— Попробуй наколи! Зарежем, как барана, вместе с Варварой.
Потом с Тимонина стащили брюки и трусы, издевательски засунули в зад грязную морковку и, вытолкнув из машины, спихнули под овраг. Он долго катился кувырком, слепо цепляясь за кусты, пока не соскочил с головы колпак. Лишь тогда Василий Корнеевич, весь испачканный, побитый о валуны, сумел затормозить на склоне. Из расквашенных губ густо стекала кровь, левый глаз затек, его саднило. Но особенно горько было от садистского издевательства. Он выкинул морковку и невольно заплакал. А там, на гребне, где шоссе, кто-то здоровенный, как слон, подошел к краю и запулил в Тимонина его же бидончиком в сетке.
Размазывая по лицу грязь, кровь и слезы, Василий Корнеевич подождал пока уехала голубая машина, подполз к бидончику и, не развязывая сетки, сунул под крышку пальцы. Деньги, пачки крупных купюр и сберкнижка были на месте. Тимонин даже не поверил, что воры могли дать такого маху. Он развязал бидончик и, держа в руках деньги, никак не мог успокоиться. Даже в детстве никто не обходился с ним так жестоко.
Стыдливо прячась в кустах, Василий Корнеевич горько размышлял: кто мог этим громилам сообщить, что он продал машину? На душе было скверно, он еще долго не мог тронуться с места.
Когда стемнело, Тимонин задами огородов вернулся в избу лишь на несколько минут. Нашел запасные брюки. И, забрав жену Варвару, ушел ночевать с нею в соседскую темную баню, закрыв дверь на засов. Уже рано утром Тимонины перебрались в город, забросив дом и имущество. Жили сначала у дочери, затем сняли квартиру. Василий Корнеевич иногда повторял, как помешанный: «Что Бог дал, не сумели и воры отнять. Видно, пожалели нас, Варвара, святые архангелы…»
Нашествие на Парадное «теневых» сил стало постоянным. Вымогатели то объявлялись на какое-то время, то о них не было ни слуху ни духу. Местный участковый Нечаев, по прозвищу Вечный старлей, а также исполкомовские власти понимали обстановку так:
— Налетные хлопцы где-то не у нас обитают. И что за типы — не так-то просто узнать…
Нечаеву, вроде бы опытному участковому, след ухватить не удавалось. А традиционно неповоротливое начальство надеялось: авось отстанут.
В анонимном письме на имя хозяина района кто-то посоветовал: «Пощупайте строительный кооператив в Нагорном дачном массиве. Там оборотни прячутся». Фамилии в писульке не указывались, да оно и понятно, всяк одну жизнь живет, потому и трусит. Наряд милиции во главе с участковым старшим лейтенантом Нечаевым, человеком сердитым и цепким, но на беду свою изрядно пьющим, прибыл в строительный штаб кооператива. Чернявый молодец с заросшими волосами руками и внимательными жутковатыми глазами представился как председатель и, вытряхнул перед прибывшими всю документацию.
— Вот смотрите. У нас честное предпринимательство. Рабочий люд, студенты. Никого с судимостями нет. На прошлой неделе самих подграбили. У шоферов — братьев Капитоновых — угнали грузовик с пиломатериалами.
— Где конкретно? — справился Нечаев.
— У станции Царевщина. Братья зашли в придорожное кафе перекусить. Глянули в окно, а ЗИС — тю-тю. Нашли машину через день у речушки Сок, порожнюю, конечно, как спичечный коробок.
— В ГАИ заявляли?
— Что толку заявлять!
— Нам бы побеседовать с Капитоновыми, — попросил Нечаев.
— Сегодня и завтра братья будут в рейсах.
— А когда свободны?
— Э-э, кооператор — враг свободы. В нашей системе, как говорил Ленин: «…работать, работать и работать».
— Что ж вам сказать… Молодцы!
Но Капитоновых в свою памятку старший лейтенант Нечаев записал. Намеренно или случайно, пока и сам не знал.
Зимой налетов на Парадное не было. Даже удивительно. Райцентру, как и всей стране, жилось трудно: лихорадили новые законы, постоянно растущие цены — все это загоняло рабочего человека в угол. Но относительное спокойствие соблюдалось. Лишь новую запели на мясокомбинате частушку: «По России слух прошел: папа наш с ума сошел. В повышеньи цен, в налогах — вечный двигатель нашел». Короче говоря, люди не унывали, напряженно работали, хотя и не без простоев. Впрочем, такие явления случались и пять лет назад, и десять, мяса на регулярное производство колбас не хватало. И все же заметной была разница между вчерашним и нынешним днем. При Советах жили побогаче, нехватка продуктов и дороговизна их не была такой беспощадной.
Кража знакомым «почерком» обнаружилась в Северном районе на этот раз не на мясокомбинате, а на свинокомплексе. В сельской местности разрешалась индивидуальная откормка молодняка. И вот накануне сдачи свиней предприятию к дому скотника Ильжеева подъехала грузовая машина. Двое неизвестных оглушили хозяина дюралевым тридцатимиллиметровым прутком и похитили всех откормленных семимесячных животных — двадцать четыре единицы. Лишь одна свинка каким-то образом вырвалась из рук и забилась в брошенную во дворе бетонную малогабаритную трубу. Другой конец трубы был прижат к сараю, и свинку грабители ничем не могли достать, только исцарапали, истыкали жердью.
