На ее губах мелькает слабая улыбка.
– Спасибо, Джуд. И спасибо, что пригласил меня прогуляться сегодня вечером. Мне нравится проводить с тобой время.
Мое сердце подпрыгивает. Я улыбаюсь ей в ответ и на мгновение чувствую, как между нами возникает притяжение. Мы сидим в кабинке достаточно близко друг к другу, чтобы я мог наклониться к ней и…
Паника сковывает грудь, и я первым отвожу взгляд. Откашливаясь, я тянусь за своим напитком и делаю несколько больших глотков.
Когда я осмеливаюсь снова взглянуть на Майю, она ищет что-то в своей сумочке, и у меня возникает предположение, что она чувствует себя так же неловко и неуверенно. Хотела ли она, чтобы я поцеловал ее? Кто подскажет? Во всех фильмах это выглядит так просто, как будто сразу улавливаешь подходящий момент.
Но я знаю лишь то, что за столиком, за которым нас всего двое, вдруг становится тесно.
И Майя по-прежнему не смотрит мне в глаза.
– Знаешь, – внезапно говорит она, – могу поспорить, что существует какая-то альтернативная вселенная, где я все-таки побывала на том вечере аниме. И, думаю, в той вселенной мы с тобой очень хорошие друзья.
Слова повисают между нами. Поглощают весь воздух. Давят мне на грудь.
Очень.
Хорошие.
Друзья.
– Да, – отвечаю я напряженным голосом. – Держу пари, ты права.
Глава двадцать третья
Когда я возвращаюсь домой, там невероятно тихо, и до меня не сразу доходит, что мама с папой собирались повести Пенни и Элли на новый фильм Marvel. (Без меня? Получается, так.)
Я не голоден, но все равно иду на кухню и достаю из шкафчика банку «Нутеллы». Нет ничего лучше, чем заедать стресс после свидания, гадая, не упустил ли ты еще один шанс поцеловать девушку своей мечты.
Я открываю банку и, прислоняясь к столу, зачерпываю огромную ложку. Жую медленно, потому что полный рот шоколадной пасты – это не так приятно, как можно подумать.
Я едва ощущаю вкус.
Что со мной не так?
Со стоном я откладываю «Нутеллу» и тянусь за телефоном.
Мелькает мысль написать Майе, но я не знаю, что такого сказать, чтобы это не звучало так, словно я в отчаянии. Вместо этого я открываю электронную почту.
Сердце подскакивает куда-то к горлу.
Джуд,
Ваша художественная работа будет опубликована в июльском номере журнала Dungeon. Вы получите оплату чеком в течение следующих 7–10 дней.
Я восхищаюсь вашим уникальным стилем и видением, так что мы будем рады рассмотреть и другие ваши работы. Пожалуйста, не стесняйтесь присылать новые рисунки напрямую по этому адресу электронной почты.
С наилучшими пожеланиями,
Ральф Тигмонт
Арт-директор, Dungeon
– Боже правый, – бормочу я, перечитывая письмо во второй, а затем и в третий раз. Неужели это правда? Мне заплатят за мой рисунок. И арт-директор – настоящий арт-директор – хочет увидеть другие мои работы. Он прислал мне адрес своей электронной почты. Это кажется… важным.
Разум наполняется мечтами о художественном признании. Как следующий этап мою работу отберут для обложки журнала. Далее ко мне обратятся другие издания – Nerd Today и Dragon Script[66], а потом, не знаю, тот же The New Yorker[67] или что-то в этом роде. У меня будут заказы. Голливуд захочет, чтобы я рисовал постеры к фильмам, издательства станут печатать мои комиксы, а мои оригинальные работы будут мигом раскупаться на Аллее художников на фестивале «Комик-Кон».
Это возможность. Я должен воспользоваться ею, верно?
Нервы натянуты до предела, когда я хватаю рюкзак, сажусь за стол и достаю свой альбом для рисования. Я пролистываю недавние наброски комиксов – несколько бестолковых страниц о том, как Арасели Великолепная уговаривает разношерстную группу охотников за сокровищами отправиться на квест по спасению ее друга-волшебника, и о начале их приключений.
Я никому не могу показать эту мазню. Рисунки примитивные и полны шуток, которые никто, кроме моих друзей, не поймет. Теперь, когда я знаю, что Dungeon ждет от меня материала, мне кажется, что я зря трачу время на этот комикс. Следовало бы придумать что-то более оригинальное. На пороге новых свершений нужно сосредоточиться на создании солидного портфолио.
И да, я знаю, о чем вы думаете. Я просто пытаюсь отвлечься от мыслей о болезненном завершении свидания с Майей.
Но кто сказал, что это плохо?
Дело в том, что в последнее время, с тех пор, как мой рисунок приняли к публикации, я рисовал мало. Полагаю, меня мучает… что-то. Творческий кризис? Непреодолимый страх, что меня выбрали по ошибке и со дня на день я получу электронное письмо с извинениями и вежливой припиской о том, что мне стоило бы заняться другим хобби?
Я листаю свои старые рисунки. Колдуны. Друиды. Тролли. Сундуки с сокровищами, бои на мечах – и все это скучно, скучно, скучно.
