе следовало рассказать мне об этом. Не могу взять в толк, почему хотя бы не упомянул.
– Ну что ты на меня набросилась? Я что, наврал? Ты же не спрашивала. Послушай, Кэй, не люблю я говорить на такие темы. Возможно, нужно было отнестись к ней повнимательней, выслушать. Я кое-что заметил. Мог бы, наверное, как-то встряхнуть ее.
Она вздохнула:
– Ну, тут уж твоей вины нет и упрекать себя не за что...
– Знаю, но вот на такие размышления натолкнула меня ее гибель. Поэтому, наверное, не хочу ворошить все, что связано с ней. Если Сэм хочет тебя просветить, кто с кем и как и что, могу рассказать о его уроках мастерства, где сценки...
– Прошу тебя, Пит, – сказала она. – Не хочу я ничего знать.
Наклонившись, взяла миску с водой – Фелис уже приготовилась лакать, – подошла к раковине, выплеснула.
– А я вообще плюю на этого Сэма. Ишь ты! Захотел вбить клин между нами...
Тыльной стороной ладони она передвинула рычажок на кране.
– А это к делу не относится, – сказала, ополаскивая миску.
– Все, что ты сказала, звучит так, будто этот старец ревнует и настроен враждебно ко мне.
– Он пригласил нас к себе на вечеринку, – сказала она, наливая в миску свежую воду. – Он видел, как мы целовались на углу. Стюарт заключил с ним договор на книгу.
– Ты ему сказала, кто я?
– Конечно, нет, – ответила она, наклоняясь и ставя миску на пол. – Но он и сам может узнать. Начнет писать о твоей матери и наткнется. Стюарт или Норман могут в разговоре с ним сказать, что я общаюсь с ее сыном. Лучше бы ты сам ему сказал об этом. Ведь вовсе необязательно, что он догадается про фонд. – Она погладила кошкину голову. Та лакала воду. – А если и да, то не вижу причин для тревоги. Узнает – тем лучше.
– Спустись ко мне. Обсудим. Вайда вернулась. Сделала операцию. Лиза, похоже, собирает посиделки.
– Пит, дорогой, – сказала она. Закрыла кран. – Я не смогу сегодня смотреть наше кино. Столько работы накопилось – читать, читать и читать...
– Не сердишься на меня?
– Нет-нет, – сказала она, сбрасывая туфли. – Правда, милый. Сама не люблю душераздирающие сцены. День был трудный. Производственное совещание, и я там выглядела не так, как хотелось бы. Увидимся позже. Ты как?
– Спрашиваешь! Люблю, тебя, лапа.
– И я тебя люблю, – сказала она. – У тебя там есть еда?
– Полно. Ну хорошо, позже, так позже.
Сказали, что целуют друг друга. Положили трубки.
Она сидела, смотрела на текст, а сама думала, не сочинил ли он очередную ложь. Мастер на этот счет, конечно. Все так правдоподобно, без запинки...
Ну а если его отношения с Наоми Сингер вовсе не "пустое", если было что-то между ними? Приглашал ли он и ее в 13Б? Попалась ли и она на этот крючок? Крючок... Именно это слово. Зацепилась ли глазом за кусочек жизни, на которую взирает Господь...
Вот, например, сейчас... Видит ли он, что она сидит и тупо смотрит в рукопись? Интересно, конечно! Работает ли она или погружена в свои мысли? А он щелкает, должно быть, переключателями, нажимает кнопки. Она, конечно, на "1" и на "2"?
Перевернула страницу.
Вот так и становятся параноиками...
А эти – как их? – фантастические видаки – "Такай" – "Сакай" – "Банзай"... Скоро будет заглядывать через ее плечо в рукопись. Неудивительно, что Хьюберт Шир собирался отправиться в Японию...
Подумала о том, что сказала ему, мол, не любит душераздирающие сцены...
А сама что читает? Очередное убийство... Ребята, вы совсем чокнулись! Передышку какую-нибудь все же дали бы читателям...
Прочитала дюжину страниц. На бланке "Диадемы" синим карандашом написала: "Не для нас". Отложила рукопись в сторону.
Почувствовала непреодолимое желание взглянуть на люстру. Помассировала вместо этого шею, взяла другую рукопись.
