– Нет, не притворялась, – отвечает Элли, и я сразу чувствую облегчение, а она нехотя добавляет: – Ты и правда очень хорош в постели.
– В постели я великолепен, – поправляю я ее, сопровождая это толчком вверх, отчего Элли довольно ахает.
– Сделай так еще раз, – просит она.
– Лучше ты сделай кое-что для меня. – Я падаю на спину так, что Элли оказывается на мне верхом, и щипаю ее за сосок. – Скачи на мне, пока я не кончу.
На ее лице появляется озорная улыбка. О да, ей это понравилось. Растопырив пальцы на моем животе, она приподнимается, а затем быстро опускается. На мне горячая блондинка – я в раю. Ее торчащие груди двигаются в такт движениям, а когда волосы падают ей на лоб, Элли отбрасывает с лица золотистые пряди и продолжает смотреть мне прямо в глаза. Двигается вверх-вниз. Трется о меня. Сводит меня с ума.
– Ласкай меня. – Ее серьезное выражение лица заставляет меня положить руку к тому месту, где соединяются наши тела, и послушно ласкать ее клитор своим большим пальцем.
Ее глаза затуманиваются от наслаждения, но приказы продолжают слетать с ее губ.
– Медленнее. – Дыхание Элли участилось. – Маленькими кругами. Нет, не дави так сильно. Нежнее… о боже, да, вот так.
Если честно, мне очень нравится, что Элли прямо и недвусмысленно говорит мне, что именно ей нужно. В конце концов, она знает свое тело гораздо лучше меня. Но я способный ученик. Вскоре ее слова сменяются стонами, и она насаживается на член со всей возможной страстью.
Сейчас Элли лежит на мне, ее губы так близко от моего уха, что каждый сексуальный звук, который она издает, проникает прямо мне в яйца. Мои бедра двигаются снова и снова, наши тела бьются друг о друга, а губы слились во влажном поцелуе.
Мы все еще целуемся, когда Элли кончает. Она закусывает мою нижнюю губу и издает тихие стоны, и головокружительное ощущение от того, как ее киска стискивает мой член, вызывает оргазм и у меня. Я кончаю словно из пушки, от наслаждения темнеет в глазах и затуманивается сознание. Не знаю, как не лопнул презерватив от той мощи, с которой я изливался в него.
– Что за?… – Придя в себя, я чувствую во рту медный привкус.
Я касаюсь губы, и мои пальцы измазываются в крови. Ни фига себе! Элли так сильно укусила меня, что пошла кровь. Из меня рвется смех.
Элли поднимает голову. Ее волосы спутались, а глаза почти закрыты.
– Что? – На ее лице тут же появляется взволнованное выражение. – О боже, у тебя кровь!
Я начинаю смеяться еще сильнее. Как же, блин, здорово, что я не сдался! Ну и девчонка: царапается, кусается и трахается до беспамятства. Такой у меня еще никогда не было.
– Ничего страшного, – уверяю я Элли.
Но она явно с этим не согласна, потому что слезает с меня и придвигается к тумбочке у кровати. Взяв оттуда салфетку, Элли прижимает ее к моей губе.
– Прости! Тебе больно?
– Ни капельки, – звучит мой жизнерадостный ответ.
Я забираю у нее салфетку и бросаю ее на пол, а потом перекладываю голову с матраса на подушку и притягиваю Элли к себе.
Ее божественное обнаженное тело ложится рядом со мной, а голова устраивается на моем плече.
– Бесконечное множество желаний, – бормочет она себе под нос.
– Что?
– Твой член. – Она вздыхает. – Он творит чудеса.
– Еще как, черт побери! Я же говорил тебе, что у меня потрясающий член.
Я ухмыляюсь в потолок и поглаживаю ее грудь. Какое-то время мы лежим в тишине, все еще стараясь отдышаться.
Наконец Элли мурчит:
– Ты писал про какую-то игру у малышни, это что?
До меня даже не сразу доходит, о чем речь.
– А, «Ураганы». Наш новый тренер по работе с защитниками вынудил меня поработать на общественных началах в начальной школе, так что теперь я помощник тренера хоккейной команды.
– Звучит здорово.
– Поверить не могу, что говорю это, но… так и есть. В смысле здорово.
И сегодняшняя игра оказалась куда более захватывающей, чем я ожидал. «Ураганы» встречались с командой-лидером их дивизиона, и каждый мальчишка играл на впечатляющем уровне. О, и победный гол был забит благодаря кистевому броску Робби Олсена. Черт, да меня просто распирало от гордости!
– А я каждое лето была волонтером в театральном кружке, когда училась в старшей школе, – говорит мне Элли. – Там всегда было очень круто, поэтому я сильно расстроилась, когда кружок закрыли. Он находился в старом театре в Бруклине, но потом землю перевели в другую категорию, городские власти снесли здание, и теперь там компьютерный магазин. – Она резко садится. – Блин, я кое-что забыла.
Она перевешивается через меня, чтобы дотянуться до тумбочки. Я не могу устоять и втягиваю в рот ее сосок. Чертовски здорово ощущать этот тугой бутон у себя на языке. Я сосу сильнее, и по телу Элли пробегают мурашки, но тут она отталкивает мою голову.
– Погоди, а то потом я опять забуду.
Она берет свой телефон и открывает приложение с заметками и напоминаниями, где что-то печатает. Мне хорошо видны слова «билет на поезд».
