— Оставь! — огрызнулся Петя.
Ему было очень обидно, что так хорошо и умно построенная им научная теория лопнула.
— А надпись на оборотной стороне ты читал? — спросил Викентий Иванович.
— К такой щуке-то и подойти боязно! — вступился за Петю Ирнат Перфильевич.
Профессор положил сережку на Петину ладонь:
— Читай.
Другая сторона пластинки, все время прижатая к телу рыбы, хорошо сохранилась. Буквы выделялись четко:
Петя опустил голову.
— Ничего, Петя, — спокойно сказал профессор, — ты еще сделаешь свои открытия! Только надо помнить, что всякое открытие требует труда и тщательной проверки. Утверждать свою правоту можно только тогда, когда у тебя налицо все доказательства… Но одно важное открытие вы, молодые люди, сделали: вы открыли следы первой советской ихтиологической экспедиции, которая когда-то погибла на берегах этого озера. И это открытие, я думаю, важнее того, которое ты, Петя, надеялся сделать. Вечером, если хотите, я расскажу вам об этой экспедиции все, что мне удалось выяснить. А пока что давайте закончим нашу работу!
Он снова нагнулся над щукой, приподнял жаберную крышку и ловко просверлил ее чуть в стороне от надреза. Затем просунул в дырку проволоку, вынул из кармана какую-то бляшку, повернул проволоку три раза, и бляшка повисла на том же месте, где была прежняя метка. Петя с удивлением смотрел на его действия:
— Зачем это?
— Это наша метка — института. На ней написано, что мы пометили щуку двадцать восьмого июля тысяча девятьсот пятьдесят первого года. На метке указан наш адрес.
— Да ведь щука-то уже выловлена?
— А мы ее сейчас снова пустим в воду, — невозмутимо сказал Викентий Иванович. — Ведь и работники первой экспедиции когда-то выловили ее и отпустили. Мы сделаем так же. Когда-нибудь ее снова выловят, найдуг вместе с первой меткой нашу и напишут нам в институт, сколько лет она прожила еще на воле.
— Жалко отпускать… — обиженно сказал Петя. — Ловили-ловили, и вот… Может быть, отвезти ее в зоологический сад, пусть она там живет?
Петя со свойственной ему живостью воображения представил себе медную дощечку на стеклянном аквариуме, на которой написано: «Щука первой ихтиологической экспедиции 1918 года. Выловлена Петром Забави- ным и Александром Голубковым на Преславном озере в 1951 году». Пусть даже на дощечке его имя будет упомянуто последним, а впереди идут имена всех, кто помогал ловить щуку, — все равно, было бы приятно прийти в сад с друзьями, как бы нечаянно подвести их к аквариуму и подождать, когда кто-нибудь вдруг прочтет табличку и спросит: «Петр Забавин? Это что, однофамилец?» — «Нет, это я», — скромно ответил бы Петя…
Но Викентий Иванович разрушил его мечту:
— Нет, она там жить не станет! Пусть уж у нас останется доказательство скромных подвигов людей советской науки — их метка. А кроме тою, каждый из участников ловли напишет свой рассказ о том, как была поймана щука. Эти рассказы мы опубликуем как достоверное доказательство той работы, которую вела здесь погибшая экспедиция. А о результатах этой работы напишут сами рыбаки. Они ведь знают, что после гибели членов ихтиологической экспедиции остались следы их дела: озеро стало опять богато рыбой и с тех пор ежегодно приносит пользу народу.
— Правильно, товарищ профессор! — подтвердил бригадир Ситков.
Викентий Иванович продолжал:
— Омут мы оставим под наблюдением рыбаков. Они всегда могут установить, там ли щука или ее уже нет. Можно построить над омутом вышку. С вышки увидеть щуку в воде легко, а для наблюдения с поверхности воды я оставлю колхозному рыбоводу поляроидные очки. И пусть Илья Евстигнеевич не волнуется за своих карпов — в этом возрасте щука ест очень мало.
Он протянул Илье Евстигнеевичу футляр с очками, и тот немедленно стал примерять их. Но так как вода у берега оказалась мелкой, он столкнул лодку — в нее подсело еще человек пять, — а затем с озера только и слышалось:
— Вот чудеса-то!
— Каждая галечка видна!
— Дай-ка и мне! А рыба-то, рыба-то как кормится!
Громче всех раздавался бас Ильи Евстигнеевича:
— Осторожно, не уроните очки! Да я теперь каждого карпа по крапинкам узнавать буду с такими-то очками!.. Эй, Митя, — окликнул он своего помощника, — смотри учись сквозь воду видеть!
Профессор снял с плеча фотоаппарат и начал фотографировать щуку со всех сторон. Он попросил приподнять ее рыло и снял сначала метку первой экспедиции, потом новую метку. Отошел назад и снял лодку вместе со щукой, затем один ее хвост. Наконец он поставил рядом с лодкой Леню, Сашу, Петю, Светлану, Нину, рыбовода, председателя колхоза, словом — всех участников охоты, и снял так, что щука лежала у их ног. Потом сам встал рядом с охотниками и попросил одного любителя щелкнуть аппаратом.
Когда съемка была закончена, он скомандовал, чтобы лодку столкнули в воду. Следом колхозники спустили все лодки. Так целой флотилией и поплыли к щучьему омуту. Кто-то пожалел, что такую большую рыбину не съели, но Викентий Иванович напомнил, что мясо старой щуки невкусно, и все пробовавшие уху из утятницы согласились с ним.
