— Там воздух чистый, красивая природа, — говорила она, — а тебе, Саша, необходимо заниматься спортом на открытом воздухе. Ты за зиму побледнел и даже похудел.
— Его теперь в пионеры примут! — подхватил Юра, намекая на маленький рост Саши.
Саша было поднялся из-за стола, чтобы наказать обидчика, но того словно ветром из столовой выдуло. С Юрой справиться было легко, но как быть с Леной? Она ни за что не хотела отстать. Подсунула Саше свой стакан компота, глядела на него печальными глазами, будто он был на волосок от смерти из-за своего маленького роста. Заговорила о путевке в дом отдыха…
Вот же, выработает в себе человек такой несносный характер! Обо всех ей надо заботиться! Пора бы ей понять, что если человек загорится какой-нибудь технической или другой важной идеей, то ему некогда думать, бледный он или румяный, худой или толстый. Возьмите Героя Социалистического Труда Дегтярева, — видели вы его портрет в комнате отдыха? Он ведь тоже был худощав. А Ломоносов? Если бы художник изобразил его без парика, так, наверно, оказалось бы, что и у него лицо тоже худое.
И не Лене бы давать советы! Она как придет с завода, сразу начинает отмываться да вазелином мазаться. Ей, видите ли, надо сохранить мягкость кожи, она в актрисы готовится! А по характеру, честное слово, ей только в классные надзирательницы идти…
А вот Саша и после работы любит заниматься делом. Он не обращает внимания на то, что у него руки исцарапаны и в машинном масле. Он и друзей выбирает таких, у которых есть какое-нибудь пристрастие. Потому-то он и стал другом Забавина. Они уже решили: Петя будет учиться без отрыва от производства на историческом факультете, а Саша — на энергетическом, дайте им только ремесленное окончить!
Петя встал из-за стола. Ему тоже надоели насмешки, и он предложил:
— Пошли в город, Сашок!
Прежде всего они направились в Политехнический музей — нет ли там какой-нибудь интересной лекции по энергетике или по истории Петра Первого. Разница в интересах не мешала им сообща ходить на лекции. Это было даже полезно. Петя лучше разбирался в электричестве, занимаясь вместе с Сашей, а Саша узнавал, что, кроме электротехники, есть на свете и другие интересные науки.
Они обошли вокруг Политехнического музея. Афиш о лекциях на интересующие их темы не было. Ребята собрались — уже уходить, как вдруг Петя подтащил Сашу к маленькому объявлению, которого они сначала и не приметили:
— Пошли! — воскликнул Петя.
— Ты же хотел на книжный базар заглянуть… — нерешительно возразил Саша.
После провала со спиннингом у него не было охоты слушать лекцию о рыбе. А на книжном базаре можно было найти что-либо нужное. Но тот, кто защищается слабо, заранее обречен на поражение, и Петя решительно потащил друга в зал.
Саша не раз видел профессоров, но только в кино или на сцене. Артисты всегда изображали их чудаковатыми старичками, которые путают имена, забывают надеть пальто и калоши. Саша относился к этим старичкам без особого уважения и только удивлялся, как они могут учить студентов. Но так как он сам студентом не был, то и ответить на такой вопрос не мог. Поэтому он с особым вниманием разглядывал появившегося на трибуне настоящего профессора.
Он совсем не был стариком. Перед слушателями стоял высокий мужчина лет тридцати пяти с веселым лицом, почти коричневым от загара. Даже непонятно было, где и когда он успел загореть — май только что начался.
Профессор был в костюме военного покроя. На груди поблескивали два ряда орденских планок. Читая лекцию, он часто улыбался, как будто ему особенно нравилось передавать свои знания. Нравились ему, видно, и внимательные слушатели, и солнечное пятно на полу у его ног, и карта рек и озер, по которой он водил длинной указкой. Говорил он очень громким голосом, и слова его звучали подобно лозунгам — так отрывисто он произносил их.
— Наши рыбные богатства неисчислимы. Только в нашей стране сохранились такие реликтовые рыбы, как осетровые… — Он оглядел слушателей и пояснил: — Реликтовые рыбы — это те, которые сохранились почти в неизменном виде от древнейших времен. Например, костяной пан- цырь осетровых можно обнаружить в меловых отложениях юрского периода, которые сложились несколько миллионов лет назад.
Объяснив это и убедившись, что все, вплоть до двух учеников ремесленного училища, которые сели в первом ряду, прониклись уважением к осетровым, профессор продолжал:
— Но будущность нашего рыбного хозяйства — в искусственном разведении рыбы. Представьте себе время, когда все наши реки, озера, пруды и прочие водоемы будут заселены ценными сортами рыбы. Тогда наступит эпоха рыбного изобилия, какой не видывал мир!
Столетие назад у берегов Северной Америки бродили огромные косяки лососевых рыб. Предприимчивые янки охотились на них всеми способами. На океанском побережье возникли специальные города, в которых жили рыбопромышленники, моряки, владельцы береговых промыслов и рыбаки. И что же случилось? — Профессор сделал паузу и обвел взглядом аудиторию. — А случилось то, что теперь лососевые встречаются в тех местах единицами. Янки истребили эту ценнейшую рыбу.
