инской армии, Щорс сообщал:
«13 ноября вечером, в 10 часов, в немецкой казарме было заседание с нашими представителями. Приняты общие платформы. Приняты дальнейшие инструкции. Трое наших остались у немцев, трое немцев — у нас. Телефонная связь восстановлена. О происшедшем широко оповещено вокруг. Немцы стягивают все силы сто шестого полка в Клинцы, где будет избран общий полковой совет. Делегации прибывают ежечасно. Некоторые немецкие солдаты остаются у нас в полку. Полк находится на украинской территории. Завтра будет видно, что делать, а пока в Лыщичах и Кустичах избраны комитеты бедноты. Полномочия мы получили по прямому проводу от товарища Ленина».
11 ноября 1918 года Совнарком, под председательством Ленина, постановляет: дать Реввоенсовету республики директиву — в десятидневный срок начать наступление для поддержки рабочих и крестьян Украины, восставших против правительства гетмана. В Москве созывается совещание членов Реввоенсовета с украинцами-коммунистами. На совещании присутствует товарищ Сталин. Под руководством товарища Сталина создается Реввоенсовет Украинской армии. В его распоряжение командируются двадцать коммунистов — участников героической обороны Царицына.
Изо дня в день растут революционные настроения среди немецких солдат, соприкасающихся с частями Красной: армии. Напуганное этим немецкое командование торопится вывести из Украины оккупационные войска.
«В связи с происходящими событиями в Германии замечается усиление брожения среди германских войск. Приказания об отправлении в служебный наряд в деревни не выполняются. Сегодня ротмистр Соколов не был допущен к допросу к арестованным австрийским солдатам — германский караул потребовал от него разрешения совета солдатских депутатов. Сорганизовавшиеся советы солдатских депутатов сблизились с местными партийными организациями и совместно рассматривают вопросы о замене существующей на Украине власти советами…»[5].
«Но борьба еще не кончена, победа еще не обеспечена. Настоящая борьба на Украине только началась», — пишет товарищ Сталин в статье «Украина освобождается».
Германия выходит из мировой войны побежденной. Страны-победительницы готовятся к походу против Страны советов, поднявшей знамя социализма. В Румынии сосредоточиваются англо-французские войска. Подготовляется новая оккупация Украины. Опять всплывает на поверхность контрреволюционная буржуазная Рада. Ее «головной атаман» Петлюра, заключивший договор с англо-французскими капиталистами, формирует банды на Правобережье. Маскируясь революционными лозунгами, он пытается захватить руководство повстанческим движением украинских крестьян. Кое-где повстанческая масса поддается на провокацию. Гетман Скоропадский, переодевшись немецким офицером, скрывается из Киева. Столицу Украины занимают петлюровские банды. Украинская советская армия, созданная в нейтральной полосе, переходит в наступление. В голове первой дивизии наступает на Киев Богунский полк Щорса.
Глава тринадцатаяНАСТУПЛЕНИЕ
До Киева оставалось около трехсот километров. На пути Богунского полка, в районе Чернигова, стоял гетманский корпус гайдамаков, а дальше, на подступах к Киеву, «головной атаман» Петлюра сосредоточил свои наиболее боеспособные кулацкие банды, которые, для пущей острастки, он называл «куренями смерти».
Заняв Новозыбков, Щорс повернул свой полк на Злынку, Городню, Седнев, Чернигов. Гайдамацкие отряды отходили вслед за спешно эвакуировавшимися немцами, не принимая боя, скрывались в метели. Зима уже разошлась вовсю. Выдалась она ранняя, лютая, многоснежная, с пронизывающими насквозь ветрами. Ветры, воя и крутясь, подымая снежные вихри, неслись по дорогам, полям, просекам в белой мгле метели, застилавшей все вокруг: и небо и землю.
Лесными дорогами мчались на санях бойцы щорсовского полка.
Сани только что выпущены с завода. Еще в ту пору, когда Щорс формировал в Унече свой полк, однажды пришли к нему пробравшиеся через границу молодые парни — рабочие обозного завода в поселке Ардоне, пригороде Клинцов. Щорс, узнав, кто они, сейчас же велел им отправляться обратно на завод. Как ни упрашивали парни, в полк их не приняли.
— Добровольцев у меня хватает, а обозов нет, — сказал Щорс.
Он строго наказал парням никуда не уходить со своего завода, беречь его, как зеницу ока, а в случае, если немцы при эвакуации вздумают вывезти оборудование, поднять всех на защиту завода.
И вот началось наступление. Богунский полк вступил в Клинцы. Рабочие ардонского обозного завода получили от Щорса срочный заказ на пулеметные санки. В долго бездействовавших цехах закипела работа. Санки изготовлялись по щорсовскому чертежу.
Теперь на этих санках сквозь метель, ныряя в сугробах, мчались богунцы. Как снежный ком, разрастался по пути полк. Едва влетят богунцы в село, а на площади уже выстроились взвод или рота повстанцев, ожидающих приказа Щорса о зачислении их в полк. Принимая на ходу новые взводы и роты, Щорс спрашивал:
— Знаете, за что идете бороться?
— Знаем, товарищ Щорс.
— Ну, так вот, кто из вас трус, тот сразу ушивайся, потому что богунцы идут в наступление.
