Анатолий с недоумением смотрел на следователя по особо важным делам и не верил своим ушам: как этот умный, волевой человек может отказаться от почти раскрытого дела? Да, край захлестнула преступность, и не Иванкин, не Швендик с Кукушкиным виноваты, но они — это тот самый кончик ниточки, за который можно раскрутить весь клубок: вначале схватить мелкую шушеру, потом взяться за крупную.
— Зря вы погорячились, Павел Федорович. Понимаю, главный наш человек сложный, горячий, но на то он и начальник, чтобы подстегивать нас, требовать.
Щербаков грустно усмехнулся.
— Прости меня, Анатолий, — перешел он совсем на доверительный тон. — Взрослый ты мужчина, а еще зеленый. Ответь мне на такой вопрос: почему наша страна самая богатая, а народ — самый, можно сказать, бедный?
Анатолий смутился: ничего себе вопросик.
— Причин тут много, — сказал он первое, что пришло на ум.
— Назови главную.
— Наверное, войны.
— А какие страны миновали войны? Япония вон два атомных удара выдержала, а бедной ее ныне не назовешь. — Щербаков закурил новую сигарету, глубоко затянулся несколько раз. — Мы, не считая войну в Афганистане, не воюем уже пятьдесят лет, собирались догнать и перегнать Америку, построить коммунизм… И могли бы, дело не в войне. А в том, дорогой Анатолий, что народ наш самый добрый и самый доверчивый. И самый терпеливый. — Снова пыхнул дымком, сосредоточенно о чем-то думая. — Вот скажи, ты стал бы баллотироваться хотя бы в депутаты, чтоб хоть как-то влиять на управление государством?
— Зачем мне? — пожал плечами Анатолий. — Политика — дело грязное и не интересует меня.
— Вот! — победно поднял палец Щербаков. — Политика — дело грязное. И я, несмотря на то, что всей душой болею за свой народ, хотел бы ему помочь, не стал бы бороться ни за депутатский мандат, ни даже за президентское кресло, если бы представилась такая возможность. Потому что, чтобы победить, надо использовать все дозволенные и недозволенные приемы. Честный человек редко идет на сделку с совестью, потому проигрывает. А те, кто пробирается наверх, забывают о народе, который вознес их на своих руках. И многим из них наплевать на то, что он голодает, теряет веру во все и во всех, теряет свое достоинство и волю. Его обворовывают, обирают как липку. Построенные им рыболовецкие суда, рыбоконсервные заводы работают сейчас на Японию. Мы сплавляем туда рыбу, лес, бумагу, а сами покупаем у них залежалые вонючие консервы, заплесневелые сникерсы, жевательные резинки. И ты хочешь, чтобы я гонялся за Иванкиным, которого выгнали из армии, который остался без средств к существованию и вынужден пойти на услужение к ворам? Нет…
— Мы — солдаты, Павел Федорович, — не внял его доводам Анатолий. — Мы приняли присягу.
— Ничего ты не понял, — безнадежно махнул рукой старший следователь по особо важным делам. — А я хотел забрать тебя с собой. — И пошел из номера, низко склонив голову и не оглядываясь. У двери остановился. — Кувалдина и Кукушкина надо брать немедленно — они ищут Иванкина, и если ты запоздаешь, разделаются с ним.
18
Он чувствовал: опасность витает рядом, и хотя приучил себя еще в Афганистане относиться к смерти как к неизбежному и обыденному явлению, неприятный холодок пробегал по спине при малейшем подозрительном звонке в дверь квартиры, осторожных шагах на лестничной площадке. Когда Лена предложила сойти ему в Хабаровске, он воспринял это как дар Божий: вряд ли у кого возникнет мысль искать его в краевом центре. Теперь же, когда снова появилась необходимость в деньгах и надо было идти к Семену Яковлевичу, он вдруг понял, что вот тут-то и может случиться непредвиденное. Если изделия из рыжевьевского золота пошли в продажу, а Семену Яковлевичу тоже деньги нужны — вычислить похитителя будет нетрудно. Проще простого будет и найти его.
А деньги нужны как воздух. Март месяц, всюду идет подготовка к изыскательским работам и пора ему уезжать. Да и задерживаться подолгу в его положении на одном месте нельзя. Жаль расставаться с Леной — умная и добрая женщина, хорошая хозяйка и заботливая была бы жена. Но разговор на эту тему ни Валентин, ни Лена не заводили.
Надо ей оставить хотя бы миллион — ухаживает она за ним, как за мужем: и обстирывает, и готовит еду, и все свободное время посвящает только ему…
С полкилограмма золота он оставил у себя и держал его в запертом на кодовый замок кейсе, остальное запрятал на левом берегу Амура в дупле вяза. Когда будет уезжать, возьмет еще с килограмм. А пока надо бы продать это. Интуиция подсказывала: к Семену Яковлевичу не ходить. Но если уголовный розыск нашел золото с «рыжевьевского» прииска в Хабаровске, слежку установят не только за ювелиром Глузбергом.
Где же выход? Искать какого-нибудь частного стоматолога? Тоже риск, но другого выхода нет.
