ело, как это бывает на Земле.
Оно, преобразовываясь из неорганического в органическое, остается в самом теле, благодаря хорошей его изолировке, предохраняющей от потери материи.
Такая порода разумных существ или может быть выработана искусственным подбором из самого человечества, или уже существует где-нибудь вне Земли, т. е. уже выработана давно мастерицей-природой, (например на Луне или в эфирном пространстве, где иные существа мало возможны). Тогда человек может воспользоваться готовым дворцом для жизни своего атома (духа). Не может быть, чтобы подобных существ в космосе не было, в противном случае стало бы невозможным существование животных на Луне, на астероидах, на кольцах Сатурна и на бесконечном множестве маленьких тел бесчисленных солнечных систем, где нет атмосфер. Трудно допустить, чтобы какие-нибудь небесные тела оказались пустынными и по истечении миллиарда лет. Если они там не могли зародиться, то могли быть заселены жителями с иных миров. Однако, изолировка организмов уменьшает время органической жизни остальных атомов. Страдают ли они от этого? Нисколько, потому что в общем все живут бесконечно, и не может быть исключения ни для одного атома.
Есть во Вселенной бесконечное эфирное пространство, залитое светом великолепных солнц, чрезвычайно удобное для жизни разумных существ, Как может оно быть пусто, хотя там нет атмосфер и мало твердой и жидкой материи! (Предполагается издание особой моей работы: УСЛОВИЯ ЖИЗНИ В ИНЫХ МИРАХ. В ней описано, как может родиться жизнь в эфире).
Возвратимся из этих эфирных областей опять к Земле. Если я живу и буду жить бесконечно, хотя и с нечувствительными для меня перерывами, то не жил ли я раньше? Конечно, на основании высказанных мыслей, я жил и чувствовал и раньше с большими или меньшими малыми интервалами небытия. Жизнь наша началась с начала бытия Вселенной, т. е. существовала всегда. Как бы была интересна прошедшая история нашего атома (духа), если бы она могла быть рассказана! (Она будет предметом особого фантастического рассказа: ПРИКЛЮЧЕНИЕ АТОМА). Сколько было падений и восстановлений, мук и радости, глупости и гения, блаженства и агонии! И хорошо, что все забыто, ибо не вместилось бы это прошедшее в нашем разуме. Не выдержал бы и самый разум того.
Странно, если бы мы раньше не жили. А если так, то странно было бы, если бы мы не жили в будущем – после распадения тела. Мы не сохранили воспоминаний о прошедшем. Удивительно было бы, если бы и в будущей жизни у нас остались впечатления о прошедшей.
Конечно, есть у человека непонятные свойства, удивительные влечения, животные инстинкты, масса неразумия… Все это есть наследие прошедшей животной, низшей жизни. Но это не воспоминания о прошедшем, а наследство предков, которые вместе с телом передали нам частично свои свойства, до сих пор еще не совсем испарившиеся, остатки первобытного, примитивного устройства тела, смутно, а иногда и ярко дающие себя чувствовать.
Что такое ощущение или от чего оно зависит (см. мою «Нирвану»).
Ощущение приятного и неприятного, или настроение духа, как будто зависит от интенсивности жизни. В нервах и нервных узлах непрерывно совершается ряд химических процессов, в результате наполняющих мозг массою эфирных вибраций. Эти вибрации не могут не оказывать влияние на все мозговые атомы вообще, а на некоторые преимущественно. Ускорение атомных вибраций должно, по нашей гипотезе, рождать приятные ощущения, замедление – неприятные.
В молодые годы, пока мозг еще не достиг максимального развития, жизнь приятна, потому что количество вибраций возрастает, а вместе с тем и вибрирование атомов (душ). В старости бывает наоборот. Смерть сопровождается погасанием вибраций и потому замедлением атомных качаний, отчего должна сопровождаться агонией (мукой).
На основании нашей гипотезы можно объяснить чувство боли при разрушении тканей тела. Когда режут или жгут мою кожу, механизм сосредотачивает всю мою мысль, всю деятельность мозга на узкой идее о поранении. Цель механизма, конечно, защитить разрушаемую часть тела. Все прочие идеи, как могущие отвлечь мысли от защиты ткани, вредны и закрываются. Вот это закрытие, может быть, происходящее от ослабления притока крови к большей части мозга, сопровождается падением деятельности мозга, удалением вибраций, а следовательно, должно сопровождаться страданием.
Творчество соединяется часто с сосредоточием мысли, а потому также может сопровождаться некоторой мукой (так называемые «муки творчества»). Потеря близкого нам человека сопровождается сосредоточием мысли о его смерти. Чем больше это сосредоточие, тем больше горе. А чем больше горе, тем больше оно нам мешает заниматься обыденными делами и мыслями. Это также служит объяснением горя, потому что при этом общее количество эфирных вибраций в мозгу уменьшается.
