Бетти обернулась туда, где на воде плясали отблески света, и вспомнила папину двоюродную сестру Клариссу. Та прибыла сюда много лет назад; она надеялась разрушить проклятие – но не смогла. Наверное, оно было слишком сильным. Или, может, карканье ворон не позволило ей собраться с мыслями и загадать нужное желание…
Бетти закрыла глаза, пытаясь отгородиться от вороньих криков и сосредоточиться.
Логика подсказывала: недостаточно загадать желание, чтобы добиться своего. Но сейчас ей пригодилась бы любая помощь. Раз уж ей предсказали смерть, она, по крайней мере, сделает все возможное, чтобы ее избежать.
– Хочу узнать то, что позволит мне снять проклятие, – прошептала Бетти. Ветер унес ее слова, едва они успели сорваться с губ. Она моргнула, откинула прядь волос, которая упорно лезла в глаза, и отправилась искать дорогу из бухты. Все трое молча брели по берегу; шорох их невидимых шагов по песку и гальке приводил в недоумение чаек, вьющихся у них над головой. Бетти была рада крикам чаек – пусть их и не хватало, чтобы заглушить вороний гомон в голове.
– Если переживу этот день – никогда в жизни не смогу слушать карканье, – пробормотала она.
Фингерти нервно озирался.
– Вороны… проклятия… бред какой-то, – проворчал он, шаркая по песку и кутаясь в куртку.
И тут Бетти резко остановилась: до нее вдруг дошло, что с каждым шагом ее по колену бьет что-то тяжелое, мешая идти. Она полезла в карман и достала плоский шероховатый камень, похожий на те, из которых была сложена Воронья башня. У Бетти задрожали пальцы. Она кинула камень в кусты, но Колтон это заметил.
– Что там?
– Камень из башни, – тихо сказала она. – Когда кто-то пробуждает проклятие, из стены падает такой камень.
Колтон присвистнул и покачал головой.
– Да уж.
Бетти молча кивнула и пошла дальше. Но не успела она сделать и десятка шагов, как карман снова отвис и что-то глухо стукнуло по ноге. Камень вернулся. Она больше не стала его выбрасывать. Тяжесть в кармане хорошо сочеталась с тяжестью на душе.
«А ты чего ждала?» – будто злорадствовал камень. Бетти опять вытащила его из кармана и сжала в ладони. Он напоминал обо всех ее предшественницах – девчонках из рода Уиддершинс. «Ну и ладно», – подумала Бетти. Помимо прочего, камень был символом всего, за что она боролась.
Тропа уступила место мощеной дороге. Они оказались на окраине городка, который только-только пробуждался ото сна с первыми лучами солнца, пробивающимися сквозь облака.
Колтон стащил с тележки пекаря три булочки и бидон молока. Бетти, слишком голодная, чтобы чувствовать угрызения совести, впилась зубами в еще теплый хлеб. Даже Фингерти принял еду с благодарностью, не отпустив ни одного колкого замечания насчет жулья, и пришел в куда более благостное настроение.
Бетти нетерпеливо притопывала. Солнце уже встало, но не согрело ее – напротив, она замерзла еще сильнее. «Интересно, – подумала она, – увижу ли я завтрашний рассвет?»
– Можете поскорее? Надо идти.
– Ну поесть-то дай! – запротестовал Фингерти, рукавом вытирая молоко с подбородка.
– Я хочу, чтобы ты кое-что разузнал. Выясни, далеко ли до Ветродола. Нам с Колтоном лучше не попадаться никому на глаза.
Фингерти икнул.
– Тогда лучше сними с меня свои чары – если, конечно, не хочешь людей перепугать. А то они решат, что говорят с призраком.
Бетти закатила глаза. Она и не ожидала, что вот так раскомандуется, но в ее воображаемых похождениях главной целью всегда было приключение. А сейчас они просто хотели выжить.
– Да, конечно. Но Колтон пойдет с тобой невидимым. И рыболовный крючок прихватит.
Фингерти нахмурил брови.
Они нашли узкий каменный мост и укрылись под ним. Там никого не было, кроме нищенки, торгующей спичками, – она забралась сюда, чтобы пересчитать скудную прибыль.
– Вот, – сказала Бетти, доставая матрешек из складок одежды. Она повернула верхнюю часть самой большой куклы против часовой стрелки и сняла ее, стараясь, чтобы наружу не выпали ни обрывок колтонской куртки, ни ее собственный отгрызенный ноготь. Потом Бетти вынула пуговицу Фингерти и снова закрыла матрешку, аккуратно совместив обе половинки.
Став видимым, Фингерти заморгал и заозирался: Колтон и Бетти тут же пропали у него из виду. Однако он тут же заметно напрягся, когда Колтон приблизился и прошептал ему на ухо:
– Я до сих пор тут.
Он ткнул Фингерти в бок, и они вдвоем пошли дальше, минуя нищенку. Та окликнула Фингерти, но он не отозвался, и она опустила голову. Бетти с жалостью на нее посмотрела. Некоторым людям не нужна магия, чтобы быть невидимыми.
Она ждала, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу и время от времени пиная сухие листья – к немалому удивлению торговки спичками. Наконец Колтон и Фингерти вернулись.
– Узнали что-то? – спросила Бетти.
– Угу. – Фингерти рукавом вытер нос и быстро заговорил: – Ветродол в паре миль к западу. Мимо него идет фургон с углем – вон там он проезжает; если пошевелимся, успеем в него вскочить.
