Щипач — страница 6 из 29

— Опять не то. — Крысун хихикнул в усы. — Хотя уже ближе. Ну ладно, я объясню, в чём секрет. Крысы постоянно делятся друг с другом информацией. Об опасностях, о новых видах яда, о лучших ресторанах, о культуре и нравах тех, с кем они соседствуют. В любой точке планеты у меня есть разветвлённая сеть информаторов. От них я узнаю всё о жизни. В том числе — о вкусах песцов в летний период.

— Но … что нам даёт это знание? — осторожно уточнил Барсукот. — Допустим, Песец действительно любит ягодное мороженое и регулярно его заказывает. В чём тут зверская логика?

— Забудь про логику, — Крысун презрительно махнул голым хвостом, — думай про выгоду, сынок.

Барсукот почувствовал лёгкий укол тоски, словно в самое сердце его тихонечко ткнули сухой еловой иголкой. Ещё недавно «сынком» его называл Барсук Старший. «Зверская логика!» — любил повторять Барсук. Барсук учил его, что нельзя воровать и нельзя верить вору. Что нужно быть благородным, справедливым и честным … И что теперь? Где справедливость? Где благородство? Где Барсук Старший с его кодексом чести? Рядом с ним? Вот и нет. С ним рядом — крыса. Вороватая, подловатая, холодная, беспринципная. Но оказавшаяся для него верным товарищем в этой беде.

— И в чём же … выгода? — покорно уточнил Барсукот.

— Выгода в том, что мы можем добавить в мороженое порцию крысиного яда. Ну то есть не мы, а мои друзья её могут тайком добавить. Тогда барсучиха доставит мороженое, как обычно, в дупло. Песец его съест — и заснёт очень крепким сном. И мы перетащим его в Чёрный дом. Он будет беззащитен и полностью тебе подконтролен. Таким образом, ты станешь хозяином ситуации.

— Потрясающе, — восхищённо прошептал Барсукот. — Крысун, ты очень умён и талантлив. Ты мог бы стать замечательным Барсуком Полиции Дальнего …

— Ну уж нет. Работать в полиции? Не моё. Не люблю соблюдать законы.

— Понимаю. Но теоретически из тебя вышел бы толк. Не сомневаюсь, когда Песец придёт в себя и мы с тобой будем его допрашивать, ты проявишь …

— Мы не будем с тобой допрашивать Песца.

— Как не будем? Мы с Барсуком Старшим обязательно бы …

— Я не Барсук Старший, — презрительно процедил Крысун. — Я не работаю напоказ. Предпочитаю быть серой тенью. Незаметной, но эффективной. Так что — прости. С Песцом ты будешь общаться один. Я лучше где-нибудь спрячусь и буду тихо подслушивать …

* * *

…Мешок на полу застонал и пошевелился.

— Не дёргайся, Песец, — строго сказал Барсукот. — Ты связан по передним и задним лапам. Я хозяин ситуации. Так что давай без фокусов. Сейчас я раскрою мешок.

Барсукот выпустил когти и резко распорол мешок. Песец съёжился, зажмурился и заскулил. Барсукоту это не понравилось — он готовился к встрече с опасным, агрессивным безумцем, с противником, равным ему по силе или даже более сильным. А не с каким-то помятым, жалким лисёнком. Впрочем, любой маньяк, если его усыпить, связать, засунуть в рот лопух и положить в мешок, при пробуждении будет, наверное, некоторое время выглядеть не слишком опасным. А может быть, Песец коварно притворяется? Барсукот не знал, где именно прячется его напарник Крысун, но чувствовал, что тот рядом. Он попытался представить, что бы сказал его мудрый и хладнокровный товарищ в такой ситуации. Наверное, так: «Забудь про честные поединки, сынок. Подумай о выгоде. Если ты сильнее врага — тебе это выгодно. Принимайся за дело».

— Сейчас я выну кляп. И мы с тобой немного поговорим.

Барсукот вытащил из пасти Песца скомканный влажный лопух и отбросил его в сторону. Песец нервно облизнулся и наморщил верхнюю губу.

— Не вздумай кричать и звать на помощь, — холодно сказал Барсукот. — Тебя всё равно никто не услышит. А если услышит — тебе же хуже.

— Что я здесь делаю, кот? — прохрипел Песец.

— Я не кот. Я Младший … То есть я Независимый Барсукот по особо важным делам.

— Ты грязный озверевший кот, — упрямо повторил Песец. — Чего тебе от меня надо?

— Это плохо, что ты меня оскорбляешь, — заметил Барсукот. — Но хорошо, что сразу переходишь к сути дела. К самому главному вопросу: что мне от тебя надо. Мне надо, чтобы ты рассказал правду всему Дальнему Лесу.

— Какую правду? — Песец поморщился. — О том, что ты меня связал, заткнул пасть и притащил в это отвратительное, вонючее место? Не сомневайся, эту правду я всем расскажу. У меня, кстати, ужасно затекли лапы. Не хочешь меня развязать?

— Ты должен рассказать правду о себе! — Барсукот почувствовал, что ещё немного, и от наглости Песца он выйдет из себя, а ведь он твёрдо решил никогда больше из себя не выходить и всегда сохранять хладнокровие, как Крысун. — Учти, Песец, я знаю про тебя всё.

— Что — всё? — издевательски уточнил Песец.

— Всё-всё! — завопил Барсукот, выпустил когти и в сердцах шарахнул лапой по Когтеточке. Белоснежный клок песцовой шерсти отвалился и порхнул на пол, как обжёгшийся мотылёк.

