Богдан со вздохом взгромоздился на стул и снова полез в карман, но тут открылась внутренняя дверь, и вошла заведующая, едва касаясь ногами пола. В одной руке она несла пачку свежих бумаг, другой расчищала на столе место. Спихнув несколько старых кип и уложив новую, она только теперь обратила внимание на Богдана.
— Спасибо, что пришли, мар Кодьяк. — Она стряхнула с рук реалистичную пыль.
Он вскочил со стула.
— Спасибо, что пригласили меня, мар заведующая. Переворошив все папки на столе, она наконец нашла ту,
что искала. Разложила ее между двумя кучами, села, стала читать. Богдан снова влез на свой стул. Она шевелила губами, вникая в текст. Губы — большие, точно резиновые, намазанные лиловой помадой — не гармонировали с маленьким острым носиком. Не то лицо, на которое хочется долго смотреть, а тут еще бородавки.
Заведующая смерила Богдана взглядом.
— Сегодня исполняется год вашей работы у нас, мар Кодьяк. Поздравляю.
— Спасибо. — Богдан собрался опять вскочить, но дама вернулась к чтению.
Да, две мясистые бородавки, одна на щеке, другая на левой ноздре. Одна коричневая, другая бесцветная, из обеих растет по одному курчавому волоску. Наросты сами по себе противные, но волосы — это уж слишком. Почему она их не выдернет, черт бы ее побрал?
Начальница закрыла наконец папку.
— У меня здесь один документ — прочтите и подпишите. — Перед Богданом открылась рамка. Заголовок документа, ни словом не упоминая о премии или повышении по службе, ненавязчиво гласил «Соглашение».
Плотный текст не укладывался у Богдана в голове — а там были целые страницы, с квадратиками для подписи внизу.
— А что это? — спросил он.
— Соглашение, согласно которому вы продаете компании два последних года своей работы.
Богдан ничего не понял.
— Но я у вас работаю только год.
— Поздравляю еще раз. Мы надеемся, что выходное пособие и премия удовлетворят вас.
На странице высветился параграф, озаглавленный «Выходное пособие». Компания, не скупясь, отваливала Богдану заработок за три месяца вперед, примерно 103,9174 кредитки, в обмен на немедленный разрыв трехгодичного контракта.
— Я что-то не понимаю. Вы меня увольняете?
Около первой рамки возникла вторая — контракт Богдана, тоже с высвеченным параграфом.
— Нет, мар Кодьяк, не увольняем. Просто приводим в исполнение вот эту статью, дающую нам право выкупить ваш контракт в любое время и по любой причине.
— Это потому, что я немного подрос? Но я уже записался на выходные в молодил ьную клинику. Можете проверить. К понедельнику мне опять будет одиннадцать лет одиннадцать месяцев, будьте спокойны.
— Нам известно о вашем созревании. — Заведующая показала в улыбке редкие зубы. — Мы хотели именно его указать как причину разрыва контракта — но как любящие родители не стали пачкать ваше личное дело.
— Тогда почему? Разве я плохо работаю?
— Дело не в вашей работе. Принимая вас, мы рассчитывали, что за двадцать четыре месяца составим полную модель вашей личности, а следующие двенадцать будем проверять, насколько эта модель верна. Эти расчеты оказались в корне ошибочными. Ваша несложность, не сказать бы простота, просто поражает, мар Кодьяк. Мы затратили всего полгода на создание вашей точной копии и можем предсказать вашу реакцию практически на все случаи жизни. Следовательно, мы в вас больше не нуждаемся.
У Богдана перед глазами все помутилось. Он не знал, что сказать, и брякнул первое, что пришло в голову:
— Сегодня, может быть, так и есть, а завтра? Моя личность развивается, знаете ли. Не успеете оглянуться, как ваша копия устареет.
— Ха-ха. мы так и знали, что вы это скажете. — заведующая достала из папки листок бумаги. — Даже записали. Хотите взглянуть? — Богдан молчал, и она снова закрыла папку. — Ваша эволюция нас ни в коей мере не интересует, мар Кодьяк. Для изучения развития и взросления человека у нас есть другие контрольные экземпляры. На вас мы изучали нечто совершенно иное, а именно остановленную в развитии личность. Представьте только: двадцатидевятилетний мальчик, который так и не вырос, балованное лотерейное дитя стареющего чартера; чартист, мечтающий о приключениях, но ровно ничего не делающий, чтобы их испытать; девственник, влюбленный в гологолли до такой степени, что на реальных девушек не обращает никакого внимания. — Заведующая поковыряла ногтем в зубах, дав Богдану шанс выдать еще один заранее известный ответ. Он, скрестив руки, гордо молчал. — Вы обижены, — резонно предположила она, — хотя и знаете, что все это правда. Мысленно вы желаете мне смерти. Вы полагаете, что мы вас совершенно не знаем, и очень хотели бы заполучить в руки эту нашу модель. Вот тогда бы вы нам показали, верно? Хорошо, — сказала она, когда он промолчал и на этот раз. — Познакомьтесь с Богданом Кодьяком.
Рядом возник точно такой же стул. На нем развалился маленький тощий мальчишка, разглядывающий Богдана с прищуром.
— Что, страшно? — спросила женщина.
— Ну, даже и не знаю.