Что Ральф Тигмонт увидел в представленной мной работе? Что ему понравилось? Он упомянул мой уникальный стиль и мое видение, но, насколько я могу судить, в моем творчестве нет ничего уникального. Все это повторение пройденного. Рисунки сами по себе неплохие. Впрочем, у меня все еще трудности с тем, чтобы руки были одинаковой длины, а этот эльф-разбойник держит кинжалы как-то коряво. И о чем я только думал, надевая на этого воина такие стереотипные доспехи? Похоже, у меня до сих пор не родилось ни одной оригинальной идеи.
Качая головой, я достаю карандаш.
Ладно. Ничего страшного. Я просто нарисую что-нибудь новенькое. Теперь у меня появилась мотивация. Я знаю, что им нужно.
Шучу.
Я понятия не имею, что им нужно.
Но если я сделал это однажды, возможно, у меня получится снова.
Я начинаю рисовать.
В считаные минуты линии складываются в воина в развевающемся плаще, стоящего на вершине груды черепов.
Фу. Как предсказуемо.
Я переворачиваю страницу. Начинаю заново.
Девушка. Воительница. С мечом и в доспехах… которые едва ее прикрывают.
Объективация и непрактичность в одном флаконе. Так оригинально. Похоже, я долбаный первооткрыватель от искусства.
Новая страница.
Я рисую дракона, восседающего на руинах замка. Чушь собачья. Абсолютная чушь.
Нет у меня никакого уникального видения. Вообще ничего уникального нет.
И тут до меня доходит.
Я ничего этого не заслуживаю. Вот что подразумевают творцы, когда говорят о синдроме самозванца, за исключением того, что для меня это не какой-то синдром – я и есть самозванец. То, что мой рисунок выбрали для публикации, – чистая случайность. Чудо, которое бывает раз в жизни. А я – автор одного шедевра. Я даже не стану обналичивать чек, который они пришлют. Просто вставлю его в рамку, чтобы лет через пятьдесят, глядя на него, вспомнить, как однажды мою работу напечатали в моем любимом журнале. Вспомнить, как один-единственный раз я создал что-то стоящее. Не облажался.
Нет, даже не так. Ведь уже тогда у меня был дайс. Вот почему они выбрали меня. Дело вообще не во мне и не в моем творчестве. Все решил кубик.
А это значит, что успех достался мне за просто так.
На кухне загорается свет. От неожиданности я вздрагиваю, поднимаю глаза, но вижу не кого-то из своих сестер, а Ари.
Она стоит в дверях, одетая в черную майку и фланелевые пижамные штаны, расшитые мелкими розовыми сердечками.
– Извини, не хотела тебя напугать, – произносит она, замечая выражение моего лица. – Просто спустилась, чтобы попить. – Она склоняет голову набок, заглядывает в мой блокнот. – Я прервала полет полуночного вдохновения?
– Если бы, – бормочу я, захлопывая скетчбук и потирая глаза. – Что ты здесь делаешь?
– У нас пижамная вечеринка. – Она наполняет стакан водой из кувшина, который мы держим в холодильнике. – Прю изъявила желание следить за ходом состязания, так что мы просматриваем видео с другими конкурсными работами.
– Были интересные?
–О боже, еще какие. – Ари проскальзывает в уголок и устраивается напротив меня. В ее интонациях не чувствуется ни страха, ни нервного напряжения, она, наоборот, как будто воодушевлена. – Даже если я не пройду в финал, посетить фестиваль стоит хотя бы ради того, чтобы послушать некоторых участников. За этот вечер я подписалась на кучу новых каналов. – Ее губы лукаво изгибаются, когда она наклоняется ко мне, понижая голос до шепота. – Но, между нами, думаю, у меня получилось лучшее видео. Твоя графика – просто супер!
– Я рад, что тебе понравилось. Но если ты выйдешь в финал, то только потому, что твоя песня великолепна. Я тут ни при чем.
– Посмотрим. Многие работы действительно замечательные, но… думаю, у меня есть шанс.
– Конечно.
Она передергивает плечами – милая привычка, которая проявляется у нее, когда она гордится собой, но пытается скромничать. Затем она делает резкий вдох и устремляет на меня любопытный взгляд.
– Прю сказала, что ты сегодня встречался с Майей?
Я сглатываю и снова тянусь за карандашом, ища утешения в его привычной приятной тяжести.
– Да. Мы прогулялись по набережной. Ничего особенного.
– Ну да, Садашив же выступает не каждый вечер.
Я провожу грифелем карандаша по складке между обложкой и корешком блокнота.
– Все хорошо? – спрашивает Ари.
– Да. Отлично.
Ари склоняет голову набок.
– Что?
–Ничего…– отвечает она, хотя в ее едкой интонации сквозит намек, будто о чем-то она все же умалчивает. – По тебе легко догадаться, когда ты что-то скрываешь.
Грифель карандаша ломается, и я тихо чертыхаюсь.
– Ничего я не скрываю. Просто странно говорить об этом. Я имею в виду, Прю ведь не сообщает нам о каждом свидании с Квинтом.
– Нет, – задумчиво произносит Ари, – но… всегда видно, что после свидания она счастлива. По-настоящему счастлива.