– Потому что ему заплатила его мать. – Я понижаю голос на этой фразе и тут же чувствую себя полной идиоткой – как, блин, Соланж сможет меня услышать? – О, и это еще не все! В последней серии был еще один лихой поворот. Девушка, которая работает вместе с Соланж в модельном агентстве… о, а вот и она. – Нам показывают, как в ресторан входит сногсшибательная блондинка и походкой от бедра дефилирует к столику Соланж. – Это ее мать, – сообщаю я Дину. – Мать Соланж притворяется ее коллегой!
Он хмурится.
– Как так? Они же одного возраста.
– Нет, – самодовольно заявляю я. – И здесь в игру вступает косметическая компания.
Дин сидит с совершенно потерянным видом.
– Какая косметическая компания?
– Beauté éternelle. Я проверила по словарю это название, и оно означает «вечная красота». Так вот, ею владеет семья Соланж. А ее отец и дядя – крутые пластические хирурги. Короче, Соланж думает, что ее мать сбежала, когда она была маленькой. Хотя, вообще-то, так оно и было. Но когда умер отец, Мари-Тереза вернулась на Французскую Ривьеру и начала шантажировать дядю, чтобы он сделал ей пластическую операцию. Так что сейчас она выглядит совершенно по-другому. А Соланж даже не догадывается, что последние полгода работает со своей матерью.
– Элли. – Дин подается вперед и смотрит на меня как-то пугающе мрачно. – Это чертовски тупой сериал.
– Знаю, – виновато отвечаю я. – Но он затягивает. Поверь мне, одна серия этой чуши – и ты подсел.
– Прости, куколка, но я на все сто уверен, что этого не произойдет.
Это произошло.
Боже, помоги мне. Этот сериал засосал меня.
Я пришел сюда с одной-единственной целью – очаровать Элли и убедить ее снова повеселиться вместе голышом. А вместо этого я потягиваю «Маргариту», второй час подряд смотрю французскую мыльную оперу и пишу Логану, что не приеду в «Малоун», потому что… Господи, помилуй… я хочу знать, что будет дальше.
В последней серии Мари-Тереза переспала с Антуаном, а потом приставила к его горлу нож для вскрытия конвертов – при этом ничто не указывало на то, что у них с Антуаном могут быть какие-то проблемы. Черт, а может, что-то и указывало, просто мы не врубились, потому что не знаем гребаного французского.
– Я никак не могу понять, за что она затаила злобу на Соланж, – признаюсь я, в то время как Элли, нависнув над кофейным столиком, разливает по фужерам коктейль.
Широкий вырез ее футболки съехал в сторону, и мне видно ее обнаженное плечо и верх левой груди.
Я уже собираюсь сказать, какой замечательный и сексуальный вид мне открывается, но передумываю. Я же обещал ей, что сегодня не стану к ней приставать, и если нарушу обещание, она вышвырнет меня раньше, чем мы узнаем, почему же Мари-Тереза пыталась убить Антуана.
Элли плюхается на диван рядом со мной, и я мысленно даю себе пять, потому что расстояние между нами заметно сократилось. Похоже, она начала привыкать ко мне.
– Я тоже не понимаю. Пока не сумела разгадать всю подоплеку. По-моему, это как-то связано с тем, что отец Соланж любил дочь больше, чем жену, – размышляет Элли. – В прошлых сериях показывали эпизоды из прошлого, многозначительно намекавшие на то, что он хотел покувыркаться с собственной дочкой.
– Извращенец.
Она фыркает.
Тут мы оба умолкаем, потому что начинается следующая серия, и как раз с того места, на котором закончилась предыдущая. Антуану все-таки удается утихомирить Мари-Терезу, и теперь они ссорятся уже добрых минут десять. Только не спрашивайте меня, о чем, – они же говорят на французском, но я замечаю, как в их споре то и дело всплывает слово héritier.
– Так, нам нужно узнать, что оно значит, – недовольно говорю я. – Думаю, это какое-то важное слово.
Элли берет свой телефон и проводит пальцем по экрану. Я наблюдаю через ее плечо, как она открывает приложение со словарями.
– Как, думаешь, оно пишется?
После трех ошибочных написаний нам наконец удается найти значение – «наследство».
– О! – восклицает Элли. – Они говорят о завещании отца.
– Черт, точно. Она злится, оттого что Соланж унаследует все акции Beauté éternelle.
Мы хлопаем ладони друг друга, и как только они соприкасаются, до меня вдруг четко доходит, что случилось с моей жизнью.
Рыкнув, я хватаю пульт и останавливаю серию.
– Эй, до конца еще далеко! – протестует Элли.
– Элли. – Я глубоко вдыхаю, чтобы взять себя в руки. – Мы должны остановиться. Пока у меня не исчезли яйца и не отозвали мою карту в мужском клубе.
Она выгибает бровь.
– И кто может ее отозвать?
– Не знаю: мужской совет, масоны, Джейсон Стэйтем – выбирай.
– Значит, ты у нас очень мужественный, чтобы смотреть французские сериалы?
– Да. – Я залпом допиваю свой коктейль, и солоноватый вкус служит очередным напоминанием того, как низко я пал. – Господи, и я пью «Маргариту». Ты губишь мою репутацию, куколка. – Я бросаю на нее предостерегающий взгляд. – Об этом никто не должен знать.
– Ха-ха, размещу эту новость на просторах Интернета. Эй, народ, а Дин Себастиан Кендрик Хейворд Ди Лаурентис смотрит со мной мыльные оперы и пьет девчачьи коктейли. – Элли показывает мне язык. – И никто никогда больше не переспит с тобой.
Тут она права.
– Ну, ты можешь хотя бы добавить, что вечер закончился минетом? – ворчу я. – Потому что тогда все будут думать: «О, он прошел через такие муки, зато ему отполировали скипетр».
– Отполировали скипетр? Фу, какие скабрезности. – Но Элли смеется, и ее глаза весело блестят.
Боже, какая же она красивая и сексуальная… обалденно сексуальная. Интересно, почему я раньше этого не замечал? Да, наверное, потому, что вплоть до той пятничной ночи каждый раз, когда мы встречались, она была словно приклеена к своему парню.
Стоит мне подумать о бывшем Элли, как ее телефон начинает вибрировать. Помяни черта…
– Что ему нужно? – Мне плохо удается скрыть свое негодование, но Элли сильно занята чтением сообщения, чтобы это заметить.
Она показывает мне экран телефона, и мое негодование перерастает в злость.
Так мы можем встретиться за кофе? Мне правда нужно поговорить с тобой.
– Ответь «нет», – советую я.
Элли закусывает нижнюю губу.
– Это… сложно.
– Ты без проблем говоришь «нет» мне.
– Но я не встречалась с тобой три года, – напоминает она.
Я аккуратно забираю телефон из ее рук и кладу его на стол.
– Так, ладно. Ты готова к серьезному разговору?
Элли неуверенно кивает.
– Шон будет продолжать заваливать тебя сообщениями, писать тебе на почту, звонить и делать все, что в его силах, чтобы вернуть тебя. И хочешь знать, почему? Потому что ты умная, забавная, сногсшибательно красивая, и он понимает, что будет полным идиотом, если просто так откажется от тебя.
В ее глазах отражается удивление.
– Он не сдастся. А это значит, что тебе нужно научиться игнорировать его. – Я изучаю ее лицо. – Именно так, если ты настроена двигаться дальше.
Она снова кивает, в этот раз более решительно.
– Да, я настроена.
– Тогда двигайся дальше, детка! Ты не можешь каждую ночь сбегать к друзьям или прятаться в общежитии. Просто скажи ему, что не хочешь с ним говорить, а потом найди себе то, что тебя отвлечет. Я могу помочь, если хочешь.
– Дай угадаю, – сухо говорит Элли. – Ты хочешь предложить себя в качестве сексуального утешения?
– Нет. Сейчас я говорю не про секс.
– Тогда про что?
Я ухмыляюсь.
– Мне кажется, тебе нужно пожить жизнью Дина.
– Уф, ладно. То есть мне нужно надеть хоккейную амуницию, и пусть каждый вечер парочка гигантов впечатывает меня в бортики катка, а наградой за это мне будут служить бесконечные интрижки без обязательств. Все ясно.
Я протягиваю руку и дергаю ее за прядь волос.
– Не будь такой язвой.
– Мои извинения. – Элли улыбается. – Пожалуйста, расскажи мне о жизни Дина.
Я провожу рукой по гладкой коже ее щеки и обхватываю подбородок.
– Посмотри на меня, кошечка Элли. Разве похоже, что у меня есть проблемы? Ты можешь представить, как я скрываюсь в своей комнате, обиженный на весь мир, или как переживаю по банальным пустякам?
– Нет, – медленно отвечает она.
– Я кажусь совершенно счастливым человеком, правда?
Теперь Элли смотрит на меня с подозрением.
– Да. Но как такое возможно? Никто не может ощущать себя счастливым постоянно.
– Очень даже возможно. – Я поглаживаю большим пальцем ее нижнюю губу. У нее потрясающе мягкие губы. И я умираю от того, как хочу снова целовать их. – Хочешь знать мой секрет?
– М-м-м? – Она кажется отрешенной. Я снова провожу пальцем по ее губам, и, к моей радости, из нее вырывается вздох.
– Я делаю что хочу и когда хочу. И мне плевать на то, что обо мне думают другие.
Эти слова привлекают ее внимание.
– Звучит здорово: все время делать то, что хочешь. К сожалению, в реальной жизни это работает не так.
– Тогда заставь жизнь работать на тебя, детка. – Мои пальцы спускаются по ее хрупкой шее, скользят по пульсирующей точке. – Чего ты хочешь, Элли? Скажи мне что-нибудь, что ты до смерти хотела сделать, но пока так и не решилась.
Она хмурится, обдумывая свой ответ.
– Ну, я хотела снова сесть на диету, но продолжаю тянуть время.
– О чем ты?
– Пару раз в год я сажусь на соковую диету, – объясняет она. – Мало приятного, потому что приходится целые две недели существовать только на жидкости, но зато потом чувствуешь себя намного лучше.
– Ну ты и чудила. Давай что-нибудь еще. Что-нибудь нормальное.
Она снова задумывается, и вдруг выражение ее лица проясняется.
– Я всегда хотела научиться танцевать сальсу.
Блин, абсолютно девчачья тема.
– Тогда сделай это, – советую я Элли.
Она снова жует губу.
– Не знаю… Когда я как-то раз сказала об этом Шону, он не захотел ходить на занятия со мной, а мне было как-то неловко идти одной. Я почитала про танцы и выяснила, что если ты приходишь один, тебя ставят в пару к случайному партнеру.