– Это как?
– Если приведешь с собой Джаррода.
Он хрипло расхохотался.
– Да разве это возможно? Я слышал, этот детина – настоящий великан!
– А разве становиться невидимым – это возможно?
Фингерти уставился на нее – с любопытством и опаской. Потом перевел взгляд на матрешек.
– Твоей бабушке явно будет что сказать по этому поводу.
– О да, – согласилась Бетти. – Не сомневаюсь.
Она взглянула на Колтона, который с момента, когда надзиратель их оставил, не проронил ни слова. Может, он сердит, или встревожен, или то и другое вместе?
– Ну давай, поплыли.
Колтон передал Фингерти весло.
– Только без фокусов, – предупредил он.
Тот, насупившись, принял весло.
– Мало того, что вы меня похитили, так мне теперь еще и черную работу за вас делать, что ли?
– А ты представь себе, что оказываешь нам услугу, – сказала Бетти. – Как тем людям с острова Невозврата.
– Хорошенькая услуга! За те услуги мне платили, и прилично! Тьфу!
И он с раздражением шлепнул веслом по воде.
Лодка тронулась с места, и Бетти поудобнее устроилась среди тряпок. По крайней мере, теперь они двигались в верном направлении, то есть одной заботой меньше. Но остальные заботы по-прежнему теснились у нее в голове. Она подумала про надпись на стене башни. Уиддершинс… Может быть, кто-то оговорил Соршу? Неужели проклятию положила начало зависть или ложь?
– Что было дальше? – спросила она, дрожа. Кончики ушей и носа стыли в тумане. – С Соршей Спеллторн?
Глаза Фингерти сузились, прекратившись в щелочки.
– Истории ей подавай! – фыркнул он. – Не слишком ли ты обнаглела? Это имя тут даже произносить вслух не стоит!
– Мне надо знать, – твердо сказала Бетти.
– Так вот к чему это все, оказывается? – хрипло протянул Фингерти. – Похоже, ты и без меня все знаешь про Соршу Спеллторн!
– Ты о чем? Я бы тогда не спрашивала!
– Ха! – Фингерти опустил весло и ткнул в ее сторону кривым пальцем. – Ты меня не обманешь. Я все своими глазами видел, так-то.
– О чем он бормочет? – спросил Колтон.
– О куклах! – воскликнул Фингерти. – О чем же еще? Ты что, не знаешь, что это ее куклы?
Бетти уставилась на него во все глаза, потом перевела взгляд на матрешек, которых сжимала в руке. Наконец она поняла, о чем говорил старик и в чем была суть той истории, что он рассказывал в «Потайном кармане».
Истории, в которой два контрабандиста и шпионка пожертвовали жизнью ради новорожденного ребенка. В которой Сорша, пользуясь таинственными силами, наблюдала за людьми и вместе с сестренкой пряталась от опасности. Наблюдала… и пряталась. И переносилась из одного места в другое в мгновение ока.
– Они принадлежали ей, – прошептала Бетти, пораженная этой мыслью. Ужасное наследие ее семьи было неразрывно связано с Соршей. – Ее силы не исчезли – они передавались в нашей семье из поколения в поколение.
Она схватила Фингерти за костлявое колено и потрясла.
– Фингерти, пожалуйста, расскажи мне все, что знаешь про Соршу Спеллторн. От этого зависит моя жизнь – и жизнь моих сестер. Как она оказалась в Вороньей башне?
Фингерти налег на весло, толкая лодку вперед.
– Она доверилась не тому человеку.
Глава 19История Сорши
Из-за топей доносился звон тюремного колокола, эхом отдаваясь у Сорши в голове. Колокол не умолкал все утро, и по острову гуляли слухи и сплетни. Через несколько часов прибыли тюремщики; они прочесывали берега, стучались в двери. По их словам, сбежавший узник, некий мошенник, был еще молодым и довольно крепким – но не настолько, чтобы преодолеть сильные течения и добраться до берега. Его тело до сих пор не нашли.
Когда они покинули остров, Сорша спустилась в одну из песчаных бухточек. После прилива там часто можно было обнаружить моллюсков и мидий – и другие сокровища из глубины. Однажды она нашла там жемчужину и подарила Прю на шестнадцатилетие. Это было несколько недель назад.
Сорша услышала его прежде, чем заметила. По берегу разнесся протяжный стон, полный муки. Сорша рукой заслонила глаза от солнца, ожидая увидеть морского льва. Когда стон раздался снова, Сорша краем глаза уловила движение и поняла, что невдалеке от нее лежит не покрытый илом камень, а почти бездыханное тело.
Убедившись, что рядом никого нет, она подошла поближе и опустилась на гальку. К ее удивлению, беглец оказался ненамного старше ее, и она задалась вопросом: как за такую короткую жизнь можно совершить все то, в чем его обвиняли? Все опасения при виде него отпали сами собой: юноша был слаб, как котенок. Он поднял на нее серые глаза – красивые, даже при том что ресницы слиплись от песка. Корка засохшего ила у него на губах треснула, и он произнес:
– Помоги… пожалуйста…
Сорша могла бы бросить его здесь или позвать тюремщиков, но ее охватила жалость. Жизнь в нем едва теплилась – и наверняка угасла бы, окажись он снова в сырой камере. Подолом юбки она осторожно вытерла грязь с его лица. Беглец смотрел на Соршу с таким доверием, с такой благодарностью, что этот взгляд ее покорил. Никто и никогда так на нее не смотрел. Сорша уже тогда поняла, что поможет ему и спрячет его в пещере, скрытой от посторонних глаз.
