– Это уж нам решать, сударь!
– С чем пожаловали и почему команду воинскую с собой привели? – мрачно спросил он. – Мы люди мирные. Других не трогаем, но себя в обиду не даём. Не надо подле нас оружием бряцать.
– Служба, господин Сапежский. Прибыл, чтобы арестовать вас и сопроводить для допроса.
– Свят! Свят! Свят! Что ж за грехи такие за мной обнаружились? – делано удивился Сапежский.
– А вы поезжайте с нами и всё узнаете, – предложил я. – Обещаем справедливое и беспристрастное расследование.
– Знаю я ваше расследование: кнут да дыба. Увольте, господин хороший. Мне и в родном имении неплохо.
Прискакал не выдержавший Фёдор Прокопич. Он резко осадил коня и хрипло заорал:
– Брось дурью маяться, Матвей! Не себя, так дворню свою пожалей. Выходи с повинной головой. Авось не отсекём её.
Я неодобрительно посмотрел в его сторону. Вот уж кого не хватало!
– Фёдор Прокопич пожаловали! – Сапежский снял треуголку. – Какая честь! Простите, но принять не могу. Не прибрано в доме… Вдругоряд приезжайте. Как родного встретим.
– Скалься, скалься, – огрызнулся воевода. – Кончилась твоя свобода.
– Это мы ещё посмотрим…
– Что тут смотреть: повязали твоих сообщников на ярмарке. Они уже и показания на тебя дают. Про то, как ты разор Лоскутовым устроил! Как Забелиных чуть по миру не пустил! Про монастырь Марфинский… Про настоятеля, живота тобой лишённого…
Тут лицо главаря банды дрогнуло. По его выражению я понял: прав воевода, без Сапежского не обошлось. Сам ли или через пособников, но он был связан с убийством. Значит, мы на правильном пути.
А воевода продолжал блефовать (ведь про большинство показаний он наврал, мы взяли слишком мелкую сошку, но кое-что вытрясти удалось):
– Посуди сам, Матвей. У меня с собой солдат много. Они к тебе жалости не имеют. На штык подымут, не задумавшись. Ежли я не остановлю…
– А не пошёл бы ты, Фёдор Прокопич куда подальше! – зло ощерился Сапежский. – Нашёл кого штыком пугать. Да я этих штыков за свой карьер стока насмотрелся, скока тебе и не снилось!
Тогда в переговорный процесс вмешался я.
– Обращаюсь к вашему благоразумию, господин Сапежский. Если на себя плевать – дворню пожалейте. Им-то почто лишения терпеть? У нас не только штыки и фузеи имеются… Мы тут из пушек всё по брёвнышку раскатаем. К чему напрасные жертвы?
– Уезжайте отсюда, следователь, – тоном, не предвещавшим ничего хорошего, предложил разбойник. – По-хорошему прошу. Опосля уже по-плохому придётся. Не токмо у вас пушки имеются. Ну-ка, Гриня, – крикнул он кому-то невидимому, – устрой фейерверх гостям незваным.
Громко бухнуло, на мгновение усадьба окуталась дымом. Мой конь всхрапнул и дёрнулся, я с трудом удержал его на месте.
У разбойников тоже имелась пушка. Может, не одна. Не Царь-пушка, конечно, но и не карманного формата артиллерия. Сейчас она стреляла холостым, однако демонстрация вышла что надо. Немало солдатиков призадумалось о том, что их ждёт во время штурма.
– Таперича ясно? – ухмыльнулся со стены Сапежский. – В другой раз ядром зарядим.
– Ну и гнида ты! – вздохнул я. – О бабах и детишках подумай.
– Не твоя забота, сыщик. Лучше убирайтесь подобру-поздорову, а то будешь у меня за гниду отвечать!
Фёдор Прокопич раздосадовано махнул рукой и повернул обратно. Я догнал его, поравнялся конями.
– Чего это он такой смелый?
– Есть у него защита аж на самом верху, – кисло проронил воевода. – Вот и не боится.
– Ого. Всё страньше и страньше, – не вытерпел я. – А раньше почему об этом не говорили? Ведь интересные подробности всплывают…
– Опасался, что спужаетесь. Не станете с Сапежским связываться, – буркнул он.
– Хорошо вы о СМЕРШе думаете, Фёдор Прокопич…
– Что мне ещё остаётся делать? До вас тут были уже гости столичные. Покуда до дела не дошло, грудь колесом ходили. А потом… – Воевода в сердцах сплюнул.
– Зря вы так! – сказал я. – Мы, конечно, не герои античности, но труса праздновать не собираемся. Вашего Сапежского изловим и на цепи в Петербург привезём. Только сначала узнаем, чем ему настоятель не угодил. Ну а раз мирные переговоры закончились ничем, придётся усадьбу штурмовать. Жаль. Хотелось обойтись без крови. Ну да человек предполагает, а Господь располагает! Будем солдатикам диспозицию излагать, – последнюю фразу я произнёс, как стихи.
Глава 12
В ближайшем лесу срубили несколько деревьев. Они пошли на изготовление мостков через ров и штурмовые лестницы. Тем временем я допросил деревенских, которые сообщили, что в усадьбе закрылись где-то двадцать пять-тридцать разбойников. Ещё столько же набиралось мирной публики, включая детей. Последнее известие порядком испортило мне настроение. Сволочь Сапежский подвергал обывателей нешуточной опасности, а спасовать мы не имели права.
