— Вот завяжут тебе глаза, Коваленко… В детстве ты играл в жмурки? У нас, примерно, то же самое. Тут и слух нужен, и нюх нужен, и — главное, время. Рано или поздно преступник сделает промашку, обнаружит себя.
— А если он осторожный, умный, как дьявол, будем щупать его с завязанными глазами всю жизнь. Пока он по лбу не трахнет!
Коваленко выглядел несдержанным и злым. Они катили в город на райисполкомовской «Ниве» уже около часа. Молоденький шофер прислушивался к каждому их слову. Возможно, из любопытства, однако, не исключено, что кто-то из руководства Северного района ему поручил разведать, что нашел угрозыск и что собирается предпринять. Васькин уже неоднократно с этими интересами местного начальства сталкивался и в разговоре был осторожен.
— Ты мне что-то не нравишься сегодня, — сказал Борис Николаевич помощнику. — А проще, хандришь!
— Есть причины, — младший лейтенант нагнулся к уху капитана, тихонько что-то прошептал.
— Это вполне возможно, — согласился Борис Николаевич. А мнение помощника было таковым: «Совсем не удивительно, если среди преступников окажется участковый райцентра Парадное Нечаев».
— Не будем торопиться! — осадил себя Васькин. — И еще вот что, — поднял он палец, — нужна его фотография. И неплохо бы иметь снимок директора совхоза «Рассвет». Показать нужно этих голубчиков Варваре.
— Да, у него «Жигули», голубого цвета, — кивнул Коваленко.
— Все совпадает. Если это подтвердится… чудовищно!
— Да уж! — как говорил Папанов в фильме. Лучше бы, конечно, не подтвердилось, — покрутил головой Коваленко.
«Ниву» подкинуло на неровностях дороги.
— Еще что у тебя?
— О фотографиях я уже позаботился.
— Где раздобыл?
Младший лейтенант опять нагнулся к уху. И зашептал, что снимки представил ему один из пареньков, любитель ловить на пленку родных и знакомых. Им оказался рыбак из бригады старика.
— Ну ты молодец, Виктор! — от души обрадовался Васькин.
— Это пока неизвестно.
— Ну хорошо, хорошо, не хочу сглазить.
В тот же день успели разыскать в городе покосившиеся хоромы Петровича, где снимали угол Тимонины. Дверь была на замке.
— Опять двадцать пять! Непредвиденная обстановка, — волновался Коваленко.
— Ничего, обождем! — Борис Николаевич потер лоб пальцами. Шофера с райисполкомовской «Нивой» отпустили. Он показался Васькину подозрительно хмурым и даже злым. Борис Николаевич задумчиво смотрел машине вслед.
— Что-то мы не так сделали!
Коваленко пожал плечами. Засунул руки в карманы брюк, прошел по верандочке дома.
— Не нужно было мне болтать обо всем в дороге. Кое-что шофер понял, и это его задело.
— Возможно.
Помолчали. Борис Николаевич посмотрел на часы.
— Жрать охота, как из ружья! — пожаловался он.
— Не обращайте внимания, — сострил Коваленко.
— Молодец-стервец! — похвалил Васькин.
Затем у соседей Петровича они узнали, что кладовщик и его квартиранты работают до пяти вечера. Прибудут, переправившись через Волгу, часов в шесть. В запасе было два часа с лишним, и работники угрозыска направились на базар подзаправиться.
— Нюхай, где едой пахнет! — настраивал Борис Николаевич.
— В кооперативной столовой, но там все дорого, — сообщил Виктор.
— Да-а, времечко! — покрутил головой Васькин и обнял младшего лейтенанта за плечи. — Приходится выбирать, что нам по карману, но всухомятку.
— Ладно хоть обещают: будем жить хорошо. И даже богато.
— Что ж… Кто-то живет и сегодня хорошо! — согласился Борис Николаевич. — Как в Древнем Риме, разделили нас на патрициев и плебеев.
У грузина в киоске они купили лаваш и несладкой фруктовой воды. Это блюдо оказалось дешевле, чем в столовой, и не нужно тратить время на очередь. Не так плотно, но заморили червячка.
— Надо же… лаваш двести рублей. Прямо на глазах все дорожает! — возмущался капитан Васькин. Он не был скупым человеком, но жена Катерина настроила его на критику.
— Пора привыкнуть, Борис Николаевич, — посоветовал Виктор.
— К чему? К надуваловке?
— На то она и власть, чтобы народ обокрасть.
Борис Николаевич внимательно посмотрел на него.
— Это уж точно! — нехотя признался он. — Куда-то так долго шли всей страной — и вдруг вернулись. Хороша демократия! Только на что похожа? Как твое мнение, Виктор, поправятся наши дела?
— Если откровенно, не очень-то верю.
— И я.
— Чтобы завалить экономику, ума много не надо, но чтобы поднять, нужны годы и средства.
— Ну ладно, посудачили, как бабы, и довольно. Потопали доводить дело до конца.
Борису Николаевичу казалось, что сегодня что-то прояснится. Интуиция — хорошая штука, но на этот раз чутье капитана Васькина подвело.
Труженики лесопильного заводика, так по-местному называли довольно солидное деревообрабатывающее предприятие, уже вернулись. В окнах горел свет. И немая Варвара встретила у порога непрошенных и незнакомых ей гостей. Она никак не хотела пропускать их в дом. Разговор завязывался трудно. Василий Корнеевич был пьян. Старенький Петрович и того хлеще. Не сняв брюк и сандалий, он развалился на потертом диване на верандочке. И небрежно вопрошал:
— Кого занесла нелегкая?