Его звали Уинтер Бейтс. С каждым днем, с каждым обедом, который Сорша украдкой ему приносила, он набирался сил. Он рассказывал ей о своем прошлом и делился надеждами на будущее. Он умел рассмешить ее, как никто другой: мама и Прю никогда не шутили, а улыбались сухо, одними губами. И Сорша помимо собственной воли тянулась к нему и уже воображала будущее, в котором им не придется расставаться.
Уинтер понемногу приходил в себя, становился все крепче – как и ее чувства к нему.
А опасность подбиралась все ближе.
Жители острова всю неделю шептались, но Сорше это было не в диковинку.
Поначалу она не придавала значения ни косым взглядам, ни тому, как прерывались разговоры, когда она входила в лавку, или в церковь, или проходила мимо открытой двери. За восемнадцать лет на острове она привыкла, что в каждой бочке меда бывает ложка дегтя, что про нее постоянно ходят сплетни. Достаточно было не обращать на них внимания – и рано или поздно они затухали сами собой.
Однако на этот раз события приняли иной оборот. Что-то изменилось. Но ведь и вправду изменилось, напомнила себе Сорша. Она пошла на огромный риск, поставила под угрозу и собственную жизнь, и жизнь всей своей семьи. Стоял душный вечер, и от пота щипало под мышками. Сорша стерла капельки с верхней губы. Был уже почти конец августа, и долгое засушливое лето по-прежнему не желало сдавать позиций.
Она поспешила к ветхой хибаре, которую они с мамой и Прю называли домом. Над лавандой гудели сонные пчелы, измученные жарой. Подойдя к дому, Сорша увидела, что все окна и дверь открыты нараспашку.
Мама сидела во дворе и чистила картошку над тазом с мутной водой.
– Ты сегодня поздно, – заметила она. – Опять.
– Это все жара, – сказала Сорша, проходя мимо нее, в темный душный дом. В лицо ей ударил горячий воздух. Она поставила на стол корзину с камышом и вернулась наружу, утирая пот со лба.
– Это не жара. – Мама говорила тихо, но было в ее голосе что-то такое, что даже воздух словно бы стал холоднее. – Я знаю, где ты была, милая моя.
Сорша молча села на землю у порога, подняв облачко пыли. Рядом обнюхивала траву молоденькая рыжая кошка. Мама уже оставила попытки ее прогнать; эта блохастая кошечка объявилась неделю назад и ясно дала понять, что это теперь ее дом. Сорша потрогала пальцем кончик ее хвоста.
– Если не знаешь, откуда кто-то взялся, – не бросайся к нему с распростертыми объятиями, – сказала мама. Картошка плюхнулась в воду, забрызгав кошку, но та и ухом не повела.
– Про нас можно сказать то же самое, – ответила Сорша. Из-за жары негодование, сквозившее в ее голосе, было слабее обычного. – Правда, нас с распростертыми объятиями что-то никто и не встречает.
– Они нас терпят. Им и за это стоит сказать спасибо.
– Но почему? – Этот вопрос Сорша задавала уже не раз. – За что говорить спасибо? Почему нельзя просто уехать куда-нибудь, где нас никто не знает и ни в чем не будет винить?
– И как ты себе это представляешь? – отрезала мама. – Оставить людей, которые нас приняли?
– Со скрипом, – проворчала Сорша.
– Людей, трое из которых пожертвовали жизнью ради незнакомцев? Ради нас?
– Как будто я этого не знаю! – Сорша стукнула кулаком по земле, взметнув еще одно облачко пыли. Кошка чихнула. – Мам, тебе не надоело вечно чувствовать себя виноватой? Не надоело, что тебе постоянно об этом напоминают?
Снаружи лежал целый мир. Почему же мама настаивала, что они должны жить в ограниченном, замкнутом мирке?
– Ты привыкнешь, – отрывисто сказала мама. – Это не такая уж и большая плата за наши жизни. Они не забывают – значит, и мы не должны.
– Но в том-то и дело… – грустно заметила Сорша. – Здесь мы постоянно всем напоминаем о плохом. С тем же успехом нас могли бы посадить в тюрьму на соседнем острове.
– Не такая уж большая плата, как я и сказала. – Мама начала чистить новую картофелину. – К тому же я не знаю, можно ли нам вообще уезжать. Никому другому нельзя – затем этот остров и нужен.
– Они здесь, потому что их сюда сослали, – возразила Сорша. – Но мы-то не в ссылке!
– Это неважно. Мы тут живем как все и не выбираем, какие правила к нам относятся, а какие нет. – Мамины волосы сияли, словно подсолнух вокруг головы. У Сорши волосы были такого же медного оттенка, но совсем не кудрявились. На ощупь они были как шелк – такие волосы никогда не вьются.
– Люди шепчутся, – добавила мама.
– Они всегда шепчутся.
Мама кинула на нее быстрый взгляд и понизила голос.
– Ты им дала хороший повод! – Ногти у нее были бурыми от грязи; она скоблила картошку, и при каждом взмахе ножа Сорша чувствовала, что это по ней проходятся лезвием, обнажая ее душу, выворачивая наизнанку. – Есть вещи, которые так просто не скроешь, не спишешь на суеверия или вранье. Прятать кого-то – это не то же самое, чт