– Хорошо, – сказала Бетти. Кажется, удача наконец начала поворачиваться к ней лицом. Правда, несколько минут спустя, забравшись в фургон, она уже не чувствовала себя везучей. Они с Колтоном и Фингерти скорчились в неудобных позах возле кучи угля, который сыпался на них всякий раз, когда фургон наезжал на кочку. Скоро они все покрылись угольной пылью, и надо было прилагать нешуточные усилия, чтобы вовсю не расчихаться и не раскашляться из-за этой пакости, забивающей нос и горло.
Бетти легла на спину и закрыла глаза, к которым снова подступили слезы. Если сосредоточиться на стуке колес, можно было почти совсем забыть о беспрерывном карканье в голове. Она лежала и отчаянно желала, чтобы перед ней появилась Флисс и сообщила, что они с Чарли каким-то образом сбежали от Джаррода или, по крайней мере, что они целы и невредимы, – но ничего не происходило. Бетти задумалась, не пропало ли ее желание, загаданное в бухте Подковы, так же впустую, как и желание Клариссы, папиной двоюродной сестры. Она взглянула на Колтона и помрачнела еще сильнее. Его желание сбылось и без волшебной бухты – об этом позаботились сестры Уиддершинс. Чего ему еще было желать? И все-таки ей стало любопытно.
– А ты что загадал?
– Никакого смысла в этом нет, так чего напрягаться? – буркнул Фингерти, не подозревая, что вопрос обращен не к нему.
Бетти приподняла бровь.
– Ты же сам сказал, что они сбываются.
Он насупился.
– Угу. Ну, все равно уже поздно. А то я загадал бы в жизни никого из вас не встретить. Глаза б мои вас не видели.
– Лучше бы загадал стать повежливее, – пробормотала Бетти себе под нос.
Фингерти глянул на нее с подозрением.
– Ась?
– Нет, ничего. – Она повернулась к Колтону. – А ты? Какое у тебя было желание?
– Освободиться, – не колеблясь, ответил он.
– В смысле? Ты уже свободен.
– Нет. Я просто выбрался из тюрьмы. Это не то же самое, что стать по-настоящему свободным. Я сбежал с Вороньего Камня, но все еще шарахаюсь от каждой тени. Может, никогда и не перестану. – Он тихо усмехнулся. – Ты не поймешь.
– Думаю, что пойму, – сказала Бетти, немного смягчившись. Над Колтоном, как и над ней, висел призрак Вороньего Камня. Призрак, от которого, быть может, никому из них не удастся избавиться до конца. – Уж я-то знаю, что тюрьмы бывают и без стен.
– И ты тоже до сих пор не вырвалась на свободу. – Его усмешка была горькой. – Прямо как я. Кое-что я никогда не забуду – это уж точно. Вонь, холод… и жестокость. Такое место – оно вонзает в тебя когти и не отпускает.
– Дрянное место, как ни крути, – согласно пробормотал Фингерти. Они с Колтоном встретились глазами, и между ними что-то пробежало. Это было еще не перемирие, но уже шаг к пониманию.
– Ты сказал, что невиновен, – внезапно выпалила Бетти. – Это правда?
Она вдруг поняла, что очень хочет, чтобы это оказалось правдой. Чтобы хотя бы его побег был устроен не зря, раз уж ее собственный не удался.
– Истинная правда, – сказал Колтон глухо и мрачно.
Бетти молчала, ожидая продолжения.
– Когда мой отец умер, мама стала служанкой, – начал он наконец. – В богатом доме. Трудилась она много, а получала гроши, но мы, по крайней мере, были сыты и одеты. И все-таки для меня она хотела большего, а потому откладывала, сколько могла, чтобы однажды я мог начать новую жизнь. Те, на кого мы работали, относились к нам как к пустому месту. Не то чтобы они нас недолюбливали, но обращались с нами так… будто мы не были настоящими людьми, со своими мечтами и желаниями. Исключением была только одна маленькая девочка. Ее звали Мина, ей было семь лет. Может, она себя вела иначе потому, что была самой младшей в семье и знала, каково это – когда на тебя не обращают внимания. Она всегда приходила к нам за добрым словом или за утешением, с удовольствием слушала мамины истории и лазала со мной по деревьям. Она научила меня читать. Она была маленькой шалопайкой – немножко напоминала твою Чарли. – Он слегка улыбнулся своим воспоминаниям, и Бетти вспомнила, как сильно Колтон беспокоился об ее сестренке: в камере, когда решил, будто она выбила зуб, и позже, когда ее захватил в заложницы Джаррод.
Колтон потер нос.
– Мина была единственной из той семьи, кто переживал, когда мама заболела и умерла. – Он моргнул, но Бетти успела заметить, что глаза у него заблестели. – Тогда я понял, что пора уходить. Я не мог больше так жить, зная, что мама отдала все силы ради моего счастливого будущего. Так что я взял деньги, которые она скопила, и собрал свои пожитки – благо их было немного. Но когда я сказал, что ухожу, надо мной посмеялись. – Он сердито сжал губы. – Посмеялись! Они сказали, чтобы я не глупил, что никто не возьмет меня ни в ученики, ни в подмастерья и что в конце концов я стану попрошайничать на улицах. Так что я показал им деньги. – Он скривился. – Не надо было этого делать. Они не поверили, что мама могла столько скопить. Они ведь никогда не обращали на нее внимания. Не видели, что она от всего отказывается, только чтобы отложить немного со своего крошечного жалованья. И со временем ей удалось скопить довольно много. Меня обвинили в том, что я украл эти деньги, и заперли в подвале. – Он прислонился к дребезжащей стенке фургона и закрыл глаза. – Но Мина стащила ключ и помогла мне выбраться на свободу. Она была единственной, кто мне поверил, но ее, конечно же, никто не слушал. Когда я выбрался на свободу, у меня ничего не осталось – кроме того, что было на мне надето. Все мамины деньги у меня отобрали.