- Это еще разгромить надо…
- Какое нам дело до вашего Тартесса!
- По дома-ам!..
Гигант-кантабр, окруженный горцами-соплеменниками, ревел во всю глотку, что надо идти на проклятый Тартесс, разграбить его и разрушить до основания. Рабы-тартесситы, опасаясь за свои семьи, истошно кричали:
- Не пускать дикарей в Тартесс! Лучше перебьем их на месте!
Страсти накалялись. Уже какой-то горячий лузитанин в войлочной шапке замахнулся секирой на столь же пылкого тартессита. Тартессит схватился за меч - с самого утра рабы разобрали оружейные склады. И хотя Ретобон и его друзья срывали голос, пытаясь унять драчунов, драка неминуемо переросла бы в страшное побоище - если бы не случай. В ущелье на рысях влетел отряд стражников с ближайшего рудника: кто-то, видно, донес туда весть о бунте. Распря прекратилась сама собой. Рабы встретили стражников градом камней и метательных копий. Мало кому из стражников удалось ускакать, да и за теми пустились вдогонку рабы, улюлюкая и колотя коней босыми пятками.
- Вы сами видите, - надрывался Ретобон, - нам спокойного житья не дадут! Все погибнем, если не покончим с распрей! Эй, запрягайте лошадей, грузите оружие и пищу! Разбирайтесь по дюжинам, выбирайте старших! Царь Эхиар поведет нас на Тартесс! Слава царю Эхиару!
- Сла-ва-а-а-!.. - вторили одни.
- Долой! - орали другие. - Он чокнутый!
- Я честный гончар. - слышалась скороговорка Полморды. - Я никогда не шел против законов. Зачем нам другой царь? Вот если, упаси боги, помрет Павлидий, тогда, конечное дело, и Молчуна можно… этого, то есть, Эхиара…
А в это время царь Эхиар, далекий от страстей, кипевших вокруг его имени, в своем сарае раздувал огонь в горне ручными мехами, помешивал горячий расплав в глиняном сосуде.
- Еще больше, еще немного… Отделить огонь от земли… силу от огня… Помогите мне, тени царей Океана, будьте со мной!..
К сараю подошел Ретобон - в многослойной льняной кирасе, с тяжелым двуручным мечом на плече, Ногой, обутой в поножи и боевую сандалию, ударил в дверь, сорвал ее с ветхих кожаных петель.
- Царь Эхиар, - сказал он решительно, - веди нас на Тартесс, твой трон ожидает тебя.
Старик вскинул на него затуманенный взгляд, отблески огня играли на его лице, изуродованном старым ожогом.
- Еще мало голубого серебра, - внятно сказал он. - Надо больше… еще немного…
- Хватит, - отрезал Ретобон. И закричал, обернувшись:- Эй, царские носилки сюда!
Шла, катилась с гор, громыхала повозками, гомонила многоязычной речью лавина взбунтовавшихся рабов. Рудник за рудником, поселок за поселком вливались в войско. Скакали во все стороны гонцы на запаренных лошадях, громкими криками сзывали людей:
- Истинный царь Тартесса Эхиар, Ослепительный, прощает долги и записи! Он дает волю рабам! Идите к нам, идите вместе с нами на Тартесс! Смерть Павлидию, слава царю Эхиару!
Неудержимо и грозно катилось с гор воинство - к устью реки, к синему Океану, к великому городу Тартессу. Впереди, конь о конь с Ретобоном, ехал с тяжелым копьем наперевес могучий волосатый кантабр. Далеко окрест разносился рев тысяч охрипших глоток:
- Слава истинному царю Эхиару!
Гонец Павлидия
Ретобон сидел на каменистой осыпи и поджидал гонца Павлидия. Отсюда, с холма в северо-западной части острова, был хорошо виден Тартесс. Прямо на юг - крепостные стены, за ними мрачный, увенчанный гребнями царский дворец, серебряный купол храма, темно-серая башня Пришествия. На востоке, за лесом, - главная дорога, что бежит от мостов в северной части острова к торговым рядам, причалам и верфям. По ту сторону дороги - беспорядочная россыпь жалких домишек: квартал горшечников, квартал медников, дальше дымят горны в квартале оружейников, еще дальше, на оконечности острова, - богатый купеческий квартал.
Тартесская гавань забита кораблями-нет им теперь хода в океан. Если хорошенько присмотреться, можно увидеть в утренней дымке неясные черточки на воде - корабли карфагенян. Они-то и заперли гавань. Угрожают великому Тартессу…
На душе у Ретобона было невесело. Миновало две недели с той поры, как восставшие рабы, смяв заслоны Павлидиевых стражников, хлынули по трем мостам в северную часть острова, с ходу ворвались в городские кварталы. Тут-то и столкнулись повстанцы с главными силами Павлидия. В узких кривых улочках квартала горшечников несколько дней шла свирепая сеча. Стражники были хорошо обучены воинскому искусству, и рабы дрогнули, несмотря на численный перевес. Ретобон велел отходить в северо-западную часть острова, рассчитывая закрепиться там в лесу, в загородных домах тартесской знати. Много людей было потеряно при отходе - и не только от копий и секир страж-ников. Кое-кто из городских, побросав оружие, предпочел скрыться в лабиринте лачуг и мастерских. Но главный урон нанес кантабр. Видя, что дело затягивается и в открытом бою царское войско не одолеть, он увел своих соплеменников, а за ними потянулись и рабы из других иберийских племен.
