Времени на подумать не было, поэтому действовал на инстинктах. Длинная очередь из пушки и тут же рубиновый луч лазера. От моментально поднявшейся температуры отрубается реактор, но бой закончен, «Абсолют» валится навзничь.
Смотрю на радар, «Шершень» развернулся и удирает куда-то к северу.
В кабине так жарко что хочется выпрыгнуть, но дело ещё не доделано. Тащу пилота в кресло, — шлем, ремни, всё как было, и ухожу через астрал обратно к себе, в кабину «Кречета». Досталось ему знатно, но главное что не добили, а то что есть, починят. Не такое видали.
В кресло не сажусь, всё равно выходить. Воевать не кому и не чем, да и «война», судя по всему, закончилась. В кабине прохладно, кондиционер работает во всю, глушу реактор, и выползаю наружу. Сил нет даже спустится, поэтому так и усаживаюсь прямо на броню.
Закопчённый, побитый и покорёженный, Кречет не похож на самого себя. Вспоминаю тот экземпляр что видел на выставке, и невольно сомневаюсь что тот красивый и мой побитый, одной модели. Хочется пить.
Подходит «Бульдог» кудрявого поручика. Встаёт неподалёку, и наводит пулеметы на кабину «Абсолюта». Пилот не показывается, но намёк вполне определённый — мол только рыпнись!
Мне всё так же хочется пить, а ещё спать. Напряжение спало, вот организм и пошёл на попятный. По-хорошему бы спрятаться где-нибудь, вдруг продолжение будет, но сил нет, поэтому просто сижу, смотрю прямо перед собой, и думаю.
Первый и главный вопрос — что это было? Но ответа нет, и никакая логика тут не поможет, нужна дополнительная информация.
Перешедший в самое настоящее сражение турнир, подмога в виде тройки машин, кудрявый поручик на своём «Бульдоге». Многовато как-то для одного дня. А настроение никакое. Мне бы порадоваться, всё же из такой задницы вылезли, но перед глазами так и стоит лицо Игоря Новицкого, а в ушах его последнее — «сейчас посмотрю!».
И вроде привык я, стольких друзей потерял за свою жизнь, не сосчитать. Но тут как-то иначе воспринималось, острее, эмоциональнее. Может из-за того что там во врагах были нелюди, чужие, а здесь свои?
Не знаю сколько я так просидел, «очнувшись» лишь когда напротив приземлился небольшой сине-белый полицейский вертолёт. Не военная полиция причём, а самая обычная, «гражданская».
Глядя на то как из его чрева выходят люди в форме, я не реагировал. Апатия такая напала, что кроме как спать, вообще ничего не хотелось.
— Спускайся! — повелительно крикнул один из полицейских, когда они подошли ближе.
«Кречет» стоял, а я сидел у него на плече. Без лестницы не достать.
— Не бойся, давай к нам! — крикнул другой, широколицый крепыш в такой же форме.
Я не боялся, но спускаться не хотел. Сидел, свесив ноги, и смотрел задумчиво. А что если они тоже хотят меня убить?
Следом за первыми двумя из вертолета вышла молодая женщина в гражданской одежде и с бумажным стаканчиком в руке.
— Спускайся парень, у меня для тебя есть кофе! — крикнула она.
Пить я хотел, поэтому не раздумывая спустился. Ко мне кинулись первые двое полицейских, но женщина, а даже скорее девушка, уж больно молода, повелительно на них прикрикнула.
— Вот, протянула она стакан, — как ты любишь, чёрный и без сахара.
Я не пил без сахара, но в данный момент это было неважно. Взял кофе из рук девушки, и сняв крышку, пригубил. Не совсем то что надо, но неплохо.
Дождавшись пока я допью, она взяла меня под руку, и попросила проводить до вертолёта. Я не отказал, и вскоре уже сидел на неудобном сидении рядом со своей спутницей.
Летели недолго, фактически только взлетели, и спустя пару минут уже сели. Девушка поднялась, я за ней.
Незнакомое здание в три этажа, вокруг полно военных и куча полицейских машин. Припаркованы как попало, значит собирались в спешке. Понять бы только что происходит, было бы вообще хорошо.
При виде моей сопровождающей народ расступается, и мы проходим в здание. Табличка на входе отсутствует, и судя по свежим следам её не так давно сняли.
Большой холл, впереди три лифта и лестница. Стены выкрашены в синий, потолки побелены, на подоконниках цветы в горшках. Всё это напоминает школу, но тем не менее школой не является.
Вместо того чтобы подняться наверх, мы спускаемся в подвал, и идём по длинному, едва освещенному коридору. Стены здесь такие же синие, потолки белённые, только цветов на подоконниках нет, впрочем как и самих подоконников.
Доходим до конца, тут дверь, девушка открывает её и пропускает меня вперед. Лестница вниз, длинная.
— Не бойся, никто тебя не съест. — улыбается она, заметив что я замешкался.
— Я и не боюсь. А куда мы идём?
— Узнаешь. — снова улыбается она.
Спускаюсь, насчитав тридцать три ступени. Здесь снова такие же стены и потолки, и мы снова идём по длинному коридору.
Дверь, лестница. Только теперь наверх, те же тридцать три ступени. Поднимаемся, сразу направо по коридору, он опять синий, и наконец останавливаемся напротив неприметной двери.
