Шкафов, ковров, зеркал и тому подобных излишеств не было. Камина — тоже. Впрочем, зачем камины сумасшедшим? Они же не понимают, что огонь жжется? Значит, могут себе навредить.
Пахло в этих самых «покоях» соответственно — затхлостью, заплесневелым сыром и гнилью. Ну, и для полного счастья — нечистотами.
Единственным светлым пятном во всем этом царстве запустения, освещенном светом одной-единственной свечи, была стопка белоснежных простыней, лежащая на потертом покрывале.
«Надо же, новые!» — отрешенно подумала я. И криво усмехнулась…
— Его светлость просил передать свои искренние извинения за то, что эту ночь вам придется провести в таких жутких условиях… — раздалось у меня за спиной. — Дело в том, что…
— Можете не объяснять… — не оборачиваясь, буркнула я. Потом вспомнила о правилах хорошего тона и добавила: — Я принимаю его извинения…
Мажордом пробурчал себе под нос что-то невразумительное, аккуратно положил на стол мешок с кромовскими трофеями и рванул к кровати. Видимо, чтобы застелить мне постель.
Любоваться на его сухощавый зад, как, впрочем, и на слащавую физиономию, мне совершенно не улыбалось, поэтому я повернулась к двери, рванула ее на себя и кивнула головой в сторону коридора:
— Можете идти: я хочу побыть одна…
— Э-э-э…
— Вон!!!
— Как прикажете, ваша милость! — мажордом изобразил куртуазнейший поклон и, обойдя меня по дуге, выскользнул из комнаты. А через мгновение в дверном проеме возникли двое воинов в цветах Рендаллов: — Ваша милость, его светлость граф Грасс приказал нам вас охранять…
— Приказ есть приказ… — стараясь держать себя в руках, выдохнула я. — Охраняйте. Но… находясь в КОРИДОРЕ!!!
Почувствовав, что я на грани срыва, они одновременно приложили к груди десницы и исчезли. Благоразумно затворив за собой дверь.
На остатках душевных сил я добралась до кровати, упала лицом вниз и, обняв Посох Тьмы, затряслась в беззвучных рыданиях: ощущение абсолютного бессилия, которое я испытала в «Королевском льве», навалилось на меня с новой силой. И в считаные мгновения выстудило душу…
…Еще совсем молоденький, но уже исполненный ощущения собственной важности парнишка, без всякой необходимости прижимающий к бедру меч, церемонно поклонился графу Грассу и звонко доложил:
— Ваша светлость! Там — королевская стража… С ордером на арест Бездушного по имени Кром…
— Что? Какой, к Двуликому, арест? — непонимающе воскликнула я. — И… в чем его обвиняют?
Парнишка равнодушно посмотрел на меня и холодно бросил:
— В убийстве дворянина.
Я недоуменно повернулась к графу Грассу и… онемела: он откинулся на спинку кресла и закинул ногу на ногу с таким видом, как будто собирался смотреть на выступление жонглеров!!!
«Ну уж нет. Не дождетесь», — подумала я, выпрямила спину, слегка приподняла подбородок, фыркнула, встала с табурета и неторопливо поплыла к Крому. Разбираться…
Посох Тьмы, зажатый в его руке, оказался повернут не той стороной, которая мне была нужна. И я, мысленно попросив у Меченого прощения, еле слышно прошептала:
— Покажи Путь, пожалуйста…
Он нисколько не обиделся — просто пожал плечами и вытянул Посох перед собой. Да еще и повернул. Так, чтобы мне были видны последние зарубки.
Я опустила взгляд на иссиня-черную поверхность Пути, испещренную поперечными канавками, и потеряла дар речи: на нем светилась свежим срезом еще одна. Новая…
Зачем-то прикоснувшись к ней пальцем, я тяжело вздохнула. Потом встала на цыпочки и заглянула в черные, как Бездна Неверия, глаза:
— Ты действительно убил дворянина?
Кром кивнул.
— Зачем?
— Их было пятеро. Они сильничали девку. Я услышал крик…
«Он бросился ей на помощь! И спас! Как меня! Хотя их было пятеро, а он — один…»
Как ни странно, ощущение того, что он спасает кого-то еще, меня слегка покоробило. Но потом я представила себя на месте той девушки и чуть не умерла от стыда.
Впрочем, заниматься самобичеванием мне было некогда, и уже через мгновение я пыталась вспомнить, как и когда на Посохе Тьмы появлялись новые зарубки.
Несколько мгновений раздумий — и я почувствовала себя дурой: получалось, что Кром вырезал их только после того, как кого-то спасал. Либо от насилия, либо от неминуемой смерти! В первое мгновение мысль показалась мне слишком безумной: чтобы поверить в то, что слуга Двуликого может рыскать по Горготу в поисках тех, кому требуется защита, нужно было быть юродивой. Но через какое-то время я пришла к выводу, что других объяснений быть не может. И… поверила:
— Кажется, я догадалась! Каждая зарубка — это не смерть, а жизнь! Жизнь, которая не оборвалась… Так?