— Вон, из милиции! — Тимонин плюнул в распахнутое окно.
— Гони в шею! — велел Петрович. — Мы ничо не украли.
Васькин изрядно устал, а этот старик плюнул ему в душу, но не мог он обижаться. С затертого дивана свесилась изношенная в мозолях рука. В квартире было просто: жили тут рабочие люди, и жили бедно. Кусок хлеба доставался им трудно. По сути, на этих людях, на их повседневном труде держался белый свет. Не видеть и не понимать этого нельзя. И тут уж, если сам, конечно, нормальный, поимеешь уважение.
Коваленко, кажется, почувствовал настроение Бориса Николаевича и тихо прикрыл на верандочку дверь.
— Нам бы побеседовать с Варварой, простите, не знаю ее отчества, — обратился к Василию Корнеевичу капитан Васькин.
— А со мной, значит, не хотите говорить?
— Пока нет.
Василий Корнеевич подумал, поднял бровь и разрешил.
— Валяйте. Раз надо, так надо, — тяжело выдавил он из себя. — Варвара, подь сюда. Какие-то грехи за тобой числятся.
— Никаких грехов нет, — успокоил Борис Николаевич.
Похудевшая, постаревшая за последнее время, с потухшими глазами Варвара подошла, но не села на стул, а только держалась за его спинку. И заметно нервничала.
— Начну прямо, — Борис Николаевич внимательно глянул ей в лицо. — Люди говорят, вы были на месте убийства Раисы Ивановны Новожиловой… случайной свидетельницей…
Варвара испугалась и отрицательно помотала головой. Что-то промычала. Отечные ее глаза наполнились слезами.
— Вы не торопитесь. Я вас ни в чем не обвиняю. И не расстраивайтесь. Только подумайте, убийцы ходят на свободе. От их рук могут пострадать другие люди. Я прошу вас помочь нам, если это возможно.
— Я ничего не знал. Она мне не говорила, — поднялся со стула Василий Корнеевич. Лицо его было красным, во хмелю и крайне удивленным. — Ты скажи, Варвара, что же случилось и отчего ты онемела?
Женщина замычала и заплакала в голос, заслонившись ладонями. Все напряженно ждали, пока она успокоится. Виктор Коваленко прислонился спиной и затылком к стене. Борис Николаевич положил руки на стол и посматривал на встревоженного Тимонина. Тот мог испортить весь разговор. За распахнутым окном бегали по высохшим вишневым веткам собравшиеся сюда на ночлег воробьи. Ветерок порывами дергал грязноватые занавески. Во многих местах на них виднелась штопка. Всюду и во всем отражалась обнищавшая страну демократизация.
Коваленко подошел к столу, положил любительские снимки и блокнот с авторучкой.
— Может, она напишет что?! — кивнул он Тимонину.
— Да-а, дела! — протянул Василий Корнеевич.
Сначала рассказал он о том, что приключилось с ним в Парадном, почему они бежали с женой из районного центра. Упоминание его о «Жигулях» голубого цвета насторожило капитана Васькина не на шутку. Над тем, как грабители запустили вслед Тимонину бидончик с деньгами, он невольно улыбнулся.
— С тех пор я в Бога стал верить! — продолжал Василий Корнеевич.
— За такие деньги можно и поверить, — отозвался Коваленко. Обычно он помалкивал, когда вел разговор Борис Николаевич, а тут не удержался.
— Скажете, я спекулянт! — обиженно глянул на стражей порядка Тимонин. — Но не я тех кавказцев нашел. Они сами привязались, ходили следом два дня — деньги девать некуда, вот и клянчили: «Продай авто, ты же неплохой человек. Куда тебе ездить?» Ну-у и не сдержался. Клюнул на деньги, как ворон. Только что на них теперь купишь!? Года не прошло, как все поплыло-поехало. Товаров нет, только одни обещания. Знаете, как называют нашу жизнь?
— Как? — опять не сдержался Коваленко.
— Рай в сумасшедшем доме.
Борис Николаевич сделал вид, что ничего не расслышал. Подвыпивший Василий Корнеевич мог увести разговор куда-то в сторону, но этого нельзя допустить.
Варвара между тем успокоилась, изредка вытирала покрасневшие глаза. Лишь дергала за рукав мужа, чтоб тот не молол чепуху. Потом она пододвинула к себе блокнот, взяла авторучку и коряво написала на странице:
«Тех мужчин, которые убили Раю, я не знаю. Они были от меня шагах в пятнадцати и почти все время находились ко мне спиной. Я уже уползла, когда Рая вскрикнула. И еще я помню у одного из них родинку под лопаткой. Такую большую, как клякса».
— Какого цвета у них была машина?
— Цвета морской волны, — написала Варвара.
— А вы море видели?
Супруги Тимонины переглянулись.
— Нет, — ответил за жену Василий Корнеевич. — Жили, детей растили, работали, а на море так и не собрались, хотя очень хотелось. Да и мало кто из Парадного видел море. Разве начальство.
— Так какой же цвет морской волны, по-вашему? — переспросил Борис Николаевич.
— Голубой, — написала Варвара.
— Значит, машина была такого цвета?
Варвара утвердительно кивнула.