Он просыпается рывком. Проходит несколько секунд, прежде чем он понимает, где находится. На часах половина первого, сейчас ночь, думает Юнас поначалу, но потом замечает свет, отбрасывает одеяло и идет к окну. Туман рассеялся, сквозь облака просачивается теплый солнечный свет. Дождь прекратился, должно быть, уже несколько часов назад, потому что каменные плиты снаружи выглядят совсем сухими.
В шкафу над раковиной он находит нераспакованную пачку растворимого кофе. Пока закипает чайник, Юнас отыскивает завернутый в пакет наполовину съеденный рогалик, который он купил на заправке в маленькой деревеньке; кажется, за ночь рогалик засох, но Юнас все же быстро съедает его с большим аппетитом, стоя у кухонного стола. Пока Юнас насыпает кофе в чашку и наливает кипяток, ему вспоминается случай на паромной пристани. Что он почувствовал, когда попытался вмешаться, — досаду оттого, что его помощь отвергли, или облегчение? Или было что-то другое, его собственная ненужность, напоминание о том, что он потерял?
Его вещи стоят там же, где он их оставил, на заржавевшей стойке за дверью. Но сейчас он слишком взбудоражен, чтобы приступить к распаковыванию. Юнас сует ноги в ботинки, берет куртку и мобильник — новых сообщений нет, какое-то время медлит, оглядываясь в поисках ключей, и обнаруживает их висящими на маленькой крашеной деревянной дощечке у двери: «Вешалка для ключей» — кривые выжженные буквы, такое впечатление, что ее смастерил ребенок.
Он спускается той же дорогой, по которой приехал сюда несколько часов назад, теперь по направлению к центру. Вершины гор вокруг едва различимы через завесу тумана, но у Юнаса есть отчетливое ощущение, что пелена рассеивается, ему больше не кажется, что туман на него давит. Асфальт сухой. На повороте ему встречается женщина с немецкой овчаркой на поводке. Она сжимает в руке мобильный телефон и не отрывает взгляд от экрана, в то время как собака задирает заднюю лапу, оставляя лужу на гравийной дорожке.
Юнас идет дальше мимо спортивной площадки, минует школу и тюрьму, где пять-шесть заключенных играют в волейбол на траве, никто из них не обращает внимания на Юнаса, один из игроков посылает точную подачу прямо над сеткой. Потом он видит знак, который указывает направление к дому престарелых и фельдшерскому пункту, Юнас отметил эти места на карте, проследил через программу Google Earth, но теперь все предстает перед ним в реальности — низкое серое здание, у входа припарковано несколько автомобилей. Из дверей выходит какой-то подросток в мешковатой куртке, неловко переставляя костыли; женщина, очевидно его мать, идет за ним и приговаривает: «Ну вот, у тебя уже лучше получается». Она улыбается сыну, а потом переводит взгляд на Юнаса. «Вы заходите?» — спрашивает она и придерживает дверь.
В приемном покое многолюдно. Женщина, которой на вид около шестидесяти, стоит за стойкой регистрации и что-то быстро говорит по телефону за стеклянной перегородкой на стрекочущем согндалском диалекте.
— Да, — кивает она, — минимальный шанс есть, но тогда вам лучше перезвонить, давайте так договоримся?
Она поднимает палец и в этот момент замечает Юнаса, тот смотрит в сторону и притворяется, будто не слышал ее слов и того, как она пытается закончить разговор. Потом она кладет трубку и энергичным движением отодвигает стеклянное окошечко; и первое, о чем он успевает подумать, — что она из тех, кто умеет справляться со всем.
— Здравствуйте, — начинает Юнас, — я, наверное, не вовремя.
— Болезни всегда не вовремя, — отзывается она. — Особенно сегодня, когда и Элизабет не вышла. Но мы никому не отказываем. Дата рождения?
Она заносит пальцы над клавиатурой компьютера — у нее крепкие рабочие руки — и вопросительно поднимает глаза на Юнаса.
— Да нет, вы не поняли, — смущается он. — У меня здесь первый рабочий день сегодня. Или, может быть, завтра. Меня зовут Юнас Далстрём.
Он протягивает руку, но та повисает в воздухе: Юнасу не удается просунуть ладонь в маленькое окошечко. Женщина искренне смеется. Она поднимается со стула и отодвигает окошко в сторону еще на несколько сантиметров.
— Гида, — произносит она и протягивает руку.
Нет ничего удивительного в том, что рукопожатие у нее крепкое. Юнас повторяет свое имя.
— Какая приятная неожиданность! — восклицает Гида и снова смеется. — Врач нам сейчас просто очень нужен, чего нельзя сказать о новом пациенте.
— Это точно, — кивает Юнас.
Снова звонит телефон, но Гида и ухом не ведет. В дверях за ее спиной появляется бородатый доктор. Его деревянные сабо гулко стучат по полу, в руках у него какой-то документ, скорее всего направление или больничный лист.
— Посмотри-ка, Вальтер, — восклицает Гида, — у нас появился ангел-спаситель. Это наш новый сотрудник!
Бородатый мужчина на мгновение отрывает взгляд от бумаг. У него пышные, лежащие в беспорядке волосы, в улыбке чувствуется напряжение, и Юнасу приходит в голову, что сам он оплошал, заявившись вот так, без предупреждения.