Меченый опустил Посох Тьмы и улыбнулся. Одними глазами:
— Так…
Я ласково провела пальцами по шраму на его щеке, прошептала «спасибо» и повернулась к графу Грассу:
— Вы слышали, ваша светлость? Их было пятеро. Они ссильничали девку. Значит, Кром был в своем праве…
— Если бы то, что вам рассказал ваш спутник, соответствовало действительности, его бы не искали… — глядя на меня с затаенным превосходством, фыркнул граф. — Значит, он что-то недоговаривает. Или лжет…
Я вспыхнула — в чем-чем, а во лжи Кром замечен не был:
— Он всегда говорит правду!!!
Его светлость равнодушно пожал плечами и перевел взгляд на ожидающего его решения парнишку:
— Приведи десятника. Одного…
Юноша отдал воинский салют и исчез. А через десяток ударов сердца в комнату скользнул звероватого вида хейсар и… почему-то уставился на меня.
Странно, но в его взгляде горело совершенно невозможное сочетание чувств — непонимание, осуждение, брезгливость и сочувствие! И это почему-то перепугало меня до дрожи в коленях.
— Представьтесь! И изложите суть дела… — не дождавшись представления и хоть какого-то намека на вежливость с его стороны, раздраженно рыкнул граф Рендалл.
Горец с хрустом сжал кулаки и нехотя посмотрел на него:
— Силы твоей деснице и остроты твоему взору, ашер! Я — десятник Махри из рода Ширвани…
Потом забыл про его существование и шагнул к Бездушному:
— Ты — Кром по прозвищу Меченый?
По своему обыкновению Кром ограничился кивком.
— Ты арестован…
Слуга Двуликого едва заметно шевельнул бровью:
— За что?
— За убийство двух дворян…
«Двух?» — мысленно отметила я и тут же затараторила:
— Они ссильничали девку! А он ее защитил!!!
— Прошу прощения, ашиара, но никакого насилия не было: девка утверждает, что ей заплатили аж два желтка и она пошла с ними добровольно…
— А под сарафан ей заглядывали? — поморщившись, поинтересовался Кром. — Попробуйте. Она должна до сих пор истекать кровью…
Хейсар помолчал несколько мгновений и нехорошо оскалился:
— Я сделаю это сам. Даю слово. А потом сообщу об увиденном судье…
Меченый утвердительно кивнул:
— Я тебя услышал…
Потом аккуратно прислонил к стене Посох Тьмы и вопросительно посмотрел на меня:
— Ваша милость, вы за ним не присмотрите?
— Не присмотрит… — угрюмо буркнул горец. — Ты — ее майягард. Значит, она должна разделить твою судьбу…
— Что?! — растерянно воскликнул Кром. — Как это «разделить»?
Хейсар пожал плечами и усмехнулся:
— Она поклялась Бастарзом, что отдала тебе свое сердце. Доказательство — след от пореза на ее левой руке…
— Какое, к Двуликому, сердце? Она сказала, что я ее майягард. То есть спаситель!
— Спаситель — это по-вейнарски. А по-хейсарски — владыка сердца. Или есть человек, которому гард’эйт[14]отдает свою жизнь… — объяснил горец.
— И?
— Что «и»? Он отдает СВОЮ жизнь, чтобы жить той, которую Снежный Барс посылает его майягарду…
Я похолодела: получалось, что, спрашивая меня про Путь Крома[15], горец, взявший с меня ту самую клятву, пытался понять, зачем мне становиться гард’эйтом человека, который вот-вот уйдет к Двуликому!
Тем временем Кром, побагровев, сорвался с места, в мгновение ока оказался перед хейсаром и взял его за грудки:
— Мою судьбу она разделять не будет, ясно? Я не принимал этой клятвы, значит…
— Клятвы, данные богам, не нарушают… — даже не попытавшись скинуть со своего нагрудника руки Меченого, вздохнул горец. — Это было ее решение…
«Не суди издалека, ибо вблизи все сущее выглядит иначе…» — горько подумала я: прежде, чем называть Крома красивым словом, услышанным в детстве, стоило узнать, что именно оно означает…
— Я готов взять на себя кару за нарушение этой клятвы… — оторвав воина от пола, прорычал Меченый. И принялся его трясти так, что у бедняги начали клацать зубы. А когда чуть не вытряс из него дух, вдруг добавил: — Любую кару, слышишь?
— Э-это-о — Кля-атва-а Кля-атв, и-илгиз[16]! О-от та-аких не-е отка-азы-ываю-утся…
— Мне все равно: она не понимала, о чем говорит!!!
Я почувствовала, что вот-вот сгорю со стыда: он меня защищал. Опять. На этот раз — от моей собственной глупости. Причем не перед людьми — а перед богом. А я, вместо того чтобы принять предопределение и подтвердить данное слово, стояла и хлопала ресницами!
— Оставь его, Кром! — собравшись с духом, попросила я. — Он прав…
— Нет, прав как раз Нелюдь! — подал голос граф Грасс. — Махри! Я, граф Грасс Рендалл, Первый министр короля Неддара Латирдана, подтвер