Над щучьим омутом лодки выстроились, как в хороводе. Викентий Иванович и Игнат Перфильевич накренили лодку, в которой лежала старая щука. Когда в лодку начала вливаться свежая вода щучьего омута, старая щука как будто почувствовала, что вернулась домой. Она. зашевелила плавниками, пробуя силу, потом вдруг рванулась вверх и одним прыжком выскочила из лодки. Раздался удар. Над омутом пошли волны.
Старая щука стала медленно погружаться. Рыболовы еще долго видели ее. Должно быть, она очень устала и с трудом сжимала свой плавательный пузырь, чтобы спуститься на дно.
Стало очень тихо. Если бы не флотилия лодок на воде, можно было бы подумать, что озеро пустынно. Людям как будто недоставало чего-то. Может быть, того, что щука не простилась с ними?
В это время на том месте, куда была сброшена старая щука, появился пузырек воздуха, а затем высунулось острое щучье рыло. Щука действительно пришла проститься! Она медленно обвела всех своими черными глазами, потрясла головой, на которой зазвенели серьги — старая и новая, — затем вильнула хвостом и уже быстро, совсем освоившись, ушла на дно. И тогда все — и взрослые и ребята — закричали:
— Прощай, старая щука!
— /Киви еще много лет!
— Доброго тебе здоровья!
— В сеть не попадайся, а то не выпущу больше! — напутствовал щуку бригадир Ситков, все еще не забывший свою первую встречу с нею.
Профессор щелкал своим аппаратом, снимая лодки, берега, омут, коряги возле омута, словно хотел унести с собой на память весь этот уголок.
Но вот он убрал аппарат и сел на весла. Лодку, в которой целые сутки жила старая щука, подтянули, вычерпали из нее воду. Несколько человек пересело в нее. Флотилия тронулась. С весел стекали струйки воды, отражая малёнькие радуги. Зазвенела песня.
Петя задумчиво глядел на воду, на струйки, разбегавшиеся от лодок. Ему было о чем подумать, пока другие разговаривали о щуке.
Итак, щука побывала в руках Пети. Огорчаться ли ему тем, что она оказалась совсем не такой, какую он надеялся выловить?
Он писал историю щуки со всем старанием, на какое бывает способен человек, открывший в себе дар ученого. Что из того, что он оказался неправ! Куда важнее другое: принесли ли ему "пользу занятия в юрезанском музее, знакомство с Павлом Петровичем Масленниковым, с инженером Караваевым?
На этот вопрос он может честно ответить: да, он получил большую пользу! Он понял, что значит научная работа. И пусть первый блин получился комом, но Викентий Иванович когда-то правильно сказал, что они еще успеют сделать свои открытия!
Об этих своих мыслях он не скажет пока никому, даже Саше. Перед ним большая жизнь, и он еще только учится искать в ней свое место.
Саша тихо сказал Пете:
— Вот и окончен наш отпуск. Пора в город, на работу… Ты доволен или нет? По правде!
— Какой же это отдых… — поморщился Петя. — Мы с тобой только то и делали, что работали.
— Э, молодой человек, — сказал профессор, — вот тут ты неправ! Отдых в том и заключается, что человек временно меняет свои занятия. Ты, Петя, посмотри на себя и па Сашу. Разве вы не поздоровели? Да я гляжу на вас и не верю, что прошло всего лишь два месяца с того времени, как мы виделись в Москве. Тогда Сашу называли заморышем, правда? А кто теперь его так назовет? Прямо- таки богатырем стал!
И Петя невольно рассмеялся. Попробовал бы кто-нибудь назвать Голубкова заморышем!
Леня вдруг вздохнул. Ребята обернулись к нему.
— Что с тобой, братишка?
— Вы уедете, а я опять останусь один…
— Это же ненадолго! — утешил его Петя.
— Знаю я — ненадолго… а приедете через год… Я хотел на рыбовода учиться… — Под глазами у него заблестели слезы. — Может, я бы еще раз старую щуку встретил…. —.
— Ну, в этом тебе помочь нетрудно! — Саша обнял брата за плечи. — Вот кончишь десятилетку — и пойдешь в рыбоводный институт. Только зачем же об одной старой щуке мечтать? Научишься — и станешь много полезного делать: и новые ловушки выдумывать и рыбу разводить, чтобы никогда не переводились рыбьи стаи…
Петя слушал, какие умные слова говорит Сапщ Разве месяц назад он говорил что-нибудь подобное? Тогда он думал только об одном — об электротехнике.
— Правильно, Саша! — подтвердил Викентий Иванович. — Только зачем же вам с братом разлучаться? Он уже вырос. Возьми его к себе, и пусть он учится у тебя на глазах. А жить он может пока у меня.
— У вас? — спросил Леня, и лицо его сразу высохло, словно обогретое солнцем. — И я увижу рыбьи чучела? И книги? И карты водных ресурсов?
— Однако вы ему много чудес рассказали о моем кабинете!.. — усмехнулся Викентий Иванович, глядя на Сашу и Петю. — Конечно, увидишь! А к тому времени, когда ты будешь учиться в нашем институте, по советской земле потекут новые реки, возникнут новые моря, и мы, рыбоводы, станем заселять их самыми лучшими рыбами, создавать для них водную растительность и отыскивать наилучшие условия для их жизни, как делают теперь животноводы для своих стад. Вот что будет у тебя впереди, если ты пойдешь в наш институт.