— Нет, посмотрите-ка, — расплывается в улыбке врач, по выговору которого можно сделать вывод, что он — датчанин, и шагает к проему в стеклянной перегородке; Юнасу кажется нелепым просовывать ладонь в окошко для рукопожатия еще раз, но Вальтер восторженно трясет его руку.
— Добро пожаловать к нам, Юнас!
— Он утверждает, что может заступить прямо сейчас, — говорит Гида и подмигивает.
Вальтер оборачивается:
— Правда?
Телефон снова настойчиво звонит, Вальтер обращает на него внимание.
— Вы бы нам очень помогли, если бы смогли взять несколько срочных пациентов, — произносит он. — Только, разумеется, если это вас не затруднит.
Гида хватает телефонную трубку. Кто-то кашляет в приемном отделении.
— Не затруднит, — кивает Юнас.
Гида показывает ему, где гардероб, на его халат уже прикреплен бейдж с именем «Д-р Далстрём», но вот кабинет для него еще не готов, она поясняет, что это помещение пока используется для приготовления еды.
— Здесь планировали навести порядок после обеда, — поясняет Гида, — но сейчас никак не получится, вы можете пока разместиться в кабинете Элизабет.
Это именно она, Элизабет Ставрум, главный врач муниципалитета, приняла его на работу. Они дважды общались по телефону; судя по диалекту, она из Суннмёре. По разговору Элизабет показалась ему деловой.
— Ее мать сегодня рано утром сломала шейку бедра, — поясняет Гида, открывая дверь кабинета. — Элизабет пришлось отправиться с ней в больницу, но вообще она на работе всегда.
Кабинет Элизабет просторный и светлый. По стенам развешены детские рисунки, на письменном столе — фотография в рамке, на которой, как он успевает заметить, запечатлены четыре поколения людей, одетых в норвежские национальные костюмы.
— Обращайтесь ко мне или Вальтеру запросто в любой момент, если что-то понадобится, — продолжает Гида, — а теперь мне пора бежать.
Она показывает на дверь, из-за стойки регистрации слышно, как разрывается телефон.
Он выписывает антибиотики мужчине с бактериальным воспалением горла и женщине с инфекцией верхних дыхательных путей. Продлевает больничный беременной сиделке и ставит диагноз ОРЗ четырем пациентам, у которых лихорадка и боли в суставах, но показания белка плазмы крови приближаются к норме. Юнас рекомендует жаропонижающее и обильное питье. Предупреждает: «Если симптомы изменятся или состояние ухудшится — сразу к врачу».
Затем он измеряет давление молодой маме, которая рассказывает, что из-за интоксикации при беременности ей пришлось сделать кесарево сечение. Пока он закрепляет манжету на ее плече, она внимательно следит за ним, и когда он объявляет результат — 124 на 80, женщина облегченно улыбается и восклицает:
— Да, теперь наконец похоже на нормальное давление!
В течение всего приема в люльке у дверей посапывает ее дочь. На прищепке под капюшоном прикреплен яркий игрушечный мишка. Молодая мать жалуется на дискомфорт после кесарева сечения, говорит, что у нее тянет в области шва, и спрашивает, не мог бы он на него взглянуть. Когда Юнас помогает женщине опуститься на кушетку, малышка причмокивает во сне, а маленький медвежонок едва заметно раскачивается над ней. На расхождение шва не похоже, жидкости не видно, разрез затягивается, следов инфекции не заметно. Юнас говорит, что все идет как надо, и это, кажется, ее успокаивает.
— Но важно, чтобы вы не поднимали тяжестей, — говорит он.
— Да боже упаси, — отвечает она и смеется, осторожно вставая с кушетки, — поднимать тяжести — это последнее, что может прийти мне в голову.
В четверть пятого последний пациент закрывает за собой дверь его кабинета, или, точнее сказать, кабинета Элизабет Ставрум. Юнас подходит к окну. На улице еще посветлело. Облака рассеялись, над ними проглядывает небо. Он чувствует себя ошалевшим, но в хорошем смысле. Юнас разглядывает горы и думает о том, что у него нет ботинок — пара крепких и надежных башмаков в таком месте, как это, не помешает, и еще, наверное, велосипед. Он оборачивается на стук в дверь. Молодая девушка просовывает голову и удивленно смотрит на него.
— Вы что здесь делаете? — спрашивает она.
— Прошу прощения? — отзывается Юнас.
— Вы кто — врач?
— Да.
— Где Элизабет?
— Она сегодня приболела.
— Приболела?
— Ну да… или что-то случилось с ее мамой. Может быть, я могу помочь вам?
Девушка быстро мотает головой. Ее глаза обведены черным карандашом, Юнас теряется в догадках, сколько ей лет: у девушек бывают такие периоды в жизни, когда они резко взрослеют и в то же время остаются наивными, так что возраст становится трудно угадать.
— Нет, — отзывается девушка. — Мне позарез нужна Элизабет.
— Тогда вам просто нужно прийти завтра.
— Но завтра меня не будет.
— Почему же?
— Я уезжаю в школу в Воссе.
— Но ведь у вас там наверняка есть медицинское учреждение? — уточняет Юнас.
Девушка не отвечает. Она смотрит через плечо в коридор за своей спиной, и Юнас обращает внимание на ее сапожки — от лодыжки до самого низа цвет становится темнее, они, должно быть, промокли насквозь.