- И это все? Он не шутит? - снова спросил директор, на этот раз обращаясь исключительно к Марине.
- Все, все, - Марина баюкала его успокаивающими словами, словно малое дитя. - Отправляйтесь домой. Хотите я вас провожу? - Она подобрала с полу толстый портфель, невольно присвистнув. - Что там у вас, кирпичи? Портфель был даже тяжелее рыжего чемодана Валентины Коромысловой.
- Да нет, - устало отмахнулся директор, - там смена белья, две банки консервов... Жена собрала.., на всякий случай...
Бедняга, оказывается, серьезно собрался в кутузку, и в этом, если положить руку на сердце, была и Маринина вина. Как она его напугала! Наверное, не успела она утром ретироваться из его кабинета, как он кинулся к жене - каяться в грехах и посыпать голову пеплом. Впрочем, не без вины, если разобраться. Не заглядывался бы на пышнобедрых Машек, ничего подобного с ним не произошло бы. Хотя, как знать, не исключено, что поход налево и на этот раз сошел бы ему с рук, не вмешайся в эту историю Валентина Коромыслова, предпочитавшая имя Кристина, шантажистка-любительница, а может, и профессионалка. Чем больше Марина узнавала о своей бывшей соседке по номеру, о которой как о покойнице говорить следовало или хорошо, или ничего, но почему-то не получалось, тем тверже становилось ее убеждение: такие сами по себе не тонут, в этом им скорее всего помогают. К сожалению, убеждение, ничем пока не подтвержденное. А главное - не разделяемое теми, кого обстоятельства, сопутствующие гибели Валентины Коромысловой, должны были бы насторожить в первую очередь. Следователем Кочегаровым, например. А также Виктором Васильевичем Моховым, проще - Василичем.
Марина под руку вывела директора "Лазурной дали" из серого здания местной милиции и уже на крыльце, слегка переведя дух, осведомилась:
- Куда вам? На автобус?
- Не стоит беспокоиться, - неожиданно взбодрился этот недавний полутруп и, посмотрев в сторону ближайшей скамейки, возвестил:
- Аня, Аня, меня не посадили!
Со скамейки легко, будто сухой листок, подхваченный ветерком, вспорхнула невысокая брюнетка, такая субтильная, что определить ее возраст, хотя бы даже и приблизительно, не представлялось возможным, и стремительно подалась вперед, чтобы подхватить драгоценную ношу с портфелем, которую Марина с большим удовольствием передала из своих рук в ее.
- Все обошлось, Аня, - со всхлипом сообщил Павел Николаевич, припав к остренькому плечу брюнетки, - все обошлось... Она, оказывается, совершеннолетняя ..
Аня погладила его по загорелому черепу и ласково сказала:
- Ну хватит, все уже позади. - Потом встревоженно спросила:
- Как ты себя чувствуешь?
- Уже лучше, - поведал он слабым голосом. - Пришлось таблетку принять.
- Ах ты, господи, - забеспокоилась Аня и осторожно усадила его на скамейку. - Посиди-ка, я сейчас машину поймаю.
И она побежала к стоянке такси, а Марина побрела себе восвояси, уверенная, что для бедного Павла Николаевича теперь самое страшное уже позади. На подступах к автобусной остановке она оглянулась и увидела, как преданная Аня бережно, с особым тщанием загружает в такси потрепанную жертву адюльтера, а также портфель со сменой белья и двумя банками консервов.
***
Когда запыхавшаяся Марина вошла в столовую пансионата "Лазурная даль", официантки уже убирали со столов посуду. Марина в смятении остановилась в дверях, подозревая, что наверняка осталась без обеда.
Одна из официанток гневно воззрилась на Марину:
- Вы с какого столика?
- С пятого, - робко ответствовала Марина.
Официантка немедленно подбоченилась:
- Значит, это вы кушать не ходите?
- Но... - начала объясняться Марина.
Официантка ее перебила:
- Обедайте, пока не убрали, но учтите, все уже холодное! - И пригрозила:
- В другой раз, если ходить не станете, не буду вашу порцию подавать.
Робко пискнув "спасибо", Марина юркнула за свой стол, где ее терпеливо дожидались холодный гороховый суп, котлета с затвердевшим картофельным пюре и традиционный компот из сухофруктов, а официантка двинулась дальше, продолжая брюзжать:
- Хотят - ходят, хотят - не ходят, а ты тут надрывайся с этими тарелками!
Марина давилась комковатым пюре и размышляла об особенностях национального сервиса, который умудряется оставаться удивительно ненавязчивым даже в условиях бурно развивающегося рынка.
Гала в одних трусах стояла перед большим настенным зеркалом и придирчиво рассматривала свое крепкое тело. Маринино явление ее нисколько не смутило. Предприняв заранее обреченную на неудачу - при ее-то габаритах - попытку обозреть свою тыльную сторону, Гала пожаловалась:
- Целый тюбик крема извела, а загара - никакого!
Марина покосилась на ее заметно порозовевшие плечи. Да, загаром здесь не пахло, здесь пахло другим, тем, через что лично она уже прошла, ожогом. Она осторожно предупредила Галу о предстоящих ей неприятностях.
Та легкомысленно отмахнулась:
- Чепуха, у меня шкура барабанная! Раз я приехала на море, значит, должна загореть!