— Да ты вообще ни фига не знаешь. — Ложный Богдан без всякого предупреждения спрыгнул со стула, с воплями пронесся по комнате, пиная бумажно-картонные залежи, снова залез на стул и зевнул.
— Теперь легче? — спросила заведующая, глядя на реального Богдана.
Он вынужден был признать, что ему действительно полегчало.
— Но вы до сих пор не убеждены.
— Правильно. Да какая разница, все равно вы меня выгоняете.
— Есть один способ остаться. — Заведующая откинулась на спинку стула.
— Правда? — насторожил уши Богдан. Она почесала бородавку у себя на щеке.
— Да, вы можете остаться, если продемонстрируете несовершенство нашей модели.
Модель закатила глаза.
— Как же мне это сделать?
— Спросите ее о чем-нибудь. Если модель не сможет ответить на ваш вопрос, а вы сами дадите ответ, мы сохраним за вами работу.
— Ладно, договорились. — Богдан углубился в самые тайные закоулки своего мозга, куда даже кишечный пробник добраться не мог. Его двойник тем временем лопал сникерсы.
Недремлющий разум Богдана перебирал и отбрасывал десятки вопросов.
— Время, — сказала заведующая.
Богдан решил сжульничать и спросить имит о том, чего сам не знал.
— Ты, самозванец, если такой умный, скажи, что значит пыльное «X»?
— Да запросто, — засмеялся другой Богдан. — Хьюберт.
Ну конечно же! Настоящий Богдан сразу понял, что это правда. «X» — это Хьюберт, из чего следует, что Тобблеры все-таки пронюхали об аресте ментара. Может, не все Тобблеры, а только Трой и Слизненыш. Этот вывод сильно встревожил Богдана, и ему очень захотелось получить ответ еще на один вопрос.
— Да, правильно, — сказал он. — Это я так, на пробу спросил, а теперь скажи: кто украл Лизу?
Двойник поерзал на стуле.
— Трой Тобблер со своим корешком Слизненышем, кто ж еще.
Паскудный имит снова его удивил. Кто ж еще, в самом деле? Ясно, что с этой моделью не все в порядке — уж очень она проницательна. Но не успел Богдан сказать об этом начальнице кадров, другой пацан отдал ему честь. Напоминает о дразнилках Троя и Слизненыша, что ли? Но двойник, глядя Богдану в глаза, продолжал держать руку у виска, пока Богдан не сдался и не ответил ему аналогичным жестом.
— Если ты сам в это не веришь, — вкрадчиво-задушевно сказала копия, — как же ты думаешь это осуществить?
— Ты скоро там? — крикнул Расти около душевой кабинки. — Эйприл говорит, автобус вот-вот приедет.
Богдан встрепенулся и вышел из душа. Вытерся, надел парадный костюм. Расти топтался рядом, поддерживал разговор и старательно притворялся, что не подглядывает, все ли с Богданом в порядке.
— Да нормально все, — сказал Богдан.
— Да-да, я знаю.
Коммандер Фред Лонденстейн, сидевший в помещении для охраны центра «Мак-Кормик», отвернулся от диорамы, потер глаза. Двадцать мрачных найков по обе стороны от него смотрели на другие диорамы, соответствующие расположению реальных комнат. Всего съезд занял около сорока помещений. Самым большим был многоярусный Зал Наций: его диорама целиком заполнила бы гостиную в квартире у Фреда.
Поймав взгляд Жиля на том конце (службе безопасности выделили один из бальных залов под штаб-квартиру), Фред подошел узнать, что стряслось. Жиль наблюдал за вторым по величине помещением, Залом Приветствий, который служил входом на съезд. Три конвейерных сканера, сходившихся там, доставляли по четыреста чартистов в минуту.
Кое-где над головами тысяч прибывших мелькали флаги. Ментар центра, Мак, распоряжавшийся сканерами, отметил субъектов с флагами как потенциальных смутьянов.
Жиль указал на типа, имевшего при себе целых три. Фред пролистал досье этого человека: преступления против личности, отбыл срок, но за последние семьдесят лет никаких правонарушений. Увеличил его лицо — ничего, кроме радостных ожиданий. Пришел он в обществе членов своего чартера.
— Пропусти его, но снабди персональной пчелой, — сказал Фред.
— Я так и подумал, — ответил Жиль. — Да, кстати… — Он мотнул головой в сторону диорамы Зала Наций и двух найков, которым поручили за ней наблюдать. Половину из своих сорока найков Фред назначил вести мониторинг только для того, чтооы чем-то занять их: Мак вполне справлялся с этой задачей один. Эти двое, вместо того чтобы выявлять проблемные ситуации, сами на них напрашивались: увеличивали женщин на верхних ярусах и разглядывали их сквозь одежду.
— Прекратите немедленно, — приказал, подойдя к ним, Фред.
Найки даже не моргнули своими крысиными глазками, однако женщин одели.
Фред продолжил обход, обдумывая новую информацию. Найки по крайней мере не стеснялись показать, что им нравятся дикарки.
На лестнице Богдан встретил Денни, который нес Самсона вниз. Самсон выглядел вполне свежим и вменяемым.
— Сэм едет с нами на съезд, — сообщил Денни. Внукоровская пчела, сопровождавшая их, видимо, тоже ехала.
На площадке второго этажа ждали Эйприл, Кейл и инвалидное кресло.