– Хорошо, что бабушка этого не видела. Как и того, что он по тебе вздыхает.
Флисс пренебрежительно махнула рукой. Она явно забыла, что недавно вздыхала по нему сама. В этом вся Фелисочка, подумала Бетти.
– Что сказал Фингерти? – спросила Флисс.
– Мы пока разговариваем. Он кое-что знает про девушку из башни, – сказала Бетти. От предвкушения тайны ее колотило, и она беспокоилась, сможет ли донести пиво до стола, не расплескав. – И он еще не все рассказал. Давай скорее!
Флисс поставила чистый стакан возле бочки с «Пестрой хрюшкой» и налегла на кран. Наружу вырвалась пенистая струя.
– Он и вправду такой мерзкий, как говорят?
– И да, и нет, – ответила Бетти. – Он, конечно, тот еще вредный старикан, но на уговоры он поддался легче, чем я рассчитывала. – Она произнесла это не без гордости, радуясь тому, что тоже может быть убедительной… пусть даже благодаря подкупу, а не личному обаянию.
Флисс поставила полный стакан на стойку.
– Может быть, все, что ему нужно, – немного тепла. Может, он рад, что кто-то в кои веки решил его выслушать.
Бетти фыркнула.
– А может, ты надышалась пивом. Как только закончится бесплатная выпивка, историям тоже придет конец. Вот увидишь.
Она вернулась за столик к Фингерти, поставила перед ним пиво и села, заметив краем глаза, что Флисс крутится неподалеку в надежде что-то подслушать. Фингерти неспешно сделал глоток, и над губой у него остались усы из густой пены.
– Хорошо, – сказал он, снова откидываясь на стуле. – Ну, слушай.
И он начал историю Сорши Спеллторн.
Глава 11История Сорши
Плюх! Яйцо просвистело мимо Сорши и угодило прямо в Прю. По непонятной причине оно отскочило от нее и разбилось, упав на землю у ног девочки и перепачкав ботинки склизким белком и золотистым желтком.
– Эй! – гневно воскликнула Сорша, но виновники происшествия уже нырнули в переулок за рынком – только их смех звенел в воздухе. Сорша вздумала было погнаться за ними, но услышала, как всхлипывает сестренка, и отказалась от этой мысли.
– Все хорошо, Прю, – пробормотала она, наклоняясь и доставая платок. Она тщательно оттерла ботинки, стряхивая осколки скорлупы в дорожную пыль. Сорша чувствовала, что люди на них смотрят, но дело происходило на шумном рынке, и зеваки рядом не задерживались. Она привыкла к чужим взглядам.
– Вот так. Почти все отчистилось. Ты видела, кто это сделал?
Прю задумалась.
– Сын свинопаса и еще несколько человек. Они кричали всякое про нас… и про маму. – Она снова всхлипнула, смаргивая слезы.
– Не плачь, – сказала Сорша, уже мягче. – Спорить готова, что они в тебя даже не целились. Наверное, хотели попасть в меня.
Прю тут же перестала плакать и просветлела лицом, и Сорша почувствовала себя не в своей тарелке – хотя не смогла бы объяснить почему.
– Что они говорили? – спросила Сорша, уже сама обо всем догадываясь.
– Что мы не настоящие сестры. Что вы с мамой – ведьмы из топей. Что вы принесли людей в жертву с помощью злого колдовства, чтобы выжить. И что она околдовала папу, а потом…
– Тише, – попросила Сорша, заметив, что пронзительный голосок Прю привлекает любопытные взгляды.
Прю не мигая смотрела на нее своими удивительными глазами. Они с Соршей были совершенно непохожи. В то время как Сорша унаследовала необычную внешность матери – золотисто-каштановые волосы, смуглую кожу, зеленые глаза, – Прюденс выглядела как типичная островитянка, бледная и русоволосая. А глаза у нее были такие светлые, что трудно было сказать, какие они – серые, зеленые, голубые, есть ли у них вообще хоть какой-то цвет. Их часто описывали как «рыбьи», и, хотя Сорша чувствовала, что это грубо, втайне она была согласна с таким определением.
Сорша вздохнула, подняла корзину и засунула грязный платок в карман передника.
– Идем.
Она взяла Прю за руку и повела с рынка домой. Через несколько минут она попыталась выпустить ее липкую ручонку, но Прю упрямо вцепилась в ладонь сестры. Прюденс было восемь, всего на два года меньше, чем Сорше, и все же временами казалось, что разница между ними куда существеннее.
– Мы – сестры, – сказала Сорша, как только они оказались на тихих улочках. – Что бы кто ни говорил.
Они шли молча, быстрыми шагами. Наконец Прю отпустила руку Сорши, чтобы потуже завернуться в шаль. Было прохладное весеннее утро, и на лугах до сих пор сверкал иней. Домики были разбросаны вдоль дороги, словно хлебные крошки. Их собственный находился на отшибе – изгой, как и они сами.
Когда их глазам открылся луг, задул сильный ветер, напоминая, что до прибрежных скал отсюда рукой подать.
– Интересно, как оно там, за топями? – по своему обыкновению спросила Прю, кивая в сторону далекого туманного берега.
– Лучше, – ответила Сорша. Иногда, когда они с мамой отправлялись на прогулку, она смотрела на большой остров Вороний Камень с вершины утеса. В ясный день можно было различить крыши, церковный шпиль и маленькие лодочки на воде. – Люди там могут приезжать и уезжать, когда им вздумается. Не то что здесь.