А у наших берегов, в устьях наших рек лососевые породы развиваются нормально, так как мы оберегаем рыбу от истребления. Мы изучаем ее рост, расселение по водоемам, наилучшие условия кормления и размножения. Для этой цели Академия наук построила десятки научных станций, и там работают опытные ученые, восстанавливая и создавая заново рыбные богатства страны.
Ценных рыб в наши дни просто переселяют из одних водных бассейнов в другие. Вот, например, в Амуре водится очень ценная рыба, которую так и называют по имени реки — амур. Теперь эта рыба превосходно размножается во многих реках Европейской части России — на Волге, Каме, Оке…
Вы, наверно, слыхали о том, как заселяют рыбой новые водоемы. Сейчас построены специальные самолеты для переброски живой рыбы по воздуху. На самолете установлена цистерна с водой. Мальки в ней во время перелета чувствуют себя превосходно. Поездом их не повезешь, особенно на большие расстояния, — они не выносят длительных путешествий. И вот наши ученые разработали такую методику переселения рыбьей молоди, что любое рыбоводческое хозяйство может просто дать заказ Министерству рыбной промышленности: «Просим прислать десять тысяч мальков сазана, леща, зеркального карпа…» — одним словом, любой рыбы, и заказ будет немедленно выполнен.
Существуют специальные рыборазводные станции, где выращиваются всевозможные породы рыб. В Саратове, например, на такой станции разводятся особенно ценные рыбы: осетр, белуга, севрюга. На станцию поступает икра от выловленных во время нереста рыб. Там она искусственно оплодотворяется. Молодь выращивается в специальных бассейнах, и когда она окрепнет, ее спускают в реку. В это время ей не так опасны враги, которые могли бы уничтожить ее в более раннем возрасте.
Профессор сделал паузу и поставил на кафедру небольшую шкатулку, в которой что-то зазвенело. Покопавшись в шкатулке, профессор вытащил оттуда металлические сережки, похожие на те клипсы, которые франтихи цепляют на уши.
— Сейчас я перехожу к следующему разделу моей беседы, — сказал профессор, — к вопросу о научном мечении рыбы. — Он потряс в воздухе металлическими сережками, и слушатели невольно потянулись вперед. — Не волнуйтесь, товарищи, — успокоил их профессор, — я передам вам эти метки, чтобы вы могли рассмотреть их, а потом скажу несколько слов об истории мечения.
Спустившись с кафедры, он вынул из шкатулки пригоршню меток и передал в первый ряд. Саша немедленно завладел металлической пластинкой с проволочками. На пластинке, которая досталась Саше, была надпись: «СССР, Байкальская лимнологическая станция Академии наук». Пластинка открывалась, как медальон, и внутри лежало письмо, напечатанное на особой, неразмокающей бумаге. Письмо это было похоже на анкету и состояло всего из нескольких строк: наименование рыбы; вес; возраст; дата мечения; адрес станции, куда прислать найденную на рыбе метку. И ниже следовали вопросы, на которые должен был ответить человек, выловивший рыбу: время вылова; вес; место, где поймана рыба.
У Пети оказалась метка с другой надписью: «СССР, Владивосток, рыбоводная станция». Письмо в метке было напечатано по-русски и по-английски — значит, оно предназначалось и для иностранных рыбаков. А вот для чего все это делалось, пока было неясно. Саша понял, что рыболовство — не простое дело, как он думал раньше.
Между тем профессор продолжал свою лекцию:
— Мечение рыб, зверей и птиц известно нам со времен глубокой древности. Но тогда оно было только забавой. Иногда рыб, зверей и птиц метили и выпускали на свободу в честь какого-нибудь события в семье правителя государства — царя, короля. Например, в ознаменование рождения наследника престола. Иногда — просто по поводу удачной царской охоты… Во многих дошедших до нас старинных хрониках и древних летописях указывается на такие случаи. Чаще всего это рассказы о мечении щук. В литературе по этому вопросу говорится, что щуки с метками жили по сто и двести лет.
Саша взглянул на Петю, но тот не спускал глаз с профессора.
— Имеются сведения о щуках, меченных царем Борисом Годуновым. Царь Алексей Михайлович Романов тоже метил щук. Есть даже указание, что последняя щука с его метками была поймана при Екатерине Второй. В Германии много писали о щуке Фридриха Барбароссы, якобы пойманной через двести лет. Но все эти царские забавы ничего не давали для науки…
Петя не выдержал и громко спросил:
— Но ведь они помогали определить долговечность рыбы?
Профессор взглянул на ученика ремесленного училища, который задал этот вопрос, улыбнулся и ответил:
— С точки зрения ихтиологии предельный возраст рыбы не имеет никакого значения. Ученых и практиков рыбоводов интересует только созревание рыбы, достижение ею товарного веса. При нашей технике рыболовства рыба не может дожить до естественной старости, она будет выловлена раньше.