— Как это?
— Первый уже сделанный им Шаг — это взятая жизнь тюремщика по имени Зига. Или, если вам больше нравится другая формулировка — спасенная честь Мэйнарии д’Атерн. Второй — «добровольное» признание в преступлениях, которые Кром не совершал. Или ее спасенная жизнь…
Глава 32Баронесса Мэйнария д’Атерн
Забыв обмакнуть перо в чернильницу то ли пятый, то ли шестой раз и сообразив, что не помню ни слова из написанного за последние полчаса, я закрыла воспаленные глаза и попробовала сосредоточиться. Угу, как бы не так: жжение под веками и безумная тяжесть в висках мешали не только запоминать, но и думать.
«Надо немного отдохнуть… — мелькнуло на краю сознания. — Иначе все это окажется напрасной тратой времени…»
Несмотря на состояние дикой апатии, в котором я пребывала, эта мысль как-то достучалась до моего сознания и заставила меня пошевелиться — я встала с кресла, вцепилась в Посох Тьмы, кое-как дотелепалась до окна и лениво потянула на себя правую створку.
Та, тихонечко скрипнув, подалась и, подхваченная порывом ветра, с силой врубилась в стену, чуть было не разбив мне лицо.
«Осторожнее бы надо…» — запоздало подумала я и криво усмехнулась: в самом неудачном случае оконная рама могла сломать мне нос, выбить зубы или рассечь кожу на лице — сущую мелочь по сравнению с тем, что меня ждало через сутки-двое.
С трудом заставив себя не думать о предстоящей казни, я взобралась на подоконник, подползла к его краю и мгновенно промокла. Насквозь.
Как ни странно, ни прохладные струи дождя, ни ослепительные вспышки молний, ни близкие удары грома нисколько не сказались на состоянии моей души — оцепенение, сковавшее ее сразу после возвращения во дворец, приглушило детский страх перед буйством стихии. И натолкнуло меня на крамольную мысль о том, что гроза — это не Божий Гнев, а Божий Плач по невинноубиенным.
Повертев ее в голове и так и сяк, я невесть в который раз за ночь прикоснулась пальцами к зарубкам кромовского Посоха Тьмы и закусила губу, чтобы не заплакать.
Увы, очередная молния, выбелив кусок дворцовой стены, оставила после себя темные пятна, одно из которых чем-то напомнило мне лицо главы Гильдии Охранников.
Я торопливо зажмурилась и заткнула уши, но близкий раскат грома все-таки заставил меня в тысячный раз за ночь пережить самые страшные мгновения своей жизни:
— Звучит… заманчиво, но… нет!
— Почему?! — всхлипнув, спросила я.
— Во-первых, я не нарушаю Закон. Никогда… — твердо сказал Карваль. — А во-вторых, хоть я уже и не имею права считаться дворянином, но все равно продолжаю руководствоваться теми понятиями о Чести и Достоинстве, которые впитал с молоком матери. Будь у меня возможность помочь вам в той ситуации, в которой вы оказались, я бы помог. Просто так, без каких-либо условий с моей или жертв с вашей стороны. Увы, такой возможности я не вижу, поэтому, искренне сожалея, все-таки вынужден сказать «нет»…
— Это — не жертва!!! — захлебываясь слезами, воскликнула я. — Это…
— Ваша милость, простите, что перебиваю, но мой ответ — НЕТ!
Боль, прострелившая левое подреберье после этого хлесткого, как удар бича, слова, оказалась такой острой, что я прижала ладонь к груди и застыла, боясь пошевелиться. Ледяная игла, проткнувшая и в мгновение ока выморозившая сердце, застыла вместе со мной, выждала некоторое время, потом уколола еще трижды — каждый раз чуть слабее, чем в предыдущий, — и растаяла.
Потерев занемевшую левую руку, я обессиленно прислонилась к стене и горько повторила одну из любимых фраз отца:
— Человек, делающий то, что должно, достоин уважения.
Боги гневались (или оплакивали невинноубиенных) до середины часа жаворонка, а потом как-то вдруг взяли и успокоились: резко усилившийся ветер разорвал низкие черные тучи, висевшие над Авероном, в клочья разорвал сплошную стену из дождевых струй, соединявшую небо и землю, разметал водяную взвесь, висевшую в воздухе. А непрекращающийся шелест, глушивший все и вся, сменился лихим посвистом полуденника[154]: Верный сокол Бога-Воина заметался по городу, разнося на своих крыльях звонкий перестук кузнечных молотов, лай дворовых псов и ржание лошадей.
Жизнь, скрывавшаяся от непогоды в бесконечных анфиладах королевского дворца и домах горожан, выплеснулась наружу, в считаные минуты затопила столицу многоголосым гамом и заставила меня вспомнить о планах на день. Только как-то неуверенно — справиться с апатией я не смогла, поэтому осталась сидеть на подоконнике. И сидела на нем до тех пор, пока в опочивальню не вошла Атия.
Увидев меня в окне, да еще и в насквозь мокрой ночной рубашке, она дико перепугалась, стащила меня на пол и, невесть как отняв у меня Посох Тьмы, уволокла в купальню.
Я не сопротивлялась — не было ни сил, ни желания.