– Билет на поезд?
– Да, мистер любопытный. – Элли кладет телефон обратно. – Я поставила себе напоминание купить билет в Нью-Йорк. Надо сделать это заранее, а то ко Дню благодарения начнется настоящий хаос. В прошлом году мне пришлось ехать самым последним поездом, который прибывал в четыре утра.
– Ты проводишь День благодарения со своими родителями?
Элли снова вытягивается рядом со мной.
– Только с папой. – Она умолкает. – Мама умерла.
– О, мне так жаль.
Я провожу ладонью по ее голой руке. Потом замечаю, как это необычно – лежать с ней в кровати и просто разговаривать. Но мое тело еще так расслаблено после наших забав. Сейчас даже спасателям будет не под силу извлечь меня из этой кровати.
– Вы с отцом близки? – спрашиваю я.
Ее голова слегка ударяет мое плечо, когда Элли кивает.
– Очень близки. Он самый лучший в мире человек.
– Чем он занимается? – Сам не знаю, почему я задаю все эти вопросы. У меня нет привычки близко знакомиться с девчонками, с которыми переспал. Но Элли – это другое. К тому же она лучшая подруга Уэллси. И кажется неправильным отнестись к ней в духе «трах-бам, спасибо, мадам».
– Он искал талантливых игроков для «Брюинз».
– Правда? – Я под сильным впечатлением. – Тогда он разбирается в хоккее. А сам играл?
– В колледже. Его задрафтовали «Кингз»[12], но он порвал связку еще во время тренировочных сборов, так что его карьера закончилась, даже не успев начаться. Но, по-моему, папа воспринял это с некоторым облегчением. Он всегда говорил, что ему лучше удается искать талантливых игроков, чем самому быть таковым.
– И все же это тоже тяжелая работа, – замечаю я. – Наверное, он почти все время был в разъездах?
– Да. И это было самой отстойной частью. Но мы с мамой справлялись. А когда она умерла, папа по возможности старался брать меня с собой, но чаще всего я оставалась у своей тети, в Куинсе.
– Сейчас он на пенсии?
Элли едва заметно напрягается.
– Да, на пенсии. – Снова повисает пауза. – А какие у тебя планы на День благодарения? Напомни, откуда ты? Из Коннектикута?
– Да. Из Гринвича. И Манхэттена. Моя семья живет на два дома, но в старшую школу я ходил в Коннектикуте.
– В частную старшую школу, – поправляет она меня.
Я дергаю ее за волосы.
– Но она же все равно старшая.
– Конечно, но готова поспорить, что у тебя там было куда больше привилегий, чем в моей Вашингтон-Паблик в Бруклине. Избалованный мальчишка. – По ее тону слышно, что она просто дразнится. – Кстати, ты так и не ответил, что будешь делать на праздники.
– Еще не знаю, – признаюсь я. – Со временем как-то сложно. Мы играем с Гарвардом через два дня после Дня благодарения.
– Ну и что? Гринвич отсюда не так уж далеко, как и Манхэттен. Ты можешь доехать или долететь что туда, что туда и все равно успеешь обратно на игру.
– В том-то и дело, что мне не нужно ни в Гринвич, ни на Манхэттен. Моя семья будет в нашем доме на Сен-Барт.
Элли снова садится, широко открыв рот, а потом начинает смеяться.
– Ну ничего себе, фу-ты ну-ты! – И она тут же продолжает с безупречным британским акцентом: – Нет, ну а что, дорогая, моя семья действительно владеет домом на Сен-Бартелеми. Папан – заядлый моряк, а маман просто обожает попивать «Мимозу» на нашем частном пляже.
Я тыкаю ее пальцем в бок.
– Ты просто завидуешь.
– Конечно. У тебя дом на Сен-Бартелеми. Круть. – Ее лицо становится задумчивым. – Твои родители юристы, верно?
Я киваю.
– Не знала, что юристы могу зарабатывать на дома на тропических островах.
– Смотря какие юристы. Мой папа – один из лучших адвокатов по уголовным делам в стране, так что да, он неплохо зарабатывает, – с иронией говорю я. – А мама специализируется на жилищном праве, что тоже приносит приличный доход. К тому же они оба из богатых семей.
– Дай угадаю, дедули Себастиан и Кендрик были нефтяными баронами?
Как-то глупо, но мне приятно, что Элли запомнила мои средние имена.
– Нет, в нашей семье никто не связан с нефтью. Дедушка Себ владел судоходной компанией. Вернее, он и сейчас ею владеет, просто управляет всем совет директоров. А дед Кендрик был предпринимателем в сфере недвижимости.
– Как Дональд Трамп?
– Типа того. Ты когда-нибудь ездила на Манхэттен, когда жила в Бруклине? – И тут меня осеняет: – Эй, а почему у тебя нет бруклинского акцента?
– Может, потому, что мои родители не были коренными ньюйоркцами. Папа из Огайо, мама выросла в Калифорнии. Наверное, я говорю так же, как они. И конечно, я бывала на Манхэттене – или ты думаешь, что всю свою жизнь я провела под Бруклинским мостом, словно тролль?
Я фыркаю.
– И даже бывала в Верхнем Ист-Сайде?
– Конечно. У меня была подруга, которая жила… – Элли делает большие глаза. – Офигеть! «Хейворд-Плаза». До меня только что