— Это что, моя шерсть? — Песец проводил глазами белого «мотылька». — Ты выдрал из меня шерсть? Ты что, совсем озве … ой! Что это у тебя на стене?! — Песец окинул тревожным взглядом барсукотовую Когтеточку. — Что это за пёрышки? Что это за странные знаки и стрелки? А это что? — он указал дрожащим хвостом на пепелище. — Ты что же, и впрямь маньяк?! А я-то, прости, не верил, что ты Щипач. Я думал, тебя кто-то подставил … И что теперь? Ты будешь сдирать с меня мех, а потом его здесь сжигать? И что это у тебя с хвостом? Ты всегда им так делаешь перед ощипом?

— Ну ты и наглец! — От возмущения у Барсукота действительно очень сильно задёргался хвост. — Ведь это ты меня и подставил! Сначала у меня ещё была запасная версия, что это Стриж Парикмахер, но я её быстро отбросил. Ты — Щипач!

— Я не Щипач! Ты совсем обезумел, кот!

— А я не кот! — завопил Барсукот. — Ты совсем обезумел, Щипач! — Он сделал глубокий вдох и попытался успокоиться; он не хотел, чтобы хладнокровный Крысун потом насмехался над его истеричной манерой допроса. — Я знаю, что ты сделал с птичьим молоком. Тем самым, которое Полиция Дальнего Леса изъяла у вора Яшки Юркого и которое я по наивности …


— …украл из хранилища полицейского конфиската, — издевательски закончил за Барсукота Песец.

— …которое я по наивности отдал тебе в обмен на дешёвый одеколон «Пахучая метка».

— И вовсе он не дешёвый! — возмутился Песец. — «Пахучая метка» — очень качественная и изысканная вонь. Я сам постоянно ей пользуюсь …

— Не заговаривай мне зубы, Песец. Птичье-то молоко — оно поценнее будет, чем твоя «Пахучая метка», не так ли?

— Понятия не имею, — подчёркнуто равнодушно ответил Песец.

— Нет, имеешь. Ведь ты пошёл к Яшке Юркому, чтобы расспросить его про молоко.

— Это кто тебе сказал? Яшка? Не верь ему. Он вор и лжец. Таким, как он, нельзя верить … А впрочем, я действительно у него был. Но он от меня сбежал. Оставил мне свой противный шевелящийся хвост — и сбежал. Так что толку от него — ноль. — Песец попытался было описать лапой в воздухе кружок, демонстрируя, как мало было толку от Юркого, но вспомнил, что связан.

— И тогда ты понёс молоко на независимую экспертизу к Птицееду! — Барсукот невольно оглянулся, гордый собой: пусть Крысун, где бы он ни прятался, видит, с каким изяществом он, Барсукот, ведёт этот допрос.

— А это кто тебе сказал?!

— В любой точке Дальнего Леса у меня есть разветвлённая сеть информаторов, — важно сообщил Барсукот. — Так что я знаю, что ты был у Птицееда. И я знаю, что он подтвердил тебе, что молоко — птичье. Абсолютно уникальное. Очень ценное.

— Хорошо, кот, признаю: я действительно был у Птицееда, и он действительно произвёл экспертизу и подтвердил, что молоко — птичье. И что оно стоит целое состояние. По закону я, наверное, должен был вернуть молоко в Полицию Дальнего Леса …

— Наверное?!

— Даже точно. Но … тебе ли не знать, что все мы звери, и у нас у всех свои слабости. Иногда мы преступаем закон. Ты ведь тоже его преступил, когда украл это молоко из хранилища в полицейском участке …

— Я сделал это ради любви!

— Я тоже. Ради любви к искусству. Я подумал, что смогу выгодно продать молоко и купить на вырученные шиши целую коллекцию живописи дубистов.

— Но ты не продал птичье молоко.

— Не продал …

— Потому что ты его выпил!

— Я? Выпил? Что за зверская чушь! Зачем мне пить птичье молоко, которое стоит как целая коллекция живописи дубистов?!

— Затем, что себя ты любишь ещё больше, чем дубистов. Ты хотел омолодиться. Сияющую без всяких стрижей-парикмахеров шерсть, острое зрение, гибкость и прыткость, как в ранней юности, летящую походку — вот чего ты хотел.

— А при чём тут птичье молоко?

— А при том, что, по легенде, оно обладает омолаживающим эффектом. Вот смотри, у меня тут все свойства молока перечислены. — Барсукот возбуждённо махнул лапой в сторону Когтеточки.

— Послушай, кот, — Песец неприязненно покосился на исцарапанную схемами стену и хрустнул суставами связанных лап, — я не знаю никаких легенд про птичье молоко. Я ничего не понимаю в этих твоих царапушках — и не хочу понимать. И я терпеть не могу молоко, у меня на него …

— Не ври! — перебил Барсукот. — У меня всё сходится! Ты удостоверился, что молоко действительно птичье. Ты захотел омолодиться. И дальше ты действовал, как хомяк …

— Какой хомяк?!

— Как хомяк из «Баллады о бешеном хомяке».

— Какая баллада?

— «Баллада о бешеном хомяке» Лисандра Опушкина. По мотивам устных зверских сказаний.

— Не люблю Опушкина, — поморщился Песец. — Он пошлый и устаревший.

— Опушкин пошлый? Да что ты такое говоришь? Как можно не любить Опушкина? Это же наш дичайший лесной поэт! Это же наше всё! Вот, послушай про хомяка. — Барсукот выхватил из груды углей полуобгоревший томик Опушкина с закладками из дубовых листков и открыл на нужной странице. — Это как раз твой случай:

 …Молвит самка хомяку:

 «Ты, хомяк, совсем ку-ку!