Семейный конфликт... Не такой бурный, как у Гофманов или Маклиффов, но вполне вероятно, что и такое бывает. Хорошо написано, интересно... Зазвонил телефон.
Посмотрела на аппарат. Взяла трубку после второго звонка.
– Алло, – сказала она.
– Хочешь сказать, что сама собственной персоной? Нет, правда? Это не автоответчик? Видит Бог, не могу поверить...
– Здравствуй, Рокси! – сказала она. – Сама слушаю тебя, своими собственными ушами.
– Могу представить! Ну как там твой Голубоглазый?
– Превосходно! – сказала она. Подумала: слушает, наверное...
– Догадайся, у кого будет выставка в галерее на Грин-стрит в апреле?
– Господи, Рокси! Потрясающе! Поздравляю. Ну, рассказывай.
Рокси так и сделала. И все подряд – о том, что матушка Флетчера стукнулась на машине, о планах на Рождество, о фильме, который видели.
– А ты как? – спросила, наконец.
– Превосходно! – сказала Кэй. – Ужасно отстаю с работой...
– Ну расскажи что-нибудь. Ах, да ладно. Ну пока. В воскресенье идем кататься на коньках, не хотите с нами?
– Спрошу Пита, потом позвоню. Пока. Флетчеру привет. – Положила трубку.
Села читать. Массировала шею. Приняла душ.
За стеклом, запотевшим, увидела тень. Открылась дверь и вошел он, совершенно нагой. Улыбнулся.
– Сюрприз, – сказал он. Встал под душ вместе с ней, обнял. – Господи, как только терпишь? Кипяток... У-у-у, сварюсь сейчас... – говорил, пританцовывая.
Она задержала дыхание.
– Не сходи с ума! Душ принимаю я...
– Прости, – он прижался к ней, поцеловал в щеку. – Чуточку подглядывал за тобой. Увидал, что пошла в душ, подумал: "Чего смотрю, чего сижу, могу ведь пойти к ней". Не мог сдержать себя.
Она сказала:
– Я так и знала, что следишь за мной.
– Я знаю, что ты знаешь, что я знаю... – заметил он. Улыбнулся. – Лапа, не было ничего серьезного.
Она отвела взгляд, отвернулась. Он повернул ее голову, лицом к себе.
– Не вру, лапа! – сказал он. – Правда. Пару раз выходил с ней и все. Если было бы что серьезное, я бы сказал. Не имею права сердиться на твои вопросы. Врал я тебе прилично, конечно. Правду говорю, клянусь. – Он поцеловал ее, прижал к себе.
Стояли так и ласкали друг друга под душем.
Подумать только! Не знала, что у него есть ключ от квартиры, а могла бы догадаться. Когда жильцы меняют замки, у Дмитрия всегда на хранении дубликат. Так что ему ничто не мешает войти в любое время.
Первое, что она сделала в понедельник, позвонила в отдел публикаций. Тамико была на месте.
– Здравствуй, дорогая! Нужна твоя помощь, – сказала она. – Не сможешь сделать для меня подборку об этих смертях в моем доме? Последняя – в конце октября. Хьюберт Шир...
– У нас есть данные. Сама знаешь, что подписываемся на клипы из прессы. Ты проверяла?
– Не думала об этом, – сказала она. – Не пользуюсь даже.
– 1300, Мэдисон-авеню. Так?
– Да.
– Подберу. Если ничего не обнаружу, позвоню в "Таймс". Мне это нетрудно. Ни то, ни другое.
– Спасибо, большое спасибо, – сказала она.
– Кстати, кое-что слышала про тебя и Прекрасного принца. Это правда?
– Мы друзья, – ответила она.
Когда назначенный на 10.30 ушел, Сара принесла конверт – 9 х 12 – с подборкой, поступившей из отдела публикаций.
Распечатки сложены на манер "аккордеона". Сантиметра полтора толщиной...
Она, не особо вчитываясь, пробежала текст о выступлениях общественности против решения Барри Бека построить двадцатиодноэтажный дом под номером 1300, по Мэдисон-авеню. Тут было все – и "Сивитас", и соседи с Карнеги-Хилла, и массовые собрания в церкви. Словом, борьба, длившаяся три года, составила половину от толщины тетрадочки.