– Там живет папина семья, – не без гордости заметила Прю. – Так мама говорит.
– Может, так оно и есть, – сказала Сорша. – Но ты с ними никогда не встречалась и вряд ли встретишься.
Прю упрямо вздернула подбородок.
– Иногда люди туда попадают.
– Иногда, ага.
Мама слышала, что когда-то давно люди с острова Невозврата зарабатывали себе пропуск на большой остров – совершив что-то хорошее, сделав что-то во имя всеобщего блага. Но за те десять лет, которые Сорша провела на острове, люди покидали его разве что в заколоченных ящиках, отправляясь в свой последний приют на острове Утраты.
Мама никогда не говорила с ними об отце Сорши или о том, где она жила, прежде чем оказалась на острове. Отца Прю тоже давно с ними не было. Едва он вышел из тюрьмы и прибыл на остров Невозврата, он встретил маму и потерял голову – вопреки предостережениям прочих островитян. У Сорши сохранились смутные воспоминания о его ярких голубых глазах и обветренном лице, но Прю своего отца вообще не помнила. Ей был всего год, когда он ушел рыбачить к берегам острова Утраты и не вернулся: его лодка разбилась о коварные скалы, известные как Чертовы Зубы. Злые языки шептались, что и этому виной мамино колдовство. Но с течением лет общее внимание сместилось на Соршу и на необъяснимые вещи, связанные с ней.
Поначалу она не понимала, что отличается от других. Откуда ей было знать, что другие дети не умеют так хорошо прятаться? Или что они не могут увидеть человека перед собой, едва подумав о нем? Или… или делать еще кое-что такое, что нельзя списать на хитрость или воображение. Не успела она опомниться, как островитяне уже запретили своим детям с ней водиться, и больше никто не хотел с ней играть.
Со временем она научилась скрывать свои необычные способности, но их уже успели заметить, и теперь на нее повсюду глядели с подозрением и тыкали пальцем ей вслед.
Сорша углубилась в свои мысли и поняла, что потеряла осторожность, только когда ком наполовину промерзшей земли прилетел откуда-то сбоку и запрыгал по дороге. Она охнула, подхватила Прю и укрылась за живой изгородью. Через пару мгновений послышался голос:
– Сыграем в прятки?
Это было не дружеское приглашение – ее дразнили. Высмеивали. Подначивали. «Ну попробуй найди нас!»
– Не высовывайся, – велела она Прю. Потом медленно встала и обвела взглядом покрытый инеем луг. Длинная трава колыхалась на ветру, надежно пряча тех, кто в ней скрывался. Очередной ком земли со стуком упал на дорогу, и Сорша подпрыгнула. На этот раз в комке виднелся крупный камень.
От страха ее кожа покрылась мурашками, волоски встали дыбом, словно шерсть на загривке у собаки. Она не знала, сколько преследователей засело в траве и где они прячутся, но на помощь им с Прю не придет никто. До ближайшего дома бежать и бежать, и не факт, что там откроют на стук. Особенно им.
– Сорша! – прошептала Прю. – Где они?
Сорша снова пригнулась.
– Я не знаю.
– Давай просто пойдем дальше. Если мы поторопимся…
– Идти далеко. Я бы их… обогнала, но ты не справишься. Мне нужно кое-что сделать.
В бледных глазах Прю стоял страх.
– Мама сказала не обращать на них внимания.
– Это не поможет. Только сильнее их раззадорит.
Еще один камень покатился по дороге. Теперь было ясно, что предыдущий не просто случайно захватили вместе с землей. Этот камень был большой, с острыми краями, и его кинули, чтобы ударить побольнее.
Сорша дала маме обещание, что не будет пользоваться своими способностями, но под ударами камней это обещание трескалось, как яичная скорлупа. Ей нужно было защититься. К тому же где-то глубоко-глубоко зудело желание их проучить.
– Сиди тихо и не шевелись, – сказала она Прю.
– Сорша… – начала Прю, но та сжала ее плечо, кинула на нее предупреждающий взгляд – и сестренка умолкла.
Сорша закрыла глаза, отпуская сознание на волю. Она уже чувствовала, как потрескивает сила, готовая вырваться наружу. Как здорово было вновь ее использовать! Особенно после такого долгого воздержания. «Хочу их увидеть», – молча приказала она. И, будто во сне, она мысленно поднялась наверх и окинула землю внутренним взором – словно хищная птица, что кружит над полем в поисках мышей. Сорша быстро заметила мальчишек, рассыпавшихся среди высокой травы. Их было по двое с каждой стороны дороги, посередине которой находились они с Прю: их окружили. У Сорши от ярости кровь прилила к лицу. Ей захотелось сделать что-нибудь такое, чтобы тем навсегда запомнилось. Внимательнее приглядевшись к мальчишкам, она заметила Сэмюэля, сына свинопаса, с его лоснящимся лицом и носом, похожим на комок мятой глины. Он был самым большим и мерзким из всей компании. На мгновение Сорша заколебалась: она уже очень давно этого не делала. Но неиспользованная сила, похоже, не истощалась, а наоборот, накапливалась. Она сосредоточилась и направила сознание в одну точку. Тут же пришло ощущение невесомости, земля выскользнула из-под ног, а в ушах засвистел ветер. По телу прошла горячая, опьяняющая волна.