На открытом песчаном берегу у мостов людей кантабра встретили пращники и тяжелая конница. Много здесь было порублено рабов, много трупов унес в океан желтый Бетис, и лишь небольшой группе удалось прорваться к мостам, уйти на север, в далекие дикие горы.
Поредевшее войско Ретобона раскинулось лагерем, укрепилось в лесу у подножия холма. На ветвях по-осеннему облетевших деревьев засели отборные лучники. Полукольцо из перевернутых повозок окружило лагерь, другой стороной он выходил к морскому берегу. Много раз кидались стражники на приступ, но неизменно откатывались. Рабы отбивались с ошеломляющей яростью - теперь им и вовсе нечего было терять. Но шел день за днем, запасы еды, взятые в погребах загородных домов, угрожающе таяли. Теперь стражники, окружив лагерь повстанцев, выжидали. Видно, решили взять измором.
А сегодня утром, только встало солнце, в лесу загремела боевая труба. Глашатаи зычными голосами принялись выкрикивать, что царь Павлидий пожелал вступить в переговоры с вожаком рабов и шлет своего гонца. Ретобон велел крикнуть в ответ, что согласен принять гонца.
Со склона холма увидел Ретобон: из северных ворот крепости выехали на лошадях двое. Один из всадников держал копье, увитое виноградной лозой, - знак мирных намерений. Ретобон спустился к подножию холма, поросшему ивняком, прошел на полянку с колодцем и коновязями- здесь ожидали его ближайшие друзья и помощники.
Из-за деревьев шагом выехал Павлидиев гонец, сопровождаемый пожилым стражником и несколькими повстанцами. Взгляд Ретобона скользнул по лиловому гиматию гонца, стянутому широким ремнем, потом поднялся выше и - замер.
- Не ожидал? - спросил Тордул, спешиваясь.
- Знал бы я, какого гонца шлет Павлидий, не принял бы, - хмуро ответил Ретобон.
- Я сам напросился. - Тордул сунул руки за пояс, спокойно оглядел сподвижников Ретобона. - Как-никак мы старые дружки, легче будет столковаться.
- Шелудивый пес тебе дружок, а не я, - отрезал Ретобон.
У Тордула сжались твердые губы, на скулах проступили красные пятна. Однако он поборол вспышку гнева.
- Ладно. Сейчас ты поймешь, что ссориться нам нечего. Слушай! Мы шли против Аргантония, потому что хотели покончить с Неизменяемым Установлением, верно? Теперь Аргантония нет, да сожрут его кости шелудивые псы, которых ты тут упоминал.
- Дальше.
- А дальше вот что. Павлидий стал царем Тартесса, и он тоже хочет перемен. Клянусь Нетоном, он согласился почти со всем, что я ему толковал… с тем, чего мы с тобой добивались.
- Дальше.
- Будут пересмотрены законы. Все звания, кроме блистательного, будут отменены. Блистательные будут жрецами или военачальниками, а кто не захочет принять обязанности - пусть убирается из Тартесса. - Тордул повысил голос: - Пища для рабов улучшится. Ремесленникам возвратят долговые записи. Царь Павлидий намерен поощрять искусства и ремесла. Так что, Ретобон, самое время нам помириться.
Ретобон угрюмо молчал, опершись обеими руками на меч.
- Если хочешь,- продолжал Тордул,-можешь прямо сейчас собрать свое храброе войско и…
- Ты ничего не сказал про голубое серебро,- перебил его невысокий раб с копной жестких светлых волос.
Тордул посмотрел на него.
- Ага, это ты, Нирул, - сказал он. - Клянусь Нетоном, я рад, что ты жив. Теперь все пойдет по-новому. Может, не сразу, но пойдет. Я много говорил с отцом о голубом серебре Не простая это штука - единым духом отменить Накопление, на котором столько лет стоял Тартесс. Народ этого не поймет. Здесь придется действовать постепенно.
- Ты, как я посмотрю, ходишь в главных советниках, - язвительно сказал Ретобон. - Уж не назначил ли тебя папаша верховным жрецом?
- Нет, - спокойно ответил Тордул, - эту должность Павлидий пока сохранил за собой. Так вот. Отец предлагает вам мир. Не такое сейчас время, чтобы драться между собой: с суши Тартессу угрожают гадирцы, а с моря карфагеняне. Они выжидают, чтобы мы тут передрались насмерть. Мы должны сплотиться.
- Иначе говоря - сдать оружие? - Ретобон осклабился.
- Не сдать, а повернуть против общего врага. Командование отрядом сохранится за тобой, и никто из рабов не понесет наказания. Им будут платить, как воинам. Подумай, Ретобон, поговори с людьми. Павлидий не хочет лишней крови, он рассудил по-государственному. И только одно у него условие: вы должны выдать сумасшедшего, который нагло зовет себя Эхиаром.
Ретобон переглянулся с Нирулом, невесело улыбнулся.
- Недорого просит Павлидий,- сказал он.- За одного сумасшедшего - свобода для всех…
- Недорого, - согласился Тордул.
- Значит, так,- заключил Ретобон.- Выдать проходимцу законного царя Тартесса. А когда с нашей помощью вы одержите победу, нас переловят, как кроликов: ведь на каждом из нас выжжен рабский знак. И не миновать нам нового рабства. Верно я говорю? - он повысил голос и пристально оглядел своих помощников.
- Послушай! - закричал Тордул, выкатывая глаза. - Заклинаю тебя прежней дружбой: забудь обиду! Ты пострадал от верховного жреца Павлидия, но царь Павлидий будет милостив к тебе. Сейчас не время для обид: Тартесс в опасности!