Купание, мытье и сушка волос, одевание и причесывание прошли мимо меня: служанки вертели меня, как куклу, заставляли то садиться, то вставать, что-то говорили — а я мрачно молчала. И изредка закрывала глаза, Двуликий знает в который раз за ночь вспоминая ЕГО ответ:
— Ваша милость, простите, что перебиваю, но мой ответ — НЕТ!
Появление мэтра Регмара я тоже прозевала — просто в какой-то момент почувствовала, что меня кто-то держит за запястье, подняла взгляд и увидела устремленный на себя встревоженный взгляд.
— Как вы себя чувствуете, леди? — вслушиваясь в биение моих жил, спросил лекарь.
— Нормально… — выдохнула я. И, наконец, пришла в себя: — Действительно нормально. Просто не выспалась.
Разительные изменения в моем поведении встревожили Регмара еще больше — он сдвинул кустистые брови к переносице, отпустил мое запястье, встревоженно оглядел комнату и угрюмо поинтересовался:
— Никаких… э-э-э… успокаивающих отваров вы, случайно, не принимали?
Поняв, какие именно отвары он имел в виду, я аж побагровела:
— Я? Нет!!!
Он подергал себя за ус, потом подошел ко мне вплотную, принюхался и вгляделся в мои зрачки!!!
— Мэтр Регмар! Вы не верите мне на слово? — вцепившись пальцами в подлокотники кресла, прошипела я.
— Ваша милость, не так давно я дважды напоил вас отваром алотты. Без вашего ведома! — подчеркнув три последних слова интонацией, сказал он. — Что мешает другим сделать то же самое?
— Я ничего не ела и не пила со вчерашнего дня… — начала было я, потом сообразила, что кроме еды и питья яды могут добавляться в свечи, масляные светильники и факелы, намазываться на страницы книг и т. д.
Видимо, выражение моего лица было достаточно красноречивым, так как мэтр Регмар жизнерадостно ухмыльнулся:
— Именно! Но можете не беспокоиться — никаких признаков какого-либо воздействия на вас я не вижу.
— Замечательно, — кивнула я и посмотрела на Атию: — Оставьте нас. И не беспокойте, пока я не позову.
Почувствовав очередные изменения в моем настроении, лекарь подобрался — снова вцепился в свой многострадальный ус, прищурился и слегка склонил голову к правому плечу.
Дождавшись, пока Эрна закроет дверь, я набрала в грудь воздуха и чуть слышно начала:
— Завтра в полдень в Зале Справедливости состоится суд над моим майягардом, Бездушным по имени Кром.
Пока я вкратце объясняла, какие обязательства накладывает на меня клятва Богу-Воину, Регмар только хмурился и изредка дергал себя за ус. Но стоило мне заикнуться о похищении и изнасиловании, в которых якобы признался Кром, он побледнел, как полотно, и жутко заскрипел зубами:
— Тварь!!!
— Он меня не похищал и не насиловал!!! — взбеленилась я. — Его заставили себя оговорить! Заставили, понимаете?
Услышав мое шипение, лекарь взял себя в руки и… с сочувствием посмотрел на меня!
Поняв, что он думает о том, что мэтр Коллир оказался прав и я все-таки не в себе, настолько вывела меня из себя, что я чуть было не вцепилась ему в глотку:
— Он меня не ссильничал, слышите?
— Да, ваша милость!!! — примирительно кивнул он. — Я вас слышу.
— Замечательно! — рыкнула я. — Тогда вы не будете так любезны лично удостовериться в моей невинности?
У лекаря отвалилась челюсть:
— Ч-что?
— Я хочу, чтобы вы удостоверились в моей невинности. Прямо сейчас. А завтра, во время суда, сообщили об этом члену Внутреннего Круга, королевскому судье и королевскому обвинителю.
— Ваша милость, я — мужчина! — покраснев до корней волос, пробормотал мэтр Регмар.
— Согласно Строке шестнадцатой тридцать пятого Слова, осмотр девиц, подвергшихся насилию, должны осуществлять лекари, являющиеся членами Гильдии не менее пяти лет и имеющие безупречную репутацию.
— Вы — дворянка, ваша милость, значит, осматривать вас должна женщина! Лекарей-женщин в Авероне предостаточно, поэтому…
— Мэтр, вы меня не поняли! Ключевая фраза Строки, которую я вам процитировала, — «имеющие безупречную репутацию»! Говоря иными словами, я хочу быть уверена, что завтра, на суде, никому из лиц, заинтересованных в смерти моего майягарда, и в голову не придет сомневаться в безупречной репутации того, кто меня осматривал.
— Но я…
— …мужчина! — вздохнула я. — И при этом вы — самый известный лекарь во всем Вейнаре! Так что выбора у меня нет.
Как ни странно, коротенький — минуты в полторы-две — осмотр выбил из колеи не меня, а мэтра Регмара: когда я слезла со стола и опустила юбки, он стоял красный, как мак, мял руками полы камзола и не сводил взгляда с носков собственных сапог.
Услышав характерное шуршание и выждав минуты три, он склонился в поклоне и робко поинтересовался, позволю ли я ему удалиться. В мои планы это не входило, поэтому я мило улыбнулась и принялась аргументированно доказывать, что достаточно длинная беседа на произвольные темы с хорошим лекарем не может не выявить хотя бы каких-то признаков той самой ненормальности, о которой судачат придворные.