Напротив, радость сопровождается притоком мыслей. Известно, что радость мешает сосредоточиться и в общем усиливает нашу деятельность во всех отношениях, т. е. и душевную, и физическую. Поток мыслей от радостей зависит от усиления химических процессов и, следовательно, вибраций эфира, что по гипотезе и есть причина приятного ощущения.
Лечение от душевных страданий состоит в том, чтобы мешать сосредоточию мыслей на одном предмете. Если нам это удается, то горе уменьшается, потому что общая работа мозга восстанавливается.
Можно понять, почему глубокое горе может убить существо, в особенности больное или старое. Результатом горя является сжатие многих сосудов, вследствие чего усиливается давление крови в других сосудах. Эта неравномерность давления в сосудах может служить причиною их разрушения, а стало быть и причиною смерти или болезни.
Есть и другая причина. Ослабленная деятельность мозга, скудость идей имеет влияние на приток крови к растительным частям тела. Приток ослабляется, от чего и деятельность сердца и других органов падает и может служить причиною общего ослабления организма и происхождения болезней (победа бактерий).
Голод и жажда заставляют нашу мысль сосредоточиться на питье и пище. Голодая, мы почти ни о чем не можем больше думать, кроме как о хлебе и воде. Если же мысль эта на некоторое время отвлекается общими мыслями существа, то оно получает облегчение. Можно не страдать, если отвлечь мысли о страдании. Но только не надолго: механизм настойчиво требует удовлетворения – и страдания продолжаются, не исчезая иногда и во сне. Никакие усилия воли не могут одолеть инстинкта или механизма кровообращения с его нервными системами (вазомоторные нервы).
Всякая необходимая и неудовлетворенная потребность организма, сосредоточивая мысли на этой потребности и погашая другие мысли, кроме немногих соприкасающихся с нею, также служит источником страдания. Неудовлетворенная половая потребность у молодого человека или девушки может быть источником тоски и самоубийства.
Трудно понять, почему в короткий момент засыпания и потери сознания, когда, по-видимому, погасает душевная деятельность, «я» не испытывает мучений. Обморок еще сопровождается дурнотой, т. е. страданием (и то не всегда), но момент засыпания, как известно, – нисколько.
Может быть, во сне душевная деятельность не прекращается, а может быть, это прекращение и сопровождается страданием, но организм не приспособлен давать о нем отчет, т. е. мы об этом страдании не знаем или забываем о нем, когда проснемся. Также можно объяснить отсутствие страданий и при выходе атомов из тела при обмене веществ: механизм о том не уведомляет, давая только понять о настроении общей массы атомов. Ведь не страдает же государство от того, что умер Иван Иванович. Так и это.
Нам скажут: если такая причина ощущений, то неужели атомы, составляющие Солнце или звезды, чувствуют!.. Неужели есть страдания и радости в реторте химика или в электрическом приборе физика? – Весьма вероятно! Но во-первых, эти ощущения не похожи на ощущения животных, во-вторых, о них отчета никто нам давать не может, в-третьих, в большинстве случаев, они равняются нулю. Действительно, температура Солнца почти не изменяется в течение столетий, а также и вибрации его атомов. Это – души, находящиеся в глубоком усыплении, не сознающие протекающих миллионов лет. Но их также ожидает жизнь и ее блага.
Да и что же нам говорить о бесчувствии в природе? Все, что она может, – дает нам знать только об ощущении (высшие животные и люди). Растения, камни или атомы в реторте химика никогда нам не скажут об их своеобразных ощущениях! Как можно сомневаться в ощущениях атомов так называемого мертвого тела, если в нем протекают физические и химические процессы? Какая же разница между живым и мертвым, между процессами в неорганизованной и организованной материи? Разве другие атомы в них, разве другие между ними столкновения? А раз в организованной материи есть ощущения, – есть они и в неорганизованной при тех же, приблизительно, процессах. Только организованная материя нам может сообщить об этом, да и то в исключительных случаях (лишь в применении к человеку), а неорганизованная – нет.
Высшие животные еще выражают радости и страдания понятно для человека, низшие – менее. Сам человек часто не может дать отчета о своих ощущениях или совершенно забывает о них. Чего же можно ждать от неорганизованной материи! Собственно у нас нет никаких доказательств, что чувствует кто-нибудь, кроме меня (солипсизм). Однако большинство людей верит в страдания и радости не только своих братьев, но и животных…
Про всякое ощущение мы можем сказать только одно из трех: или оно приятно, или неприятно, или безразлично. В первом случае, условимся называть его положительным, во втором – отрицательным!
Как фигуры, имея самую разнообразную форму, могут быть равновелики, если имеют одинаковую площадь, так и самые разнородные ощущения могут быть равного напряжения. Слуховое ощущение может быть также приятно, как зрительное или осязательное. Ожог может быть также неприятен, как разрез кожи. Зубная боль может быть также мучительна, как душевное страдание. Что это так, нетрудно видеть. Действительно, если зубная боль будет ослабляться, а душевное страдание усиливаться, или наоборот, то непременно должен настать когда-нибудь момент их равенства. В таком случ