Марина только пожала плечами - дело хозяйское - и, сбросив босоножки, прилегла на кровать.
Гала ушла в ванную, минут через пять вернулась в весьма рискованном для ее габаритов купальнике и принялась собирать пляжную сумку, швыряя в нее полотенце, расческу и солнцезащитные очки. Потом облачилась в просторное, похожее на мешок платье, а на голову водрузила широкополую шляпу из искусственной соломки. Покончив со сборами, она покосилась на Марину:
- А ты чего на пляж не идешь?
- Пойду, только попозже. - Марина, которую потянуло в сон, свернулась калачиком на кровати. - Часа в четыре, сейчас очень злое солнце.
- Ну ты чудачка, - усмехнулась Гала, - отдыхать, называется, приехала. То бегает неизвестно где, то на кровати вылеживается... - И Гала выплыла из номера, что-то напевая. Настроение у нее, судя по всему, было самое что ни на есть курортное-раскурортное.
А Марина, прежде чем погрузиться в приятную послеобеденную дрему, поклялась себе, что, проснувшись, непременно последует Галиному примеру.
Глава 18
НА ФОНЕ МОРЯ НА ВЕРБЛЮДЕ
И все же на пляже Марина оказалась не в четыре пополудни, как собиралась, а в половине пятого. Тем не менее солнце, уже клонящееся к горизонту, жарило так, что мало не покажется, а раскалившийся за день песок нещадно жег ступни. Подумать только: и за всем этим люди ехали в душных вагонах, преодолевая тысячи километров, причем не только по льготным путевкам, как Марина, а также и за свои кровные! Взять хотя бы Маринину соседку Галу...
Не успела Марина подумать о Гале, как тут же ее увидела. Гала стояла в нескольких шагах от печально известного худого верблюда с обвисшими горбами и о чем-то договаривалась с его владельцем-фотографом, явившимся осваивать пляж на смену предыдущему - с желтым попугаем, тому, что снимал Валентину Коромыслову в последний день ее жизни. Кстати сказать, Галин разговор с хозяином верблюда продолжался минуты три и закончился чем-то совершенно неожиданным, а именно: к довольно-таки плюгавенькому фотографу присоединился крепыш в спортивных трусах, после чего они уже вдвоем водрузили Галу на верблюда под сдержанное улюлюканье загорающей публики.
Гала приняла позу Александра Македонского, выезжающего к своему войску, а фотограф немедленно щелкнул "Полароидом". Гала картинно взялась за поля своей шляпы - и фотограф с готовностью запечатлел ее вновь. Гала повела победным взором сначала направо, потом налево.., и тут в поле ее зрения попала Марина.
- Сюда, сюда! - замахала она руками так отчаянно, словно Марина находилась в горящем доме и никак не решалась выпрыгнуть в окно.
Марина опасливо подошла к верблюду, который вблизи оказался не только худым, но еще и жутко печальным. Впрочем, ему было от чего загрустить: нелегко держать на спине такую тушу!
- Полезай сюда! - весело позвала Гала, прижимаясь животом к обвисшему верблюжьему горбу, чтобы освободить место для Марины.
Марина сделала испуганные глаза и малодушно отступила назад, но было уже поздно: две пары мужских рук подхватили ее и усадили на спину несчастному животному. Она не успела ничего сообразить, как внизу раздался характерный щелчок, потом тихое жужжание, и спустя мгновение плюгавенький фотограф продемонстрировал готовый снимок.
- Немедленно снимите меня отсюда! - потребовала Марина.
Фотограф и тип в спортивных трусах, посмеиваясь, выполнили Маринино требование. Следом на грешную землю была спущена Гала, вполне довольная своей затеей, и сразу принялась рассматривать снимки. При этом она заливалась счастливым непринужденным смехом.
- Ой, смотри, как здорово получилось! - Она сунула Марине под нос ту самую фотографию, на которой они вдвоем восседали на замученном верблюде. У Галы на снимке лицо было задорное и молодое, а у Марины испуганное, а позади, как водится, синело море. И еще в кадр попала веранда ресторана "Прибой", того самого, в котором еще совсем недавно Марина ужинала с каперангом. При воспоминании о Германе одинокое Маринино сердце невольно сжалось, и ей пришлось взять себя в руки, чтобы избавиться от внезапно нахлынувших чувств.
- Правда, отлично получилось? - не унималась непосредственная Гала.
Спорить с ней не имело смысла. Марина просто взяла карточку, повертела ее в руках, и на ум ей неожиданно пришла одна странная мысль. То есть не совсем странная... Просто она подумала, что предшественник верблюдовладельца, хозяин желтого попугая, снимал Валентину Коромыслову в том же ракурсе. Она так же стояла на фоне моря с попугаем на плече, и в кадре тоже была веранда ресторана. Да, Марина сосредоточилась, веранда несомненно присутствовала на тех трех фотографиях, где Кристина-Валентина жеманно улыбалась, хотя ее глаза оставались злыми и колючими. А вот на четвертом снимке она уже стояла к веранде лицом, и лицо ее было встревоженным, нет, скорее даже испуганным! Точно, в тот раз, когда Марина держала снимки Валентины в своих руках, она именно так и подумала: испуганное лицо! Так-так, и что, интересно, сие может означать? А то, что покойная Кристина-Валентина увидела нечто особенное. Или кого-то...