— Войдите! — доносится изнутри после осторожного стука девушки.
— Иди. — чуть подталкивает меня она. Не сопротивляюсь, захожу. Мне уже любопытно, ибо голос этот я сразу узнал.
— Ваше императорское величество… — отвешиваю церемониальный поклон. В прошлый раз растерялся, да и не знал как вести себя с монаршей особой, потом только в сети ознакомился.
— Полноте… присаживайся. Чай, кофе будешь? — Император сейчас выглядел совсем иначе чем в нашу прошлую встречу. Уставший, как-то по доброму грустный, даже двигается не так, больше по-стариковски что ли.
Я сел. Он поставил передо мной стакан, достал из шкафа сахарницу, пачку пакетированного чая, банку растворимого кофе, тарелку с печеньем, ложки.
— Чайник сейчас принесут, пока накладывай что больше нравится…
Чувствуя себя совсем «не в своей тарелке», я открыл кофе, сыпанул в стакан, потом то же самое проделал с сахаром.
Дверь беззвучно открылась и в комнату зашёл седой старик с подносом, на котором стоял блестящий нержавеющий чайник. Молча постав его на стол, старик так же молча вышел.
— Вот, видишь как оно обернулось… — вздохнул император. — Наливай, не тушуйся.
Плеснув до полного, я осторожно перемешал содержимое стакана и отхлебнул. Мало того что пить не хотелось, так ещё и вкус не чувствовался. Горячий вроде, но и всё на этом. Не знаю что больше повлияло, недавнее сражение, или вот эта странная встреча.
— Мы были братьями и дружили с самого детства… — повернувшись ко мне спиной, заговорил император, себе он ничего наливать не стал.
— Да… Он был моим лучшим другом. Счастливое время… Мир кажется необъятно большим, люди добрыми, а солнце ласковым и красивым… Разница в два года в столь юном возрасте, огромная пропасть. Но только не у нас. Будучи младшим, в нашем дуэте он всегда играл первую скрипку… И нет, я не завидовал. Прекрасно понимая что он умнее меня, способнее, я если и хотел чего-то, то всего лишь походить на него…
Император замолчал, повернулся, и сосредоточено принялся готовить себе чай. По его неуклюжим движениям было видно что занятие это для него непривычное, он даже сахара не знал сколько положить, и сыпанув сразу четыре ложки, попробовав, скривился.
— Но детство быстро кончилось. Появились дела, мы стали реже видеться, реже общаться, у нас появились разные интересы и в конце концов общение свелось к редким созвонам, да встречам на светских мероприятиях. Меня готовили на трон, а он пошел по военной части. Пилот шагохода, лучший из лучших… Ему с детства нравились эти большие и неуклюжие машины, а я его тогда не понимал. Что в них такого? Железяка, она железяка и есть…
— Потом смерть отца, коронация, женитьба, дочь, новые заботы, куча проблем — за этими всеми хлопотами мы совсем отдалились, и теперь уже даже не созванивались.
Но как бы там ни было, я помнил о нём. Помнил о беспечном детском времени, помнил о нашей дружбе, и иногда даже, так чтобы он не знал, помогал ему с продвижением по службе.
Император отхлебнул из своего стакана, и снова скривившись, продолжил.
— Поэтому я подумать не мог, что он будет среди них. Как? Он же мой друг, мой брат! Хорошо помню первые свои чувства когда мне сказали об этом. — Этого не может быть, здесь какая-то ошибка! — кричал я. Но мне показали переписку, дали послушать записи разговоров, протоколы допросов… Получалось, что всё так и есть, мой брат хотел занять моё место… Потом я спросил его — Лёша, почему ты просто не пришел ко мне и не поговорил?
Но он молчал. Смотрел на меня пронзительно, и молчал. Не знаю, в тот вечер я проявил всё своё красноречие, но не добился от него ни слова.
Потом я ещё дважды пытался с ним поговорить, взывал к его совести, заклинал памятью предков… Единственное что он мне сказал, — «бесполезно, всё уже решено». Наверное будь я тогда не в таком подавленном состоянии, казнь бы не состоялась, но меня словно в ушат с ледяной водой окунули, а я только фыркал да отплёвывался.
Пришёл в себя уже после казни. Не помню чем занимался, но вроде бы сидел в кабинете, просматривая почту. И вдруг наткнулся на короткую заметку в газете о казнённых, где среди прочих, было и его имя.
Зачем? До сих пор у меня нет ответа на этот вопрос. Чего ему не хватало? Почему он так поступил?
Но даже не это главное. Почти двадцать лет меня мучает совесть. Почему он молчал? Почему не сказал мне ни слова? Ведь мы могли бы как-то решить! До сих пор помню его взгляд, какой-то одновременно чужой и усталый.
— А теперь дочь. Это как рок, проклятье…
Казалось император вообще забыл о моём присутствии, говорил и говорил куда-то в пустоту, но тут он обратился ко мне.
— Ты же встречался с ней?
Я кивнул.
— Похожа она на заговорщицу?
— Нет.
— А на отцеубийцу?
— Не похожа.
— Вот и я думаю что непохожа… А факты говорят об обратном!
Два года они готовили покушение. Два долгих года она смотрела мне в глаза и улыбалась. За что? За что мне это? В чем я провинился?