Среди казаков нашлись меткие стрелки с дальнобойными по сравнению с фузеями штуцерами. Конечно, скорострельность у штуцера так себе: замучаешься, пока заряжаешь, но мы не спешили. Я расставил будущих снайперов по позициям, велев выцеливать всех, кто будет защищать стены, особое внимание обращать на артиллерийский расчёт. Контрбатарейную игру ещё не придумали, да и сам я имел о ней лишь общее понятие, потому развивать эту тему не стал.
Часа через два всё было готово. Пушки лупили прямой наводкой по воротам, методично разрушая их в щепы. Разбойники в ответ огрызались, но без особого успеха. Никого из наших зацепить не удалось. Ядра до нас не долетали: пушка у Сапежского была скорее для виду.
Зато казачки снова проявили себя с лучшей стороны. Редкий выстрел заканчивался промахом. Жаль, штуцеров было мало, да и заряжались они долго. Тем не менее снайпера хорошо покосили защитничков усадьбы. Со стороны стен часто доносились крики, стоны и проклятия.
Эх, были бы у нас мортиры! Мы бы таких плюх навесом покидали – Сапежский бы землю грыз от ярости и бессилия. Но и без того наши артиллеристы настоящие молодцы. В отличие от большей части пехоты, успели зацепить войну со шведами и турками.
Очередной залп разнёс остатки ворот по ветру. Образовался проём, которого мы дожидались.
Воевода отдал приказ, и в бой вступила царица полей. Поток зелёных мундиров стрелой вытянулся к пролому. С криком «Ура!» солдаты мигом уложили мостки и перебрались по ним через ров. В ответ раздались жидкие выстрелы разбойников. Снайпера многим отбили желание лезть на стены.
Я посчитал сражение выигранным, но скоро понял, что ошибся. Внезапно солдатские ряды заколыхались, началась паника – добрая сотня бойцов понеслась назад. На ходу многие горемыки-воины бросали фузеи и шпаги.
Причина оказалась простой. Сапежский изменил тактику: он поставил пушку напротив проёма и встретил атаку картечью. Солдаты, как я говорил прежде, попались необстрелянные. Лоб в лоб со смертью не сталкивались. Видя, как от осколков падают их товарищи, вместо того, чтобы дожать, не позволить пушкарям разбойников перезарядиться, они поддались панике и побежали. Не спасли даже крики офицеров и унтеров.
Ситуация выходила из-под контроля. Армия на глазах превращалась в стадо баранов. Надо было что-то предпринимать, и тогда я со шпагой и пистолетом в руках ринулся наперерез мечущейся зелёной массе. Была вероятность, что меня собьют с ног, стопчут, но я проходил сквозь толпу как нож по маслу. За мной нёсся Иван и трое казаков, у которых не было штуцеров.
Наш маленький отряд оказался у расчёта разбойничьей пушки раньше, чем те успели перезарядить орудие. Я выстрелом разнёс череп бандиту с банником, потом шпагой проткнул второго пушкаря. Ранение в живот в этом веке – гарантированная путёвка на тот свет.
К артиллеристам уже спешила подмога. На меня выскочил детина пиратского вида. Сходство добавляла повязка на правом глазе. Разве что попугая на плече не было.
Моя шпага против его саблюки всё равно что зубочистка. Очень скоро «пират» умело оттеснил меня к мосткам. Иван тем временем бился с не менее достойным противником, да и казачкам приходилось несладко. Разбойникам нечего было терять, и они сражались с отчаянием людей, которые поставили себе целью забрать с собой как можно больше противников.
Воевода пытался собрать беглецов, сколотить из них хоть что-то похожее на воинское подразделение, а не трусливый сброд. Получалось у него не очень. Это значило одну простую вещь – подмога будет не скоро.
Фехтовальщик из меня так себе. Тем более против опытного саблиста. Сталь со звоном ударяла об сталь. Я всё яснее понимал, что мне кирдык. «Пират» мастерски парировал мои выпады, а я только чудом уворачивался от его шинкующей воздух сабли. Пока удавалось избегать ранений, но вот именно что пока.
Понимая, что Д’Артаньяна из меня не выйдет, я пошёл ва-банк: изловчился и спихнул противника с мостков в воду. И тогда на моих глазах произошло то, о чём рассказывал пленный.
Нечто огромное на секунду показалось из воды, схватило «пирата» и вместе с ним ушло на дно. Несчастный (впрочем, какой несчастный – он это заслужил) не то что завопить, даже воздуха в лёгкие набрать не успел. Зеленоватая поверхность воды вспучилась пузырями и стремительно окрасилась в красный цвет.
Что это была за тварь, откуда она тут взялась – я не знал и знать не хотел. Может, какой-то сом-мутант, может и впрямь крокодил, может, водяной (ведь не на пустом месте взялись все эти сказки?)… Пускай этим занимаются специалисты. Если захотят, конечно. У меня нашлись заботы поважней.
Я бросился на выручку Ивану. Тот отчаянно бился, но на него насело сразу трое. Моё появление изменило пропорции.
– Спасибо, братишка! С меня причитается! – прокричал Иван.
– Сочтёмся, – кивнул я, насаживая на лезвие косматого, как медведь, разбойника.
Интересно, а где сам «виновник торжества»? Где Сапежский, почему его не видно и не слышно?
Иван любезно «одолжил» ещё одного противника, но тот вдруг широко раскрыл глаза и предпочёл дать дёру. Ларчик открывался просто. Позади уже грохотала башмаками вразумлённая Фёдором Прокопичем пехота. Солдаты опомнились, устыдились и теперь рвались искупить вину.