И полк мчался дальше, как вихрь, гоня перед собой гайдамацкие отряды, исчезавшие в метели, Щорса беспокоило то, что враг не принимает серьезного боя. Он часто повторял:
— К Киеву должно отойти как можно меньше войск противника, как можно меньше.
В штабе полка, когда он располагался в селе, не было отбоя от крестьян. Они вваливались толпой в избу.
— В чем дело, дядьки? — спрашивали их.
— А мы до товарища Щорса, — отвечали они.
Если Щорса не было, они терпеливо ждали его. Являлись в штаб и посланцы отдаленных сел. Они приезжали верхом, занесенные снегом, с обледеневшими бородами, и тоже говорили:
— Мы до товарища Щорса.
Какими только вопросами не приходилось Щорсу заниматься в эти дни! Только успеет продиктовать приказ, указать комбатам пути наступления, дать задание конной разведке, принять новый взвод или роту, как вокруг него уже толпа крестьян, и каждый спрашивает о своем, настойчиво просит помощи, совета.
Щорс терпеливо разъяснял, советовал, наставлял, помогал. Ведя наступление, он одновременно организовывал низовые органы советской власти, инструктировал людей, контролировал их.
Разговаривая с крестьянами, он оставался таким же, каким был всегда в полку, — сдержанным, строгим, говорящим все прямо, открыто, без прикрас, без желания расположить к себе людей, приноровиться к их понятиям и желаниям. Однако, крестьяне, в первый раз видевшие Щорса, рассказывали своим односельчанам с уважением о «молодом командире красных, который сильно суровый с виду, но справедливый, правильный человек».
В одном из сел пришла в штаб толпа крестьян. Кто-то из толпы подал Щорсу большую, исписанную каракулями бумагу. Читая ее, Щорс ничего не мог понять. Список каких-то фамилий и рядом — перечисление коров, лошадей, свиней, их кличек, мастей, примет.
«…Антропов Иван Федорович, корова бурая, пятна белые, рога малые, дужками. Нетель белая, по заду яблоко черное, кабан двухгодовалый…»
— В чем дело? — спросил Щорс.
— Весь чисто скот угнали, ироды, — сказал один.
— Гайдамаки, значит, — пояснил другой.
— Будь милостив, всем обществом тебя просим, уважаемый наш товарищ Щорс. Недалеча, чай, ушли, проклятые. Поймай их и скотину отыми, — заговорили все, перебивая друг друга.
— Низко кланяемся тебе, красный герой. Отыми у грабителей.
— А это, значит, — пояснил кто-то из толпы, показывая на бумагу, — мы опись учинили, какая у кого скотина угнана, с ейными приметами, чтобы недоразумения не было, когда скотину нам вертать будешь.
В том, что Щорс вернет им скотину, никаких сомнений ни у кого, видимо, не было.
Население местности, по которой наступали богунцы, хорошо знало Щорса. Полк проходил районы первых боев щорсовского отряда с войсками оккупантов. Легенды о «дядьке Мыколе» передавались здесь из уст в уста.
На пути из Злынки в Городню приток добровольцев не прекращался. Наступая, полк продолжал разрастаться. Щорс не успевал формировать новые роты. Оружия хватало — гайдамаки, отступая, бросали его, — но с обмундированием было плохо. Морозы все крепчали, вьюга утихала ненадолго, а многие богунцы были одеты по-летнему. Шинелишки у всех были старые, изношенные, ветер насквозь продувал их. Сапоги стали редкостью. Одни ходили в опорках, другие в лаптях. Красноармейцы замерзали на посту.
Как-то ночью, в метель, Щорс, проверяя посты, нашел занесенного снегом красноармейца. Из сугроба торчал только штык. Щорс вытащил из-под снега уже застывший труп. Красноармеец был в лаптях и в шинели, не прикрывавшей даже колен. По гигантскому росту и седой бороде Щорс сразу узнал Прокопенко, того самого деда, который пришел вместе со своим внуком. С трудом подняв труп на лошадь, Щорс привез его в штаб и положил на скамейку. Долго, молча, с обнаженной головой, стоял он перед замерзшим на посту стариком-красноармейцем. Все входившие в штаб, взглянув на Щорса, тоже снимали фуражки, папахи. Никто не решался заговорить. Щорс мял в руках полы ветхой шинели красноармейца.
Прокопенко-внук, прибежав в штаб, грохнулся на колени перед дедом.
— Один я теперь остался, дидуся! Один на всем свете белом из всего нашего милого семейства… Тятьку и матку немцы шомполами запороли… И ты, дидуся, на посту своем погиб от мороза лютого!
Поднявшись, Прокопенко-внук вытер кулаками слезы и сказал, обращаясь к неподвижно стоявшему Щорсу:
— Товарищ командир, дозвольте мне с дедом винтовку поменять. Может, заговорена она. Больно уж метко бьет.
Щорс взял стоявшую в углу винтовку деда и молча передал внуку. Потом пожал ему руку и сказал:
— Насчет заговоров это ты выкинь из головы. Помни, что дед твой был хороший стрелок…
В эту же ночь замерзли на посту еще два красноармейца. Их хоронили на рассвете. Вьюга продолжала бушевать. Щорс стоял над могилой с непокрытой головой. Когда бойцов опустили в могилу, он сказал только одну фразу: