— Ваша светлость, там, внизу — барон Фаррат, — негромко кашлянув, доложил стоящий у входной двери Пятка. — Пропустить?
Вместо ответа граф сжал пальцы в кулак и шевельнул бровью.
Воин ухмыльнулся и исчез. А через пару мгновений снизу раздался возмущенный вскрик.
Дождавшись, пока его вассалы угомонят хозяина дома, Рендалл поудобнее передвинул меч и уставился на брата Растана:
— Действуй!
Орденец, до этого мгновения тупо глядевший на носки своих сапог, еле заметно шевельнул скованными руками.
— Болт?
— Сейчас, ваша светлость!
Несколько мгновений ожидания, и освобожденный от хладного железа монах, потирая запястья, двинулся к полке с писчими принадлежностями. И, взяв с нее чернильницу, подставку с очиненными перьями и пару листов пергамента, подошел к столу:
— Сесть позволите?
Рендалл кивнул.
— Спасибо. — Шершень опустился на лавку, аккуратно пристроил перевязанную левую руку на столешницу и, поморщившись от боли, взялся за перо.
— Один из твоих людей сумел устроиться конюхом к графу д’Молту, — напомнил Грасс. — Теперь у тебя появилась возможность провести в его особняк своих людей. Но после покушения на меня их, увы, не хватает.
— Да, ваша светлость, — поежившись, выдохнул Растан. — Уже пишу.
— Кстати, когда закончишь, добавь следующее: «По слухам, король Неддар заинтересовался баронессой Этерией Кейвази. Я выделил двух человек для наблюдения за ней и ее отцом. Жду дальнейших распоряжений…»
Монах удивленно приподнял бровь.
— Соглядатай ты хороший. Значит, не мог не обратить внимания на этот слух. А раз обратил — значит, обязан сообщить. И потом, я уверен, что об интересе короля Неддара к баронессе уже знают все заинтересованные лица.
Несмотря на испытываемую боль, писал монах быстро и почти без ошибок: не прошло и двух минут, как в нижнем углу пергамента появилась подпись, а под ней — символ животворящего круга.
Дождавшись, пока высохнут чернила, Рендалл взял послание, внимательно пробежал его глазами и насмешливо посмотрел на орденца:
— Ты так жаждешь вернуться в пыточную?
Шершень «непонимающе» вытаращил глаза:
— Почему вы так решили, ваша светлость?
— Отсутствие последней буквы во втором слове третьей строки означает, что ты пишешь под принуждением. Помарка между текстом и подписью — что все твои люди захвачены. Обратный наклон букв в прозвище — подтверждение того, что все изложенное выше — неправда.
— Это не так…
— Раста-а-ан?! Неужели ты думаешь, что ты — первый орденец, попавший в мои руки? В общем, давай решай — или мы возвращаемся в пыточную, или ты все-таки сделаешь то, что мне нужно.
— Сделаю, — глухо пробормотал Шершень, сглотнул, опустил взгляд и, закусив ус, потянулся за чистым листом пергамента.
Второе письмо выглядело удовлетворительно — и внешний вид, и содержание, и скрытые знаки соответствовали требованиям, принятым в Недремлющем Оке[67] Ордена Вседержителя. Однако отсылать его по назначению граф Грасс не стал, заставив монаха переписать коротенький текст еще раз десять. И не просто так — а с небольшими исправлениями. Чтобы удостовериться в отсутствии в тексте еще каких-нибудь «закладок».
К моменту, когда донесение приобрело окончательный вид, обезболивающие зелья, которыми был накачан Шершень, стали действовать заметно слабее — в почерке монаха появилась некая торопливость, а в тексте стали попадаться помарки и исправления. Это придало письму еще большую достоверность — имея весьма неплохой опыт чтения подобной корреспонденции, Рендалл знал, что образцы «изящной словесности», доставляемые голубями из-за пределов королевства, крайне редко выглядят так, как будто их писали, сидя в мягких креслах за полированными столами.
В общем, дождавшись, пока высохнет последний экземпляр, Грасс жестом подозвал к себе голубятника и пристально посмотрел ему в глаза:
— Сделай все как полагается — и мои люди не тронут ни твою жену, ни твоего младшего брата. Ну, и у тебя самого появится шанс выжить…
В глазах парня появилась надежда: торопливо кивнув, он метнулся к полке, взял с нее мешочек для письма и с поклоном положил его на стол:
— Ваша светлость, если между сообщениями проходит больше чем три дня, то надо использовать вот такой, как этот — с подранным швом и чернильным пятнышком на нижней стороне.
— Молодец, — улыбнулся Первый министр. — Вкладывай, запечатывай и показывай голубей, которые могут его отнести.
Подгонять голубятника не было необходимости — метнувшись к одной из клеток, он вытащил наружу угольно-черного ветерка, закрепил на его лапке мешочек с письмом, посмотрел в окно и неуверенно пролепетал:
— Выпускать… э-э-э… поздновато!
— Так и есть. Поэтому верни птицу в клетку и встань к стене. Пятка?
— Да, ваша светлость?
— Нацепи-ка на нашего многоуважаемого брата во Свете кандалы и отведи его в карету. Голубятника — туда же. Можно без кандалов. А ты, Болт, пригласи ко мне господина барона.
Болт кивнул, распахнул дверь и приглушенно рыкнул:
— Его милость к его светлости! Живо!!!
Этажом ниже что-то упало, а через пару ударов сердца с лестницы донесся топот нескольких пар ног.
Развернувшись лицом к двери, Грасс оперся спиной на столешницу и скрестил руки на груди.
Вломившись на голубятню, Пустобрех[68] гневно сверкнул глазами, набрал в грудь воздуха и… чуть не лопнул от возмущения — возникший рядом с ним Корень, не мудрствуя лукаво, затолкал ему в рот что-то вроде кляпа. И на всякий случай продемонстрировал увесистый мешочек с песком, обычно используемый им как усмиритель.
Видимо, намек оказался более чем понятным, так как Тимор отдернул руку, коснувшуюся рукояти кинжала, и, уставившись в глаза Рендаллу, преданно захлопал ресницами!
— Доброй ночи, мой дорогой друг! — радушно заулыбался Первый министр. Старательно делая вид, что не замечает самоуправства своих вассалов. — Прошу прощения за такой поздний визит!
Хозяин имения дернулся, чтобы поклониться, и выпрямился. Видимо, почувствовав, что поклон с кляпом во рту будет смотреться странновато.
— Увы, мое появление вызвано не потребностью души, а государственной необходимостью, — продолжил граф. И нахмурил брови, чтобы стереть улыбку, появившуюся на лице Болта. — По имеющейся у меня информации, ваша голубятня используется соглядатаями нескольких сопредельных королевств для передачи сообщений в их тайные службы.
Пустобрех вытаращил глаза и отрицательно замотал головой.
«Не может быть?» — мысленно перевел Грасс. И грустно улыбнулся:
— Может, мой дорогой друг, еще как может: я только что общался с вашим голубятником и был вынужден его арестовать.
Барон гордо вскинул голову, развернул плечи и снова съежился. Скорее всего, сообразив, что его возмущение может быть расценено как попытка прикрыть соучастника.
Такое благоразумие надо было поощрить. И Грасс, выждав несколько мгновений, повелительно пошевелил пальцами.
Болт понял — и легким движением руки выдернул кляп изо рта хозяина поместья.
— Спасибо, ваша светлость, — пошевелив затекшей челюстью, выдохнул Пустобрех. — Неужели это правда?
— Увы, мой друг, увы! Милый юноша, только что покинувший голубятню, не устоял перед соблазном. И пошел на поводу у врагов нашего короля.
— Ваша светлость, я… — начал было барон, но наткнулся на предупреждающий взгляд Грасса и благоразумно затих.
— Лучшее, что вы можете сделать для Вейнара и короны, — это никому и ничего не говорить! Ну, и еще отправить куда подальше всех тех, кто в курсе моего визита.
— Я сделаю все, как вы сказали, — торопливо закивал Тимор. — Простите, а его величество в курсе того, что…
Договорить барон не успел — за его спиной скрипнула дверь, и на голубятню влетел запыхавшийся десятник Витич:
— Ваша светлость! Вам надо срочно ехать в королевскую тюрьму…
В свете факела, зажатого в руке одного из стражников, лицо мэтра Учера выглядело пепельно-серым и каким-то мертвым. А во взгляде явственно читалась растерянность напополам с ужасом.
— Ваша светлость, как вы и приказали, я довел ваши распоряжения до всего караула, — затараторил он еще до того, как Рендалл выбрался из кареты. — Увы, все пошло не так, как вы планировали.
— Что-то с баронессой?! — холодея от страха, спросил Грасс, скользнул вплотную к мэтру Учеру и с большим трудом сдержал желание вцепиться в отвороты воротника его роскошного бархатного камзола.
Начальник тюрьмы перепуганно отшатнулся, сглотнул, опустил взгляд и… кивнул:
— Д-да… Она — ж-жива… Но…
— Рассказывай, — справившись со своими эмоциями, приказал граф.
Мэтр Учер судорожно кивнул, смахнул со лба капельки пота и еле слышно пробормотал:
— Поднимаясь по лестнице, Кулак… э-э-э… простите, ваша светлость, тюремщик Двоня услышал какой-то подозрительный шум, заглянул в коридор и увидел распахнутые двери двух камер… Как вы, наверное, знаете, открывать одновременно более одной строго-настро…
— Знаю! Дальше!!!
— Простите, отвлекся, ваша светлость! — залепетал насмерть перепуганный мужчина и, сообразив, что опять тянет время, вжал голову в плечи: — Поняв, что там что-то произошло, Кулак, конечно же, побежал за стражниками. Узнав о происшествии, командир поисковой группы десятник Заддар Жаба обеспечил… э-э-э… простите, ваша светлость, это к делу не относится… В общем, ворвавшись в коридор, стражники обнаружили изуродованный труп тюремщика Зиги…
— Что с леди Мэйнарией?! — заорал Грасс.
— Она — в камере Бездушного! — дернувшись, как от удара, воскликнул мэтр Учер. — В изорванном платье. С разбитым лицом… И-и-и… в крови. Увы, дверь закрыта изнутри… Открыть ее быстро — не получится. А медленно — нет смысла: Нелюдь зол, как Двуликий. Прикрывается баронессой д’Атерн… И… угрожает ее задушить, если мы не доставим к нему вас.