Следствие осложнялось. Скотник Ильжеев скончался в районной больнице спустя неделю. Приходя в сознание на короткое время, он почти никаких показаний не дал, высказав лишь безсвязные детали.
— Такие жеребцы… Один урка… с наколками.
Нечаев нервничал. Изрядно погоняла его выездная комиссия, посланная генералом — начальником УВД области. Свирепый подполковник Матков, как показалось старшему лейтенанту, издевался над ним:
— Скоро у нас полстраны украдут, а мы ушами будем хлопать!
«Разносы делать легко, не то что вести дознание», — горько рассуждал Нечаев.
За дни происшествия он похудел и стал болезненно-нервный. И когда пришел к нему молодой главный инженер мясокомбината Новожилов и заявил, что с него опять требуют по телефону колбасу, Евгений Иванович Нечаев даже обрадовался. Появилась возможность проявить себя — подцепить на крючок рэкетиров.
— Все выполняй, как сказали, — разрешил он Новожилову. — И держи меня в курсе, если будут перестановки.
Проводив Николая Афанасьевича, Нечаев достал из стола свой ТТ и долго считал зачем-то патроны в обойме. Первый глава района о нем как-то сказал: «Отчаянный, но не шибко умный!» Характеристика эта Евгения Ивановича обидела, и он постоянно, особенно во хмелю, пытался доказать, что это не так.
Сегодня он решил к облаве подойти продуманно и на трезвую голову. Принарядившись в гражданскую одежду, ушел в столовую местного элеватора загодя, забрав с собой двоих, тоже в штатском, помощников. Там, в столовой, неизвестные ожидали даровой заказ, и там же была приготовлена засада, с широким обзором местности и размеченным до мелочей планом действий. Все чин чином.
Фургон с колбасой с мясокомбината прикатил вскоре, ящики умышленно долго выгружали на глазах людей, унося копченые коляски в буфет. Там уже толпилась очередь, потом началась ругань из-за того, что колбасу не продавали. Даже у бездомного кобеля, что крутился под ногами, потекли от нетерпения слюнки.
— Ждут какое-то областное начальство! — негодовали люди.
— Вот жизнь! — всплеснула руками сухонькая женщина. — Как в сказке. Кому-то колбаса, а кому-то волоса.
Наконец народ успокоился, разошелся. Но никто из тайных гостей не объявился, никакой незнакомой машины. Короче, номер с засадой оказался пустым. Лишь через два дня Николаю Афанасьевичу позвонили с суровым предупреждением: «Этот донос легавым тебе не простится!» И положили трубку. Естественно, Новожилов вновь пришел к Евгению Ивановичу, и тот вынужден был признать: осведомлены воры основательно. Даже подъезды к элеватору были тайно блокированы — и там на подступах никто не объявился.
— Одно из двух, — решил Нечаев. — Или воры местные, или им кто-то служит из руководства. Почти никому о засаде не было известно.
— Есть третий вариант, — отозвался грустно Новожилов. — Они просто разыграли меня. Никто не собирался ехать за колбасой. Они просто следили за вами — как вы себя поведете. И все поняли.
— Может быть и такой трюк, — нахмурился Нечаев. — За квартирой твоей посмотрим. Но жену прикрыть не сумеем. Отправь Раю к родителям в областной центр, пусть поживет месяц-другой.
— Обидно, Евгений Иванович, на своей мы земле живем или не на своей? Даже страшно что-то.
Нечаев не ответил.
Через день Рая уехала.
До пятидесяти пяти Варвара Тимонина прожила в сельской местности. Город ей не понравился. По земле тосковала не только душа, но и руки. Ночами снился запах полыни. И словно наяву собирала она луговые опенки. Естественно, просыпалась в слезах.
Темные силы, захватившие господство в районе, выжили обоих супругов-тружеников. И на мясокомбинате, и на приусадебном участке она, Варвара, и ее Василий Корнеевич как бы оставили сердце. И к весне у них стали возникать семейные междоусобицы.
— Пропади пропадом, энти деньги! Вздыхала по ночам Варвара.
— Причем деньги, разве они виноваты? — возмущался Василий Корнеевич. — Ворам права дали. И ведь хитро как это называется: отпустили цены. Вон, сказывают в газетках, капиталисты у нас миллиарды имеют, не только в рублях, но и в долларах. Ты заработай-ка честно столько. Жизни не хватит. Пожалуй, мы еще ловко отделались.
Уже наступил май, становилось все теплей. Деревья нарядились в зеленые одежды. Варвара щупала городскую землю на газонах: нормальная ли влага и температура. Как хмельные орали на тополях грачи, уже темнели папахи их гнезд.
— Как хочешь, Василий, а я вернусь — кому я старая нужна?! Хоть лук посажу, морковь. А Бог даст — и картошку.
Все же, настояла на своем, уехала.
Варвара прожили в Парадном весь май, и становилось все теплей и уютней на родной земле. Она наняла пахаря с карликовым трактором, обработала огород: все посадила, как ей хотелось, и на недельку приехала к мужу, на городскую наемную квартиру.
— Все тихо-мирно, Василий, — сказала она. — Может, зря все эти бегства? Мы покинули Парадное, молодая женушка главного инженера живет где-то у родителей. А там, в Парадном, птицы поют, хорошо-то как! Может, не так страшен черт, как мы его придумали?..