Он еще никогда не испытывал такого угнетающего, обезволивающего состояния: не хотелось никуда идти, что-то делать и предпринимать — только лежать, ласкать Лену, принимать ее ласки и не думать ни о чем — пусть все свершится само собой. Но он знал — это бредовые мысли, так жить он никогда не согласится, не та натура: ему надо действовать, думать, искать. А чтобы избавиться от тревожных наваждений, следует перевернуть в памяти страницы лучших дней своей жизни. Их было не так много, но были!
…День авиации командование училища решило отпраздновать на берегу Волги. Курсантов, офицеров с семьями, наряженных студенток из медицинского института, артистов эстрады привезли в уютный уголок с песчаным пляжем на живописной опушке с березами и кленами. Женщины прихватили полные сумки провизии и выпивки, мужчины позаботились о буфетах, чтобы в них тоже было что выпить и закусить.
Валентин и Анатолий, как и другие их сокурсники, окружили студенток, устроивших импровизированный концерт, выбирая себе лучшую. Было много прехорошеньких, а какая ответит взаимностью?.. Друзья водили глазами по поющим девушкам и не заметили, как около них остановились две симпатичные, в расцвете лет женщины, пошептались о чем-то и обратились к курсантам:
— Мальчики, можно вас на минутку?
Валентин обернулся. Ну как было отказать таким красавицам: одна черноглазая, чернобровая, с густой копной темно-каштановых волос, вторая — светло-русая, сероглазая, милая и застенчивая.
— Слушаем вас, — поклонился Валентин в знак готовности выполнить любую их просьбу.
— Извините нас, — продолжила черноглазая, когда они отошли от «эстрадной площадки», чтобы не мешать другим, — тут один товарищ, между прочим, ваш командир, немного перегрелся на солнце. Помогите нам отвести его в тень под дерево. Вон он лежит.
Валентин и Анатолий без раздумий поспешили к офицеру.
«Командиром» оказался техник звена Шутов, невысокий коренастый старший лейтенант, чемпион училища по боксу, не раз выступавший за сборную Военно-Воздушных Сил в чемпионате Вооруженных Сил. Валентин и Анатолий тренировались у него в секции.
Он лежал на легком одеяле в одних плавках и храпел. Рядом в песке стояли опорожненные бутылки из-под пива и водки. От боксера сильно несло спиртным.
— Подъем! — хлопнула по заднице Шутова блондинка, как потом выяснилось, его жена. — Тревога. Пора на полеты.
Но старший лейтенант и ухом не повел. Не послушался он и брюнетку, которая довольно основательно похлопала его по щекам.
— Пошли все в ж… — беззлобно отмахнулся Шутов. — Дайте поспать.
— Сгоришь, дядя, — пошутил Валентин и кивнул Анатолию. — Берем.
Они взяли офицера под руки и повели его, упирающегося, матерящегося, к лесу. Женщины забрали сумки, одеяло и пошли за ними.
Уложили «перегревшегося» в тени под березой, и женщины в знак благодарности пригласили курсантов выпить с ними в честь праздника.
Брюнетка, Евгения, была тоже жена офицера, младшего лейтенанта Нечаева, подчиненного Шутова, находившегося в настоящее время в командировке.
За первой рюмкой последовали вторая, третья, а после четвертой жене Шутова вдруг захотелось пива, и она сказала подруге и Валентину:
— Вы тут присмотрите за муженьком, чтоб не украли, а мы пивка вам принесем. — И удалились.
Жена Нечаева, похоже, ждала от Валентина более решительных действий, но от одной мысли, что о нем подумают товарищи, ему становилось не по себе, и он с нетерпением ждал возвращения Анатолия, намереваясь сразу же уйти.
Внезапно Шутов проснулся, окинул их недоуменным взглядом и стал крутить головой.
— А где Натали?
— Проспал ты свою Натали, — пошутила Евгения. — Увели ее.
— Ну и хрен с ней, — выругался Шутов. — Достал из сетки бутылку из-под «Фанты», вылил в рот последние капли. — Что, у вас ничего больше нету?
— Сейчас принесут. Наталья знает твои капризы.
Шутов ничего не ответил, нашел бутылку с водкой и выпил прямо из горлышка, вытер тыльной стороной ладони мокрые губы.
— Фу, дрянь какая. Хочу пива. Разыщи Наталью, — приказным тоном сказал Евгении.
Та насмешливо похлопала его по щеке.
— Ты командуешь, как своей собственной. Но я — не Наталья…
— Вон они идут, — обрадованно воскликнул Валентин, увидев приближающихся Анатолия с Натальей: Шутов, разозленный отсутствием жены, начал заводиться, и дело вело к скандалу. Возвращение жены с полной сумкой пива должно было бы ублажить взвинченного то ли ревностью, то ли перепоем боксерского тренера, но он, осушив подряд две бутылки, вдруг обратился к жене с поразившим всех бестактным вопросом:
— Натали, скажи честно, тебе нравится Толя?
Наталья недоуменно посмотрела на мужа, на курсантов. Лицо ее от стыда становилось пунцовым, но, оправившись от смущения, попыталась придать вопросу невинный оборот.
— И Толя, и Валя — хорошие, воспитанные мальчики. Твои ученики. Ты сам не раз хвалил их.
— А ты отдалась бы им?
Из глаз Натальи потекли слезы.
У Валентина от негодования все заклокотало внутри. Он схватил старшего лейтенанта за руку и властно потребовал:
— Сейчас же извинитесь перед женой!